Глава тридцать девятая. Чудным летним вечером
Всю последнюю неделю он покидал место службы преступно рано. В тот день тоже закончил трудиться всего лишь в восемнадцать пятнадцать, строго по расписанию.
Спустился по лестнице, предъявил на выходе пропуск служивому и двинулся в сторону стоянки. Автомобиль, старая, некогда серого цвета «Нексия» узбекского розлива, завелся, на потеху покидавшим место службы на приличных аппаратах господам офицерам, не сразу, минут через пять всего.
Тяжко вздохнув, он аккуратно выехал со стоянки и влился в по-вечернему густой поток. Прислушиваясь к астматическому хрипу двигателя, водитель с грустью размышлял о том, как он будет добираться до работы, когда его стальной конь отбросит наконец копыта и будет свезен на автобойню. Точно не на персональном транспорте с мигалкой (не полагается по должности и уж точно никогда полагаться не будет) и не на новехонькой иномарке, пусть даже эконом-класса (точно не хватит средств на приобретение, даже в кредит).
Проехал совсем немного и, включив правый поворот, аккуратно припарковался у бордюрного камня. Он вообще был крайне аккуратен, всегда и во всем.
Водитель положил руки на рулевую колонку.
— Денег в бумажнике — кот наплакал, — спокойно проговорил он, глядя прямо перед собой. — Трубки, ту, что в нагрудном кармане, и вторую, в бардачке, брать настоятельно не советую. По ним тебя на раз-два вычислят. Часы, — приподнял левую руку, — тоже не стоит, наградные, с гравировкой.
— Я же тебе их и вручал, — донеслось сзади. — От имени и по поручению. Рад, что до сих пор носишь.
— Командир?
— Я, Тема, я. Или ты уже не Артем, а какой-нибудь Артур?
— Артем, — вздохнул водитель. — Был и есть. Могу я полюбопытствовать…
— Перековался в грабители на старости лет, — хмыкнул Большаков. — Нам бы поговорить.
— Ко мне? — Водитель включил левый поворот.
— Не стоит. Дом-то у тебя небось ведомственный?
— Ну, да.
— СК[22] тоже не вариант.
— Как все сурово, — пробормотал водитель по имени Артем. — Ладно, есть тут одно тихое место, — и тут же куда-то отзвонился.
Несмотря на вечернее время, жизнь в торговых рядах у автовокзала била ключом. Громко рекламировали товар продавцы, отчаянно торговались покупатели, навязчиво били в уши песни: бесконечная и заунывная, с переливами на местной мове, как будто кто-то крепко прихватил за тестикулы исполнителя и тащил куда-то. И чисто конкретная на русском о тяжкой доле правильного пацана, у которого любимая перманентно в тоске, а сам он в федеральном розыске.
Миновали обувные, кальсонно-носочные, тюбетейно-шляпные ряды и оказались перед входом в небольшое кафе. Куда и зашли с заднего хода, причем дверь Артем открыл собственным ключом. Прошли полутемным коридором и остановились перед обитой дерматином дверью. Не запертой.
— А здесь мило, — заметил, войдя, Большаков. — Простенько и без излишеств.
Именно так: стол с четырьмя стульями, раковина в углу и дверь рядом. В туалет, наверное.
— Я сам закажу. — Артем нажал на кнопку на столешнице.
— И выпить чего-нибудь возьми.
— Это обязательно?
— Ты что, ислам принял? — удивился Большаков. — Жен четырех завел, наложниц с десяток. Шастаешь по дому в халате да при тюбетейке. Завязал со спиртным и начал пыхать.
— Отвечаю по порядку, — флегматично отозвался сидящий напротив. — Ислам я не принял, жена у меня одна-единственная. Кстати, из местных.
— И как?
— Не нарадуюсь: мужа не пилит, истерик не закатывает, в дела не лезет. Лишнего тоже не болтает.
— А где предыдущая супруга?
— Не здесь, — последовал краткий ответ. Видимо, говорить об этом ему не слишком хотелось.
— Все это, конечно, ужасно интересно, но почему выпить-то не хочешь?
— Боюсь не удержаться и ужраться в хлам, — сознался Артем.
— Это еще почему?
— А очень хочется.
И тут же бегло, на безукоризненном языке титульной нации озвучил заказ представителю этой самой титульной нации, пузатому коротышке в условно белом халате.
— Чу́дно, — заметил Большаков. — То, что доктор прописал.
Из всего только что сказанного он понял одно-единственное слово. И это слово было «коньяк».
Глава сороковая. Национальность как диагноз
— Как получилось, Тема, что ты здесь застрял? Уезжал же ненадолго, через неделю-вторую обещал вернуться.
— Так получилось, — вздохнул Артем. — Папа умер, мама слегла, супруга резко стартовала на историческую родину.
— На Украину? Под Харьков, если не ошибаюсь?
— На мою историческую родину. Быстренько там со мной развелась, порвала сразу все контакты, хотя фамилию сохранила.
— И где сейчас фрау Райх? Что поделывает?
— Говорят, в Мюнхене. Проводит тренинги личностного роста среди эмигрантов.
— Круто. Ну, а потом?..
— А что потом-то? Мама до сих пор жива, правда, в основном лежит. При этом давление у нее стабильно сто двадцать на семьдесят и сердце работает как часы. Никого, естественно, не узнает и совершенно не соображает. Нуждается в постоянном присмотре, особенно когда изредка встает.
— Вот как?
— Ага. В этом году трижды заливала соседей и один раз едва не взорвала дом — чайку надумала попить. Вот я и пошел служить, а что еще оставалось?
— Ты все еще в разведке?
— А почему ты об этом спрашиваешь, командир? — насторожился Артем.
— Ответь еще на пару вопросов, и я все тебе объясню.
— В контрразведке, у нас обе службы объединены в одно министерство. Вы в курсе, наверное.
— В курсе, но все равно странно.
— Ничего странного, я же немец, хоть и из местных, — пояснил Райх. — Когда все начиналось, основное финансирование пришлось как раз на разведку. Туда-то и потянулись все блатные и просто романтики из хороших семей. А мне осталось то, что осталось.
— Вопрос номер два: почему так тянет нажраться?
— Вскоре, жопой чувствую, должно произойти что-то крайне мерзкое. — Посмотрел с тоской на графин, махнул рукой и налил обоим. Тут же выпил в одно лицо сам и снова налил.
— Есть какие-то факты или просто?..
— Просто чувствую, ну и так, кое-что по мелочам, — уныло произнес бывший советский немец и боец из группы Большакова. — А почему спрашиваешь? Что-то знаешь?
— Что-то, получается, знаю, бдительный ты наш. Слушай.
— Черт, — нарушил тишину Райх. — Это даже хуже, чем я мог предположить. С доказательствами, так понимаю, полный порядок?
— Полнейший, — подтвердил Большаков. — Читаю на твоем простом и честном лице искреннее желание немедленно обо всем об этом доложить по команде.
— Очень хочется, — сознался Артем. — Только, знаешь, некому.
— Это как?
— Да так. Первый номер в нашем департаменте — близкий родственник президента. Беззаветно ему предан, что ежеминутно всем и каждому демонстрирует. В профессии — ноль полный. С грехом пополам окончил в восьмидесятых мелиоративный техникум и вплоть до начала девяностых трудился в комсомоле. В девяностые прикупил корочки доктора экономических наук и ушел в бизнес. С успехом проторговался. На нынешнем посту — с середины нулевых. Если выйти со всем этим на него, тут же побежит докладывать президенту, а потом устроит совещание часа на четыре.
— Может, и к лучшему. Значит, президент не полетит в Китай.
— Он уже там.
— Грустно. А номер второй?
— Точнее, номера второй и третий. Во исполнение политики сдерживания и противовесов на эти посты назначены представители двух основных кланов, не очень дружеских.
— Которые заняты преимущественно тем, что собирают компромат и гадят друг другу?
— Приблизительно так. Но, — поднял вверх палец, — и тот, и другой кланы, что они представляют, на мятеж не пойдут. Им этого просто не надо, и так все имеют.
— Номер четвертый?
— Сначала о пятом номере, потому что четвертый по статусу — это я.
— Ух, ты, — восхитился Большаков. — Небось генерал уже или пока полковник?
— Всего-навсего подполковник, — горько усмехнулся Артем. — Самый старый в нашем заведении.
— Как это?
— Да так. Повторяю, я здесь чужой. Именно поэтому у меня максимум обязанностей, за которые строго спрашивают. И меньше всех прав. Каждый мой приказ исполняется только с одобрения вышестоящих. Такие вот дела.
— Так что там с пятым номером?
— С пятым-то? — и вдруг замолчал. — Командир, я идиот!
— Самокритично. А нельзя ли поподробней?
— Номер пятый представляет мелкие кланы на севере страны. Они там много лет бунтовали, даже отделиться собирались, дело чуть до гражданской войны не дошло. Туда, помнится, даже войска вводили. Сейчас притихли вроде. Кстати, этот самый пятый номер — дальний родственник нашего премьера, тот тоже оттуда. Тихое забитое существо под каблуком у президента.
— И кто такой этот ваш пятый?
— Ничего особенного. Когда-то трудился в должности участкового, после умеренно бандитствовал. Тогда там все этим занимались.
— Кто у него в подчинении?
— Хозяйственный блок.
— Хотя бы парочка подразделений боевых счетоводов имеется?
— Ни одного, но это ничего не значит. На малой родине у него стрелков хватает, только свистни. И оружия до сих пор навалом.
— Вот он и свистнет. Если мы, конечно, все правильно посчитали.
— Думаю, да. — Артем покачал головой. — И как это я ушами-то прохлопал?
— Наверное, занят был сильно.
— А то! Второй месяц по личному приказу нашего главного все силы брошены на разработку антиправительственного подполья и его зарубежных кураторов. Самое интересное, почему-то из Киргизии. Я, как водится, — ответственный. Чтобы было, с кого спросить.
— И как?
— Да никак. Просто кое-кто решил прогнуться. Потому что кухонные трепачи, конечно же, есть, таких всегда и везде хватает. Почирикают отважно под водочку, и по домам. Но никакого тебе подполья и тем более кураторов. С такими связываться никто не будет и денег уж точно не даст, даже киргизы. А пока, — несильно хлопнул ладонью по столу, — я занимался этой ерундой, — высказался несколько иначе, но в том же смысле, — тут такое…