Вся эта милая пастораль закончилась во все том же одиннадцатом. Какой-то дамочке с красными ноготками из б…ского эскадрона Табуреточника, в смысле, лучшего министра обороны всех времен и народов, приглянулся скромный двухэтажный особнячок в пределах Садового кольца, в котором располагался этот самый НИИ. И его быстренько пустили под нож.
Директор НИИ с ходу просек ситуацию и поднял лапки кверху. А будущий Парфюмер проявил непонимание момента и принялся бомбардировать рапортами инстанции. Которые, в смысле, рапорта, в результате и попадали к тем, кто всю эту аферу и затеял.
В итоге здание, конечно же, отжали и быстренько продали на сторону. Сотрудников разбросали кого куда, а против главного мятежника затеяли финансовую проверку. Ни черта крамольного, как ни старались, конечно же, не обнаружили, но из вооруженных сил все равно решительно попросили, не дав дослужить каких-то четырех месяцев до пенсии. Красиво, в общем, уделали. Ибо не хрен. Еще и чуркой неумытым почти в глаза обозвали за то, что ни разу не арийской внешности и национальности. И запретили забрать из лаборатории личные вещи.
Он съехал на историческую родину, которую до того навещал раз в пять лет. С собой, несмотря на все эти бабские пакости, сподобился прихватить все самое ценное, то есть голову.
На земле предков вскоре устроился вполне себе: успешно гнал контрафактные духи с лосьонами в рабочее время и создавал кое-что на продажу в свободное. В отношении последнего «кое-чего» стойко придерживался трех главных принципов: не создавать НИЧЕГО летального; продавать плоды своих трудов только лично знакомым; делать это за ПРИЛИЧНЫЕ деньги. Без скидок на славное боевое прошлое в виде мест совместной службы и отдыха, соблазненных дам и декалитров выпитого.
Одним из этих спецсредств Котов и пытался вооружить бывшего цэрэушника Михаила, а тот отбивался, как мог. Потому что боялся.
— Послушай… — Саня вытер ставший влажным в процессе общения лоб. — Тебе же обещали!
— Мало ли кто кому и что обещал, — прозвучало в ответ. — На хрен я вообще вам буду нужен, когда работу сделаю? А?
— Это твое последнее слово?
— Последней не бывает.
— О господи!
— Нашли дурака, — продолжил потихоньку истерить Михаил. — Так вот почему вы меня сразу-то не грохнули! Чтобы сдох вместе с теми китаезами на квартире. От каких-нибудь самых что ни на есть естественных причин.
— Умный ты, — вздохнул Котов.
— Плавали, знаем.
— И профессионал крутой, — добавил Саня. Достал из нагрудного кармана рубашки три ампулы со стенками из толстого стекла. — Ну, выбирай тогда.
— Да пошел ты!
— Выбирай, я сказал! — сделав страшное лицо, взревел Саня.
Бедняга вздрогнул, слегка побледнел и ткнул наугад пальчиком.
— Отлично! — Котов толкнул того на диван. После чего, затаив дыхание, свернул шею одной из ампул. И рванул прочь из комнаты.
Минут через семь вернулся и принялся с большим удовольствием лупить ладошкой по щекам спящего, как ангел, Фому неверующего по имени Михаил.
Глава сорок седьмая. Безумству глупых споем и спляшем, или Бескомпромисный идиотизм исполнителей
— Садитесь.
На этот раз Артем прикатил на темно-коричневой «волжанке», настолько древней и дряхлой с виду, что сам факт ее существования сам по себе вызывал искреннее удивление.
— А где твоя тачка? — полюбопытствовал Большаков.
— Забудь.
Бежало, однако, престарелое детище советского еще «Автопрома» легко, совершенно не задыхаясь.
— Мы едем в кафе? — подал голос Гуйлинь.
— Нет, — покачал головой Артем. — В гараж.
Мазнул глазами через зеркало расположившегося на заднем сиденье китайца и не узнал. Слишком много лет прошло со времени их последней встречи, и слишком много сменилось у того лиц. Разве что голос…
Подполковник остановил машину у гаражей на окраине и заглушил мотор.
— У нас новости, — сообщил он. — И очень интересные.
— А если подробнее? — поинтересовался китаец.
— Будут вам подробности.
Снова посмотрел назад и явно напрягся, пытаясь что-то припомнить.
— В, скажем так, моем гараже сейчас сидит и дрожит один интересный кадр в звании майора, — сообщил он. — Порученец и по совместительству дальний родственник, какой-то там, как говорится, семиюродный восьмибрат номера пятого из нашего департамента. — И добавил скромно: — А с некоторых пор еще и мой агент.
— На чем интересно прихватил? — полюбопытствовал Большаков.
— На банальной бытовухе. Паренек по имени Мурад, ну, никак не может держать на привязи своего «коня» из ширинки. Именно поэтому по вторникам и субботам спит с женщиной собственного шефа. Мне об этом стало известно.
— Не с женой? — уточнил Гуйлинь.
— Естественно. — В этот момент в голове у Артема, видать, что-то с чем-то сошлось, и он с округлившимися от удивления глазами уставился на сидящего сзади.
— Времена меняются, — усмехнулся Большаков. — Теперь мы с Китаем — опять братья навек. Вы, кстати, тоже.
— Твою же ж мать, — отозвался Артем.
— Может, собственно к делу? — молвил Гуйлинь. Несколько сердито. Есть ему, видите ли, хотелось. А ужин явно накрывался.
— К делу так к делу, — согласился подполковник.
Сидевший на ржавом ведре в уголке пустого гаража персонаж поднялся на ноги, рассмотрел вошедших и захлопал в изумлении глазами.
— Кто… Как это? — пролепетал несчастный.
Именно им он и был. Изжелта-бледный, весь какой-то оплывший и даже чумазый. Видимо, оставшись наедине с самим собой, бедняга всплакнул.
А каким красавчиком смотрелся совсем недавно. Высокий, в меру упитанный, слегка подкачанный жгучий брюнет. Типичный герой-любовник, а то и просто герой из болливудского кинá. С несмываемой печатью адъютантской наглости и вседозволенности на смазливом личике. Многие принимают это за безграничную смелость и уверенность в себе. Именно поэтому к таким как магнитом тянет женщин. А мужчины, что поумнее, наоборот, стараются держаться от них подальше.
— Ну, что застыл, лишенец? — сурово заметил Артем. — Рассказывай давай. Во всех подробностях.
— Я… я все равно не понимаю.
— Ты что-нибудь слышал об антиправительственном заговоре? Киргизском следе? Подполье?
— Ну, да.
— Так вот, это просто красивая легенда. Никакие киргизы, даже ты понимаешь, ничего такого не замышляют. Не до того им, своих проблем хоть половником хлебай. В стране созрел заговор с целью насильственного свержения отца нашей нации и разрыва отношений с союзниками по договору, Россией и Китаем. Сам должен понимать.
— А?..
— Именно поэтому принято решение о проведении совместной контртеррористической операции. Перед тобой — ее руководители.
— Я…
— Ты хоть понимаешь, дебил, во что такое ты влип? — прокричал еле слышным шепотом Артем. — И какие конкретно в отношении тебя могут быть последствия?
От этих слов бывшего красавчика и крутого мужчину Мурада аж впечатало в стену.
«Растет паренек», — одобрительно заметил про себя Большаков. И тут же сам себя одернул. Вырос Артем и давно уже не паренек, а толковый и матерый мужик.
— А последствия могут быть самыми разными, — вступил в разговор Гуйлинь. — Так что выбирайте: либо вы, майор, — гнусный предатель, судьба которого предсказуема и крайне печальна. Либо совсем наоборот — отважный, верный присяге офицер и патриот. В этом случае, сами понимаете…
— Понимаю, — прошептал несчастный. — Я — патриот. — И еще тише: — И отважный офицер.
— Прекрасно, тогда мы вас очень внимательно слушаем.
— На днях, — вытер выступивший на лбу пот рукавом, — мы с шефом направились в командировку… — И далее во всех подробностях.
Через некоторое время иссяк, без сил опустился на все то же ведро и застонал, как гавайская гитара. А трое вышли наружу.
— Однако, — щелкнул портсигаром Гуйлинь. — Что скажете, коллеги?
— Эффект исполнителя, — буркнул Большаков. — Во всей красе.
И действительно. В мире, не прекращаясь, идет Большая игра. Лучшие умы составляют мудрые планы, задействуется куча крутых спецов, несчитано тратятся серьезные средства. И все идет прекрасно, пока в дело не вступают исполнители из числа «туземцев». Пример? Да бога ради. Сколько времени, сил и средств потратили игроки с другой стороны доски на аферу с Украиной? До хрена. Игра стоила свеч, в случае успеха дорогих западных партнеров под боком у России появлялось полностью враждебное ей государство. И не только это. Слишком много возомнившей о себе «региональной державе» наносилось стратегическое поражение на ее же южном фланге. Сравнимое по степени унижения с результатом Крымской войны 1854–1855 годов.
Задумано было красиво, местами даже изящно: волной народного гнева смывается к чертовой матери насквозь коррумпированное руководство южного соседа, и к власти приходят совершенно другие люди. Честные и чистые, пушистые и даже местами белые. А потом… потом Украина спокойненько денонсирует с коварным северным соседом договор о нахождении на собственной территории его флота. И сразу все высокие суды, от районного в Жмеринке до Лондонского со Стокгольмским, подтверждают легитимность данного решения.
После чего Черноморский флот следует на выход с вещами. Хошь в Новороссийск, хошь на Алтай, без разницы. Главное, что она, Россия, полностью (без единого выстрела, заметьте) теряет контроль над Черным морем. Который переходит к… Украине? Да хрен там, кто же ей такое доверит?[29]
Но все красивые планы полетели куда подальше, когда в дело вступили исполнители из числа местных. В итоге от Украины отошли части двух областей, а Крым в полном составе отдрейфовал в направлении России.
Та же картина касательно талантов и умов исполнителей повторилась и здесь. Когда большой начальник, шеф Мурада, прибыл на малую родину, дабы разжиться, согласно ранним договоренностям, несколькими снайперами, выяснилось, что часть местных вождей решила переиграть ситуацию. И вместо того чтобы действовать скальпелем, решили пустить в ход топор.