Зима одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года на севере Вьетнама получилась привычно омерзительной: дождь, грязь, ветер. И ничем таким бы не запомнилась, если бы не одно маленькое, но крайне паскудное «но». Именно тогда, в феврале семьдесят девятого, Китай вдруг счел себя выдающимся педагогом и вознамерился преподать Вьетнаму урок. И попер, Песталоцци хренов, как пьяный в Третьяковку.
Советский Союз в том конфликте помощь братскому тогда еще Вьетнаму, сами понимаете, не оказывал. Ну, ничем абсолютно.
Глава восемнадцатая
Гребаный дождь, долбаный ветер! Подняв воротник куртки и нахлобучив поглубже кепку, он легкой рысью, огибая лужи, пересек плац. Миновал плотно прилегавшие друг к дружке достаточно убогого вида, похожие как близнецы двухэтажные казенного вида здания и приблизился к находившемуся на отшибе одноэтажному, еще более убогому на вид. Никого по пути не встретив, что не удивляло. Войсковая часть вьетнамской армии несколько дней назад почти в полном составе убыла на кампучийскую границу. Соседи что-то уж больно засуетились.
Вошел вовнутрь и спустился на два пролета ниже в подвал. Толкнул дверь и вошел в допросную. Повесил промокшую куртку с кепкой на гвоздь и расположился за столом.
— Об успехах даже не спрашиваю.
— Глухо, как в танке, командир, — усмехнулся старлей Никитин. — Товарищ ни в зуб ногой по-русски, а с китайским — проблемы уже у нас.
— Вот же урод! — влез, хотя не просили, в разговор переводчик, крепкий такой паренек. Подошел к пленному и от плеча замахнулся. — Меня, типа, не понимает, а сам говорит так, что хрен разберешь!
Давным-давно, когда Китай числился среди наиболее вероятных противников СССР, в среде переводчиков-китаистов бытовала почти что не шутка. Дескать, когда начнется полномасштабная война с восточным соседом по глобусу, в первых рядах наших наступающих войск следует пускать переводчиков. С тяжеленными словарями наперевес и всем тем, что наболело в процессе работы с языком и его носителями в душе. А следом уже танки, если, конечно, понадобятся.
— Все так плохо? — хмуро поинтересовался командир группы.
— Еще лыбится мне здесь, гад, — прорычал лейтенант, недавний выпускник пединститута в Забайкалье. — Дали бы вы мне его на пару минут пообщаться, а?
Прибывший с группой из Москвы переводчик, мужчина толковый, знавший язык достаточно прилично, уже третий день работать не мог. От слова «совершенно». Пал, понимаешь, жертвой любви к экзотике, в смысле, в первый же день откушал странно пахнущий салат с морепродуктами и… И с тех пор лежал пластом, даже погадить подняться самостоятельно не мог. В Центре проблему с заменой решили оперативно: отфутболили запрос в Дальневосточный округ, а оттуда уже и прислали на подмену специалиста из бригады радиотехнической разведки. Типа, военного переводчика китайского языка. Которого, если что, совсем не жалко.
— Ну, что, командир, даете добро? — лейтенант покрутил мосластым кулаком перед носом у пленного, мелкого, щуплого, неопределенного возраста (от тридцати до сорока пяти лет) китайца. Тот почему-то пугаться не спешил. Сидел себе, отставив чуть в сторону забинтованную выше колена левую ногу, и сдержанно, чисто в национальной манере улыбался.
— Думаешь, справишься? — вздохнул майор. Коротко глянул в сторону пленного и тут же отвел взгляд. Тот, кстати, тоже на него не особо засматривался.
— Чемпион зоны Сибири и Дальнего Востока по боксу в полутяже, — расправил плечи дипломированный специалист и добавил, раз в сотый за последние дни: — КМС, между прочим, — прихватил китайца за шиворот и слегка встряхнул. — Пара ударов по печени — и парень сразу станет проще.
Переводчик из лейтенанта, успели, наверное, догадаться, получился никакой. Зато крутизна так и перла, как опара из кадушки. Хлопец чуть не с пеленок только и делал, что старался выглядеть крутым и опасным. Лучше бы иероглифы учил, право слово.
— Впечатлен, — хмыкнул командир. — Но мы пойдем другим путем. — Повернулся к пленному: — Speak English?
— Sure, — кивнул тот.
— Ах, ты ж… — Лейтенанта аж перекосило от злости. — А что ж он сразу-то не сказал?
— А ты спрашивал? — поморщился майор. — Ладно, иди уже, — раскрыл сумку и достал какие-то бумаги.
— И я? — догадался Никитин.
— И ты.
Искренне, как только детишки умеют, обидевшийся на весь мир лейтенант вскочил и двинулся к двери. По дороге, как будто случайно задел раненую конечность пленного. Тот в ответ зашипел сквозь зубы, не переставая, что интересно, мило улыбаться. Никитин переложил пистолет со стола в нагрудный карман, глянул на командира, понимающе кивнул и тоже вышел. Дверь закрылась.
— Ну, здравствуйте, Ван, хотя зовут вас иначе. Уверен.
— Привет, Вася, или правильней будет Николай? Николай Большаков, тот самый, как говорят у вас в Африке.
Глава девятнадцатая
— Польщен, — заметил майор. — А как называть вас?
— Пусть будет снова Ван.
Ну, Ван так Ван, кто бы спорил.
— Как нога? — поинтересовался Большаков.
— Спасибо, ужасно, — последовал ответ. — Ваша работа?
А то. Вообще-то он собирался стрелять в голову, но, разглядев через оптику лицо лежащего за пулеметом, передумал. Сменил позицию и аккуратно продырявил старому знакомому нижнюю конечность. А последующими двумя выстрелами вывел из строя ПК, пулемет Калашникова, из которого тот прикрывал отход армейской диверсионно-разведывательной группы. Второго пулеметчика одним точным выстрелом в голову успокоил лейтенант Новиков, позывной «Сова».
Ничего, в общем, странного и необычного. Очередной «успех» китайских коллег. Бездарно спланированная и хреново исполненная операция. И это правильно. Не стоит надеяться исключительно на всепобеждающие идеи председателя Мао. Матчасть надо учить, ребята. И много работать над собой.
Странности начались чуть позже. Единственный не ушедший с частью к кампучийской границе сотрудник местной контрразведки только глянул на пленного, как сразу озаботился лицом и ускакал куда-то, видимо, уточнять информацию и докладывать наверх. Вскоре вернулся, как красно солнышко сияющий, и принялся уговаривать дорогих «советских товарищей» постеречь того. Дескать, ценный экземпляр попался.
Майор, в свою очередь, связался с руководством.
— Пришлите словесный портрет, — потребовал Центр.
Выслал.
— А теперь проверьте, нет ли у него шрама на левом плече. Если есть, то какой?
— Имеет место, — доложил майор. — Сантиметров семь в длину, тонкий, змеевидный, почти незаметный.
— Твою мать, — обалдели в Москве.
— Мать же ж твою, — молвил Большаков, ознакомившись со справкой из Центра.
В конце семьдесят восьмого в СССР перебежал полковник китайской военной разведки. И не просто полковник, а самый настоящий боевой оперативник. Не от хорошей, сами понимаете, жизни, точнее, ради спасения собственной. Рассказал товарищ много о чем. И в том числе и о сидящем сейчас на стульчике с простреленной ножкой.
Никакой это, конечно же, не Ван, а известный как Фан Куан (вряд ли это настоящее имя) боевой оперативник, полковник главного разведывательного управления НОА Китая. Командир специального подразделения. Вполне заслуженно считающийся одним из самых опасных людей в Азии. И не только в ней. С кровавым послужным списком длиной с мост через реку Янцзы в Нанкине.
В середине семидесятых был, как многие другие спецы, репрессирован. То ли за недостаточную лояльность генеральной линии партии, то ли просто по доносу. Полтора года, по одним данным, занимался животноводством в сельскохозяйственной коммуне, по другим же (ну ни хрена себе!) — преподавал в пекинском институте народной медицины. Не так давно с очень большим понижением в звании и должности возвращен на службу и направлен в войсковую разведку.
Теперь многое становится понятным. Почему, например, у китайцев сорвалась операция. Да потому, что Фан Куан, или кто он там, ею не командовал, а был в той группе на самых последних ролях. Именно поэтому его, как наименее ценного бойца, вместе с еще одним, молодым и зеленым, оставили прикрывать отход. В разведке, сами понимаете, нет места для сантиментов.
— Собираетесь подстраховаться? — продолжая мило улыбаться, спросил Ван. Или же Фан. И протянул руки под браслеты.
Давным-давно все понял, хитрован хренов.
— Обойдемся, — буркнул Большаков.
Он совершенно не опасался резких телодвижений со стороны старого знакомого. И не потому, что сам он — тоже не подарок, а за дверью дежурят серьезные ребята Никитин с Новиковым, что стреляют быстрее, чем многие думают.
Просто смысла дергаться, крошить все живое, а потом устраивать кросс по пересеченной местности с простреленной ногой НЕ БЫЛО. План, как выпутаться из ситуации, как у любого другого на его месте, конечно же, был. Но…
— Я так понимаю, беседы не получится? — спросил майор.
— Ну, почему же. С удовольствием проведу немногое оставшееся время в общении с вами. Кстати, вы стали намного лучше изъясняться по-английски. Местами даже слышится «The southern US accent»[7]. Мои комплименты.
— Стараюсь, — растрогался Большаков. — А у вас все тот же старый добрый «The posh English»[8]. Регулярно практикуетесь?
— О да. — Этот Фан точно знал, что его русский коллега в курсе некоторых подробностей его биографии. — В процессе общения со свиньями — в том числе.
За дверью послышались шум и громкие голоса.
— Видимо, это за вами.
— Скорее всего, — согласился китаец. — До следующих встреч, — и тут же стал выглядеть растерянным и раздавленным морально. Окончательно потерявшим лицо. Что по меркам Востока означает — живым трупом.
Дверь приоткрылась.
— Командир, — просунул голову в проем Никитин, — тут за пленным прибыли.
— Пропускай.
В комнату вошли четверо: местный контрразведчик, непривычно суетливый, с выражением надвигающегося праздника на лице, и трое приезжих. Один в форме, с погонами майора, и двое среднего возраста крепышей в штатском, то есть тоже в форме, но без погон. Со значками «Отличный стрелок»