— Но потом я научилась не подпускать его к себе, — выдохнула Дивина.
— Отгородиться от него? — спросил Маркус, прищурившись.
— Он наслаждался болью и страданиями. Я думала, если перестану давать ему это, он устанет от меня и просто убьет меня, — призналась она. Поэтому я попыталась отгородиться от него. В конце концов, мне это удалось.
— Это то, что ты сделал со мной? — тихо спросил Маркус, и когда она моргнула и посмотрела на него с удивлением, он сказал: — В конце, как раз перед тем, как я потерял сознание, ты как будто внезапно исчезла.
Дивина сглотнула и торжественно кивнула. — Да. Я пыталась использовать ту же технику с тобой. Я не хотела терять сознание.
— Ты хотела не спать и связать меня, — сухо сказал он и обиженно посмотрел на свои связанные запястья. — И очевидно, это сработало.
— Вообще-то нет. Не так хорошо, как я надеялась, — призналась она. — Я оставила его слишком долго, прежде чем закрыться, и я ненадолго отключился.
Маркус лишь слегка смягчился, но неохотно сказал: — Ты научилась отгораживаться от него. Сомневаюсь, что он был доволен.
— Нет, — признала Дивина. — Не было ничего веселого в том, что он не чувствовал моих страданий. Но вместо того, чтобы остановиться, он, казалось, удвоил свои усилия.
— Прости, — тихо сказал Маркус.
— К счастью, прежде чем он устал от этого и убил меня, я забеременела.
Маркус напрягся. — Твой сын…
— Да, Дамиан — сын Леониуса Ливия I, — устало ответила Дивина.
— Дамиан, — выдохнул он с видимым облегчением и нахмурился. — Ты говоришь «к счастью», как будто это хорошо? Я имею в виду, некоторые женщины…
— Некоторые женщины возненавидели бы вынашивание ребенка своего насильника и мучителя, — тихо сказала она. — Я понимаю, но… — Дивина сглотнула и уставилась на свои ноги, только тогда осознав, что собиралась уйти без обуви. Она была босиком. Вздохнув, она подняла голову и сказала: — Ты должен понять, что беременность означала конец пытки и изнасилования. Некоторые из нас не могли вынести ребенка нашего похитителя, но некоторые видели в этом благословение, дар. До тех пор, пока мы были беременны или кормили грудью, мы не вызывали интереса Леониуса. Так что этот ребенок был драгоценен, и мы кормились так часто, как они позволяли нам, отчаянно пытаясь потреблять достаточно крови, чтобы сохранить беременность в безопасности.
— Сколько вас там было? — нахмурившись, спросил Маркус. — Я имею в виду, я слышал истории о сотне женщин, которых держали взаперти в клетках, освобождали только для того, чтобы насиловать, пытать или кормить, но я всегда думал, что это преувеличение.
— Это не так, — тихо сказала Дивина. — Я бы предположила, что когда бессмертные напали, у него было около пятидесяти смертных женщин для кормления; двадцать или около того без клыков, которых он обратил и насиловал и пытал; вместе с четырьмя бессмертными женщинами, с каждой из которых он надеялся породниться; и еще двадцать четыре без клыков плюс я, которые были беременны или кормили грудью.
Маркус выдохнул медленно, а затем спросил: — Что ты? Беременна или кормила грудью?
— Я родила в утро нападения, — тихо сказала она. — Вообще-то, оглядываясь назад, я думаю, что это были искусственные роды.
— Индуцированные? — спросил Маркус.
Дивина кивнула. — Прошлой ночью мы получили сообщение, что бессмертные сформировали армию под командованием моего деда, а также дяди Люциана и некоторых других, и что они идут на лагерь Леониуса. Женщины трепетали, наполовину надеясь на спасение, наполовину боясь его.
— А ты? — спросил Маркус. — Ты надеялась или боялась?
— Я просто запуталась, — несчастным голосом сказал Дивина. — Они говорили всякие вещи. Некоторые полагали, что бессмертные спасут женщин, но очистят их от беременности, чтобы не допустить появления на свет еще одного Леониуса. Другие думали, что они просто убьют всех, Леониуса, его мужчин и женщин.
— Почему женщин? — нахмурившись, спросил Маркус. — Они были жертвами всего этого.
— Мы были запятнаны, — просто сказала она. — Многие женщины думали, что нас сочтут поврежденным товаром.
— А ты как думала? — нахмурившись, спросил Маркус.
Дивина покачала головой. — Я не знала, что и думать.
— В любом случае, я не думала, что буду спать в ту ночь, я была так расстроена всем, но я должна была, потому что я помню, что Абаддон должен был встряхнуть меня, чтобы я проснулась. Была середина ночи, и я смутилась, когда он разбудил меня, и еще больше смутилась, когда он дал мне выпить настойку. Когда я спросила, что это, он просто взял меня под контроль и заставил выпить. Вскоре после этого у меня начались схватки.
Дивина на мгновение закрыла глаза и поморщилась. — Дамиан родился быстро. Все произошло гораздо быстрее, чем кто-либо ожидал. Дима, смертный, который был моей акушеркой, сказал, что если бы я была смертной, то не выжила бы. Я был сильно порвана.
— Но ты выжила, и ребенок тоже? — спросил он.
Дивина кивнула. — Да. Он был в порядке. У него не было клыков, но он был сильным здоровым ребенком.
— Подожди, что? — в замешательстве спросил Маркус.
— Он был силен и здоров, — повторила Дивина, а затем сухо добавила: — Хотела бы я, чтобы то же самое можно было сказать и обо мне. Как я уже упоминала, во время родов я был сильно разорвана, и у меня не было времени, чтобы исцелиться после. Леониус приказал Абаддону вывезти меня и моего ребенка из лагеря через секретный туннель до того, как бессмертные проникнут в лагерь, и он сделал это через несколько минут после рождения Дамиана.
— А других матерей и их детей тоже вывезли тайно? — сразу спросил Маркус.
— Нет, — тихо ответил Дивина. — По крайней мере, Абаддон сказал, что я была одна, и они все были там, когда он отправил меня.
— Почему он хотел, чтобы тебя вывезли тайно? — спросил Маркус.
Дивина замялась, ее немного испугал его резкий тон, но через минуту она вздохнула и сказала: — Абаддон сказал, что Леониус думал, что мой дядя оставит остальных в живых, но был уверен, что он зарубит меня на месте и убьет Дамиана, когда узнает, что я так опозорила свою семью.
— Что? — смущенно спросил он. — Как ты обесчестила свою семью?
— Родив ребенка от Леониуса, — мягко заметила она.
Маркус покачал головой. — Дивина, ты сама была ребенком, тебя насиловали и пытали. Люциан вряд ли возложил бы на тебя ответственность за рождение ребенка, и он не убил бы невинного ребенка.
— Он убил всех женщин и детей, которых они нашли в лагере, — грустно заметила она, вспоминая женщин, с которыми жила и страдала.
— Бессмертные не убивали этих женщин и детей, — твердо сказал Маркус. — Когда Леониус понял, что проиграет битву, он отступил в лагерь с шестью старшими сыновьями. Они собрали всех женщин и детей и убили их. Несколько бессмертных были связаны с женщинами без клыков и подожжены, и пока они кричали и горели, он и его старшие сыновья устроили оргию крови с оставшимися смертными, выпив каждую смертную женщину досуха.
— Но Абаддон сказал… — Ее голос затих. Всю свою жизнь она знала, что Абаддону нельзя доверять. Ей следовало понять, что все, что он когда-либо говорил, подозрительно. Но тогда он был ее единственным источником новостей. Он притворялся, что она важна для него, что он должен заботиться о ней и защищать ее… Предсмертное желание его господина.
— Что случилось после того, как Абаддон тайком вывез тебя из лагеря? — спросил Маркус. — Куда вы пошли?
Дивина устало пожала плечами. — Первая часть путешествия после отъезда осталась в моей памяти как в тумане. Я была слаба и страдала от родов, у меня не было ни шанса вылечиться, ни даже поесть. Нам пришлось бежать, прятаться и снова бежать.
— Почему? — спросил Маркус. — Чтобы защитить тебя и твоего сына от дяди?
Дивина кивнула.
— Ты хочешь сказать, что всю свою жизнь пряталась и убегала от семьи, потому что верила, что они убьют твоего сына?
— И меня, — добавила она торжественно.
— Дивина, — медленно произнес он. — Люциан не стал бы этого делать. Он не убьет невинного ребенка.
— Но он не был клыкастым, как и его отец, — заметила она. — А мои дед и дядя собирались уничтожить всех без клыков.
— Твой сын не может быть… — он покачал головой и пробормотал что-то насчет того, что разберется с этим позже, затем сказал: — Да, тогда бессмертные были полны решимости не убивать клыкастых. Но не неполнозубых. Но не неполнозубых.
— Неполнозубых? — неуверенно повторила она.
— Это бессмертный без клыков. Их называют edentate. Любой ребенок, рожденный без клыков, считается беззубым до тех пор, пока не сойдет с ума и не проявит склонности к отсутствию клыков, склонности к пыткам и убийствам и. т. д. Но не все беззубые не становятся клыкастыми. Твой сын не был бы убит. И уж точно не ты.
— Но я не совершила самоубийство, — заметил Дивина.
— Что? — спросил он в замешательстве.
— Причина, по которой в лагере было так мало бессмертных женщин, заключалась в том, что они обычно убивали себя, а не терпели изнасилования и оплодотворения Леониусом. Я видела, как двое из них делали это в течение года, что я была там. Одна освободилась, и когда стражник вытащил меч, она просто наклонила голову, обезглавив себя. Еще бросилась в огонь и сгорела. Абаддон сказал, что у них есть честь и их семьи были бы опозорены, если бы они не сделали этого. Что их семьи, вероятно, убили бы их сами, если бы они нашли их в лагере Лео живыми и здоровыми, никогда не пытавшимися сбежать или покончить с собой. Он сказал, что дядя Люциан такой же, надменный, холодный, жесткий…
— Опять Абаддон, — сердито перебил Маркус. — Дивина, он лгал тебе. Он лгал тебе о том, что случилось с женщинами в лагере, и он лгал тебе об этом. Как долго он вбивал эти истории тебе в голову?
— Понятия не имею. Лет десять, наверное, — сказала Дивина, глядя на него широко раскрытыми глазами. Впервые она видела его по-настоящему рассерженным.
— Ты была с ним десять лет после того, как он тайком вывез вас из лагеря?