Дивина коротко рассмеялась и покачала головой. — Ты всегда такой оптимистичный?
Маркус пожал плечами. — В молодости — да. Но уже несколько столетий нет. Но я нахожу, что ты заставляешь меня чувствовать это сейчас. Обняв ее, он сказал: — Я чувствую, что мог бы завоевать мир с тобой рядом.
— Нет, если ты собираешься тратить время, стоя посреди вражеской территории, целуясь и обнимаясь.
Дивина и Маркус напряглись при этих словах и повернулись к человеку, стоявшему в дверях. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки и лодыжки, и смотрел на них с выражением, которое трудно было понять.
— Люциан, — выдохнул Маркус, отпустив Дивину и встав перед ней в защитном жесте. — Нам нужно поговорить.
— Неужели? — сухо спросил Люциан.
Дивина нахмурилась и, уперев руки в бока, встала перед Маркусом, оказавшись лицом к лицу с дядей, который столько лет был для нее пугалом. — Нет. Нам нужно поговорить, — твердо сказала она и мрачно добавила: — Маркус не сделал ничего плохого. Ты можешь арестовать или убить меня, но должен отпустить его.
— Дивина, — рявкнул Маркус, хватая ее за руку и увлекая за собой. — Позволь мне разобраться с этим. Я…
— Я предлагаю вам обоим заткнуться и позволить мне сказать все, что я хочу, прежде чем вы меня разозлите, — сухо сказал Люциан.
Маркус перестал тянуть Дивину и вместо этого опустил руку, чтобы ободряюще сжать ее ладонь. Или, может быть, предложить ей последовать совету этого человека и вести себя тихо. Дивайн не была уверена, что именно, но она придержала язык и прислонилась к нему, принимая предложенную поддержку.
Люциан кивнул, очевидно, удовлетворенный их повиновением, а затем его взгляд скользнул к Маркусу.
— Когда ты не отвечал на телефонные звонки, мы попросили Мортимера отследить по GPS внедорожник Тайни и Мирабо и прилетели сюда, чтобы выяснить, что, черт возьми, происходит. Мы нашли и уничтожили троих сыновей Леониуса, охранявших здание, когда вошли.
Когда Маркус заколебался, Дивина взглянула на него и увидела, что он вопросительно смотрит на нее. Повернувшись к дяде, она сказала: — Я знаю только о четырех из них. Этот парень… — она кивнула на несчастного Дэнни, лежащего на полу. — Потом был его напарник и еще двое мужчин, которые вошли следом за Маркусом.
— Они следили за мной от отеля, — вставил Маркус и спросил: — Ты нигде не видел Абаддона?
— Абаддон? — сухо спросил Люциан. — Похоже на то, что должно быть в уборной.
Комментарий вызвал у Дивины удивленный смех. Закусив губу, она быстро склонила голову, чтобы скрыть свое веселье, боясь, что дядя рассердится, если подумает, что она не воспринимает это всерьез.
— Рад снова слышать твой смех, Баша, — тихо сказал Люциан.
При этих словах Дивина удивленно подняла глаза, но машинально произнесла: — Сейчас я — Дивина.
По какой-то причине выражение лица Люциана стало похожим на склеп. Его глаза тоже сосредоточенно сузились. Она знала, что он читает ее мысли, и стояла неподвижно, не пытаясь отгородиться от него. Через мгновение он моргнул, и, устало вздохнув, потер глаза большим и указательным пальцами. Когда рука наконец-то опустилась, Люциан пронзил Маркуса взглядом и сказал: — Вон!
Дивина почувствовала, как Маркус напрягся, и посмотрела на него с тревогой, наполовину боясь, что он пошлет ее дядю к черту, наполовину боясь, что он подчинится и уйдет. В конце концов, он пришел сюда как шпион Люциана. Значит ли это, что он должен повиноваться?
Маркус ободряюще сжал ее руку, но не посмотрел вниз. Он посмотрел дяде в глаза и сказал: — Она моя спутница жизни, Люциан, так что при всем уважении… пошел ты.
Широко раскрыв глаза, Дивина снова посмотрела на дядю, чтобы увидеть его реакцию. К ее большому удивлению, после нескольких напряженных мгновений он кивнул, его губы почти сложились в улыбку, прежде чем он сказал: — Ты справишься.
Дивина все еще моргала в замешательстве, не понимая, что он имеет в виду, когда Люциан снова повернулся к ней.
— Тебя зовут Баша Аржено, — твердо сказал он. — Ты не Дивина, Нури или Надуа. Ты Баша Аржено и всегда ей будешь.
— Пока не станет Башей Нотте, — мрачно произнес Маркус у нее за спиной.
Люциан проигнорировал его, даже не удостоив взглядом, и продолжил: — Ты — Баша, дочь моего брата Феликса. Девочка, которая в детстве выглядела как старшая дочь, которую я потерял в Атлантиде. Ты та Баша, которая была моей первой любимой племянницей, и которую я оплакивал и чувствовал себя виноватым за то, что ты не была в безопасности в течение двух с половиной тысячелетий.
Он шагнул вперед и крепко схватил ее за плечи. — Ты — Баша Аржено. Поняла?
Когда она неохотно кивнула, он сжал ее плечи и сказал: — Не отказывайтесь использовать это имя из-за того, что с тобой сделали в детстве. Ты всегда будешь носить этого ребенка в себе, но ты больше не тот ребенок. Ты выжившая, сильная и храбрая женщина. У тебя хватило мужества выжить, когда бессмертные женщины на столетия старше тебя сломались и покончили с собой.
Это заставило ее моргнуть, пока гадала, как много он прочел о ее воспоминаниях в те несколько мгновений, когда искал их. Но затем она снова обратила внимание на дядю, который продолжал: — Ты была жертвой Леониуса. В том, что случилось, нет ничего постыдного, — нахмурился он, а затем добавил: — И хотя мне жаль, что ты много страдала все эти годы из-за смутных чувств, которые ты испытывала каждый раз, когда он нападал на тебя, прямо сейчас я благодарен, что ты была возможной спутницей жизни для него. Если бы не это, то твои останки были бы среди пепла бессмертных и женщин без клыков, которых мы нашли, когда добрались туда. Я подозреваю, что то, что ты была его спутницей жизни, было единственной причиной, по которой он оставил тебя в живых, и я могу говорить с тобой сейчас.
Дивина слегка откинула голову назад. Это соображение не приходило ей в голову, и она определенно обдумает его позже, если будет возможность.
— Ты все еще думаешь о себе как о Дивине, — прорычал Люциан. — Прекрати это.
— Да, дядя, — пробормотала Баша, а затем, не в силах больше выносить беспокойство за свое будущее, выпалила: — Я — та женщина, которая похитила Леониуса II, когда он вы были у тебя с ним в отеле в Торонто.
— Да. Это проблема, — сказал Люциан, отпуская ее плечи с гримасой.
— Ты… — начал Маркус, но Люциан перебил его.
— Не болтай о моем брате Жан-Клоде. Я услышал это в первый раз, — резко сказал он, а затем признался: — Я стоял в дверях намного дольше, чем ты думаешь, что доказывает, что мы все бесполезны, когда находим своих спутников жизни. Черт, если бы я был этим персонажем биде…
— Абаддон, — поправил Баша, но не смог удержаться от улыбки из-за его неправильного произношения.
— Неважно, — пробормотал Люциан. — На его месте вы оба были бы уже мертвы.
Никто из них не стал спорить. Он был прав.
Люциан мрачно потер лоб и расправил плечи. — Ты не знала, что мальчик, которого ты вырастила как сына, был убийцей, когда помогала ему. Ты даже не знала, что он изгой.
— Нет, — заверила его Баша, хотя он и не спрашивал.
— Ты также не знала, что больше нельзя питаться с копыт, — добавил он, и она моргнула, пораженная тем, как много он знает. Но он продолжал: — Хотя это и не оправдывает твоих действий, но смягчает их.
Баша замерла, мельком взглянув на него.
— Мы можем простить кормление с копыт, если в будущем ты будешь придерживаться пакетов с кровью.
— Обязательно, — пообещала она.
— Что касается второго… — Он помолчал с несчастным выражением лица, а затем торжественно сказал: — Я знаю, что это будет трудно, так как ты все эти годы думала о нем как о своем сыне, но ты должна помочь нам вернуть Леониуса, чтобы компенсировать это.
Баша на мгновение замолчала, ее эмоции были в хаосе. Она так долго думала о нем как о своем сыне, и инстинкт подсказывал ей защищать его, но после всего, что она узнала о нем…
Маркус сжал ее плечи, Баша вздохнула и кивнула в ответ.
— И тебе также придется помочь поймать этого типа Абаддона, который, очевидно, убежал обратно в ту дыру, где они прячутся, — добавил он.
На этот раз без колебаний Баша твердо кивнула. Она была бы счастлива, покончить с этим ублюдком.
— Хорошо, — тихо сказал Люциан. — Тогда пошли. Я заставил остальных ждать снаружи, пока не выясню, что к чему. Я уверен, что они писают в штаны, беспокоясь о том, в порядке вы оба или нет.
Баша с облегчением откинулся на грудь Маркуса, когда дядя отвернулся. Она знала, что Маркус разделяет ее облегчение. Она почувствовала, как напряжение покинуло его твердое тело, когда его руки обвились вокруг нее.
— Все будет хорошо, — заверил он ее.
— Да, — согласилась Баша и улыбнулась, обнимая его.
— Хватит бегать, — сказал он с улыбкой. — Мы можем создать дом. У нас будет семья, твоя и моя, и мы сможем иметь детей… если я все еще способен на это, — добавил он сухо.
— Почему бы тебе не быть способным? — с беспокойством спросил Баша.
— Ну, после того, что ты сделала со мной со шваброй… — сказал Маркус и замолчал. Она остановилась и поймала себя на том, что смеется, когда поняла, что он дразнит ее, и попыталась ударить его в грудь. Взяв ее за запястья, он притянул ее к своей груди и быстро поцеловал, прежде чем сказать: — Я люблю тебя, Баша Аржено.
В кои-то веки она не вздрогнула, услышав это имя и предположила, что разница заключалась в том, что так назвал ее отец, и это имело для нее значение. Она так долго пыталась отрицать прошлое и то, что произошло с ней в детстве. Отрицание этого имени было единственным способом отделить несчастного ребенка от женщины, которой она хотела быть. Но теперь она поняла, что, отрицая это имя, она отрицала и своего отца, и все остальное, что связывало ее с семьей, частью которой она так хотела стать. Кроме того, маленький Баша все сделал правильно. Она выжила и стала сильнее. Ей нечего стыдиться.
— Я тоже люблю тебя, Маркус Нотте, — прошептала она и приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его.