– Куда прешь, рожа?! А ну, пошел вниз, здесь только стрелки и бомбарьеры! – довольно доходчиво и деликатно, учитывая обстоятельства, объяснил Пархавиэлю его ошибку командир стрелков.
Чуть не слетев кубарем с шаткой лестницы, Зингершульцо спустился вниз и, найдя глазами в многоликом скоплении гномов Зигера, присоединился к его отряду. Уже через минуту из-за Завала послышались крики и топот, в воздухе засвистели стрелы, арбалетные болты и горящие камни.
Гномам-пехотинцам оставалось только терпеливо ожидать приказа и вслушиваться в шум боя. Вначале было жутко, шум по ту сторону укрепления сводил с ума. Крики, стоны, лязг железа сливались в страшный вой, издаваемый каким-то огромным разозленным чудовищем. Нагоняли страху и тела убитых стрелков, время от времени сваливавшиеся сверху то со стрелой в груди, то с разбитой камнем головой. Постепенно гномы привыкли, Пархавиэль жалел лишь о том, что он сейчас не в гуще сражения. Стрелкам приходилось несладко, но зато их не мучили глупые предчувствия и ожидания, им просто некогда было бояться…
Бой постепенно затих, гул толпы отдалился, а свист снарядов все реже и реже разрывал воздух.
– Сейчас или отбой скомандуют, или на прорыв поймем! – прокричал на ухо Пархавиэля повеселевший Скрипун.
К несчастью, прогноз Зигера оказался чересчур оптимистичным. В наступившей ненадолго тишине отчетливо прозвучали два прерывистых сигнала трубы. Сидевшие поблизости от баррикады пехотинцы повскакали с мест и что есть мочи побежали к таверне. Заметное оживление возникло и наверху: стрелки и бомбарьеры поспешно покидали позиции.
– Акхр меня раздери, только не это! – выкрикнул не на шутку перепуганный Скрипун, схватил Пархавиэля за руку и потащил за собой. – Шевели топалками, быстрее!!!
Не успели они пробежать и двадцати шагов, как в воздухе снова загудело. Страшный удар сотряс землю, Пархавиэль не удержал равновесия и упал, а перепуганный Зигер так и продолжал волочить его по земле.
Зингершульцо с трудом удалось освободиться от мертвой хватки назойливого товарища, он поднялся и оглянулся назад. Завал был цел и невредим, а вот от крыши дома Крамера не осталось и следа. Не успевшие спуститься вниз стрелки попадали с лестницы, как перезревшие яблоки. Не покинули передовой только дозорные, трубачи и командир в блестевших на солнце доспехах.
– Чего застрял, дуралей?! Не вишь, из катапульт мерзавцы бьют! – Зигер вновь схватил за руку друга, зачарованно глазевшего на поражающую размерами картину разрушении.
Второй залп не достиг цели. Огромные камни перелетели через Завал и с оглушительным грохотом разворотили мостовую. Пархавиэль не помнил, как они добрались до дверей таверны. Чудовищный гул следовал по пятам, и каждый раз, когда сотрясался воздух, Зингершульцо казалось, что этот снаряд попадет именно в него. Лишь укрывшись за дубовыми дверьми, гномы почувствовали себя в безопасности. Каменные стены не выдержали бы больше двух попаданий, но зато здесь почти не было слышно парализующего рева проносившихся по воздуху снарядов.
– Паршиво дело! – признался Зигер, выплевывая сломанный при случайном падении зуб. – Раз катапульты бьют, значит, войска за нас принялись, значит, хана!
– А может, оно и к лучшему, – внезапно заявил Пархавиэль ко всеобщему удивлению, – быстрее в бой вступим. Терпеть мочи нет!
Соратники понимающе закивали, каждый из них уже ощутил на себе, что намного страшнее смерти ее томительное и изматывающее ожидание.
Пархавиэль так привык к грохоту разбивающихся о мостовую камней, что внезапно возникшее затишье заставило его взволноваться. Гном подумал, что он оглох, и, испугавшись, принялся сильно дергать себя за мочки ушей. Однако пугливое перешептывание вокруг развеяло тяжкие сомнения. Через миг в голову ворвался протяжный рев трубы, бесстрашный командир сзывал своих солдат на баррикаду.
Дверь таверны распахнулась, и гномы застыли в оцепенении. Площади больше не было, мостовая была перерыта бешеным кабаном размерами со слона. Повсюду виднелись глубокие воронки и бесформенные груды камней. Немного разнообразили пейзаж разбитые вдребезги телеги и изуродованные до неузнаваемости трупы не успевших укрыться от обстрела гномов. Еще недавно мощное и неприступное укрепление превратилось в горящие руины. Жидкость из перевернутых котлов пролилась вниз и полыхала. На фоне пляшущих языков пламени и вздымающихся ввысь клубов дыма возвышались жалкие остатки стен, между которыми еще как-то держались доски каркаса. В самом Завале было столько брешей, что удивляло, как эта хлипкая конструкция, похожая на решето, еще не упала. Даже самый отважный и безрассудный гном не осмелился бы теперь взобраться наверх по единственной уцелевшей лестнице.
– Ко мне, все ко мне, живо! – махал руками и орал во все горло Альто, перекрикивая порой надрывный рев трубы. – Быстрее, быстрее, увальни бородатые, не дрейфить и не охать, это только припевка была, щас песнь грянет!
Подошедшие гномы, трясясь, косились на разрушенный редут и свисавшие со стропил трупы дозорных. Альто не боролся со страхом солдат, он решил направить его в нужное русло, не давая воцариться панике. Перепуганные гномы сбились в кучу, называемую на военном языке «плотный строй».
– Ну что, страшно, други мои?! – Как заправский полководец, Альто расхаживал перед неровным строем солдат и поигрывал булавой. – Это хорошо, когда страшно, страх силы и ногам, и рукам дает, а силы нам щас ой как понадобятся! Для тех, кто нигде не служил и, окромя свиньи, никого не резал, поясняю: прорыв это не бой, это то же самое бегство, только не порознь, а в куче. Бежать надо прямо на врага, иначе эти закованные в латы стервецы за вами погонятся и всех поодиночке перекокошат. Я впереди пойду, ты… – командир ткнул булавой в грудь Зигеру, – и дружок твой, как уж его кличут, запамятовал, рядом пойдете! Коль я паду, равняться на них! Останавливаться нельзя, бежим только вперед и изо всех сил, попутно махаем булавами и сметаем все на пути! Ясно?!
В ответ раздалось дружное пыхтение, изредка перебиваемое ворчанием и невнятным бормотанием бранных слов.
– Марц, что там у нас? – обратился Альто к притаившемуся в дыре Завала дозорному.
– Легкая пехота, сто пятьдесят – двести, идут квадратом, шагов сто – сто двадцать. Позади полсотни лучников, без доспехов, кто такие, не разобрать! – бойко отрапортовал подросток, высунув на миг веснушчатую голову из развалин.
– Во, как мило! – рассмеялся Альто. – Повезло вам, требуха ходячая! Мечниками да ополченцами драными нас не взять, пробьемся! За двадцать шагов становимся клином и в центр, самый центр!
Разнесшийся по рядам боевой клич заглушил последние слова Альто. Полторы сотни гномов, грозно потрясая оружием и строя злобные рожи, кинулись в брешь. Поток подхватил Пархавиэля и понес прямо на быстро приближающегося неприятеля. Лучники вскинули луки, свист стрел разорвал воздух. «Во черт, я же без щита», – успел подумать гном, вжав голову в плечи и побежав еще быстрее. Стрелы посыпались градом, ополченцы стреляли навесом, боясь ненароком задеть своих. За спиной Пархавиэля раздались крики, упали замертво несколько тел. Бежавший рядом Зигер пришел на помощь в трудную минуту, умудрился прикрыть щитом и себя, и друга.
Враг был совсем близко, теперь уже и филанийцы перешли с шага на бег. Их первые ряды грозно потрясали мечами и неумело изображали на лицах звериный оскал. «Легко будет», – подумал Пархавиэль, мгновенно сообразив, что яростные гримасы людей не искренни, заучены наизусть в ходе каждодневных тренировок, как и простейшие приемы боя на мечах.
Отряды столкнулись, боевые кличи «Филания» и «Круши» перемешались, слились в одно непотребное слово: «Филоуши», а затем потонули в безудержном многоголосом реве.
«Свист ветра» летал по воздуху, с треском вонзаясь то в шлемы, то в щиты врагов. Пархавиэлю приходилось тяжко, ему не хватало места для полного замаха, поэтому он то и дело высоко подпрыгивал и бил врагов по головам. Прием был эффективным, но изматывал гнома, силы таяли, а филанийская пехота хоть и отступала под дружным натиском гномов, но билась упорно и держала строй. Клин атакующих увяз в филанийских рядах и постепенно стал принимать форму правильного полукруга.
Когда Пархавиэль подпрыгнул в очередной раз, толпа немного сдвинулась, и гном после успешного удара приземлился на чьи-то широкие плечи. Оседланный соратник, как ни странно, оказался совершенно не против сыграть выпавшую на его долю роль верховой лошади. Гном-всадник гордо вспорхнул над толпой низкорослых собратьев, «Свист ветра» загулял в полную силу. Массивное лезвие двуручной секиры летало по воздуху, даже если щит врага выдерживал удар, то сбитый с ног противник валился назад, давя и сминая своих.
Пархавиэль возвысился над соплеменниками, в этом оказались не только плюсы, но и один весьма существенный минус. Один из лучников решился выстрелить, стрела прожужжала совсем рядом, лишь слегка оцарапав плечо гнома. «Меткий гад, – подумал Зингершульцо, не придавая попытке подстрелить его особого внимания. – Навряд ли во второй раз осмелится!» Сидя на «лошади», он был одного роста с людьми, и вражеские затылки защищали его от стрел, болтов и прочих метательных снарядов. Однако повторное жужжание и вонзившаяся в древко секиры стрела заставили его отнестись к этой опасности более серьезно.
Пархавиэль всего на миг оторвал взгляд от вражеских рядов и посмотрел в сторону отряда лучников. Метким стрелком оказался не кто иной, как его давний знакомый, лесничий Радобержец. Верзила узнал гнома, злорадная улыбка не сходила с искривленных губ, а крепкие руки уже вновь натягивали тетиву.
«Чтоб тебя…» – прохрипел тяжело дышавший гном, отбивая круговым движением секиры третью стрелу. Радобержец хлопнул пару раз в ладоши, как старый и добрый приятель, помахал гному рукой и вынул из колчана четвертую стрелу.
– И что те в лесах не сиделось?! – просопел Пархавиэль, мечтавший в эту минуту выхватить композитный лук из шаловливых ручонок лесничего, сломать его об колено и засунуть заостренные обломки великану в… штаны.