Самый синий из всех — страница 12 из 49

– Давай уже, инвалидка! – кричит кто-то.

В животе как будто закручивается пружина. Я бросаю во второй раз, но мяч отскакивает от кольца и летит в команду соперников. Девчонки с визгом бросаются врассыпную. Кто-то подталкивает мяч, и он катится в противоположный угол зала. Я отчаянно краснею, бегу за ним, возвращаюсь к черте и… каким-то чудом попадаю в кольцо!

– Ну наконец-то, Мацедонская, – кричит Макарыч.

У меня за спиной вырастают крылья. Знаю, это глупо, но иногда так важно, чтобы хоть что-то получалось! Я бросаю мяч Оксане, которая стоит за мной, и бегу в конец колонны. Я чувствую себя сильной, быстрой и ловк…

Бах! И я с размаху грохаюсь на пол, споткнувшись о чью-то ногу.

– Прости, я тебя не заметил, – с издевкой говорит Егор, убирая свою мерзкую конечность. Я хочу ответить что-то дерзкое, но во рту скапливается вязкая слюна, а перед глазами прыгают черные точки. Органы внутри как будто перемешались. Я скольжу взглядом по соседнему ряду и нахожу Андрея, но он с равнодушным видом отворачивается. Лера мелодично смеется и кладет руку ему на предплечье. Туда, где кончается короткий рукав белой футболки и начинается кожа.

Я кое-как встаю и ковыляю в конец колонны. Все вокруг кричат, азартно подгоняя членов своих команд. А я опять остров. И коленки болят ужасно.

– Ты в порядке? – робко спрашивает Оксана. Лицо у нее раскраснелось и стало еще симпатичнее. Светлые брови озабоченно сдвинуты.

– А ты как думаешь?

Егор забрасывает мяч с первой попытки. Сегодня он явно в лучшей форме, чем в тот раз, когда мы забирались на канат. Он бежит вдоль колонны, дает кому-то «пять» и встает за Оксаной. Обнимает ее за талию, притягивает к себе, целует в шею.

Меня сейчас стошнит. Я мельком оборачиваюсь и по лицу Оксаны вижу, что ее, кажется, тоже.

– Не надо, перестань, – шепчет она.

– Да чего ты?

Я слышу, как она тяжело дышит у меня за спиной. И как посмеивается над ее попытками вырваться Егор.

Когда звенит звонок, Макарыч объявляет команду победителей. Естественно, это не мы. Он расставляет оценки, хлопает парней по плечам или жмет им руки, а затем устало вздыхает и скрывается в учительской подсобке.

Я остаюсь, чтобы собрать мячи. Не то чтобы мне так уж хотелось помочь, просто я пока не готова идти в раздевалку, где девчонок, как оливок в банке. Я навожу порядок не спеша и все равно заканчиваю минут за пять-семь. Приходится лезть в смартфон и искать утешение в бесконечной ленте новостей.

Когда я наконец переодеваюсь, школа выглядит пустынной и тихой. Звонок на следующий урок давно прозвенел, и все вокруг словно вымерло. Я прохожу по длинному коридору с панорамными окнами, забираю куртку из раздевалки и замечаю за углом движение. Это Андрей. Он стоит у доски информации и читает какое-то объявление. Плечи и голова опущены, руки в карманах. Свет из окна бьет ему в спину и создает на стене причудливый изломанный силуэт. Синий, сумрачный.

Перехватываю вещи поудобнее. Пакет со сменкой громко шуршит, и Андрей, вздрогнув, оглядывается. Я прижимаюсь к стене и молюсь, чтобы меня не обнаружили. Вдруг он подумает, что я за ним слежу? То есть я, конечно, слежу, но ведь это чистая случайность!

Звук шагов удаляется. Становится тихо, и я выбираюсь из укрытия. Найти объявление, которое рассматривал Андрей, просто – в конце концов, оно здесь единственное.

КАСТИНГ НА РОЛЬ В СПЕКТАКЛЕ

Всем ученикам 9—11 класса.

Если вы хотите принять участие в постановке по мотивам романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин», ждем вас в актовом зале 2 октября в 16:00.

Подготовьте любой отрывок из романа или любимое стихотворение А.С. Пушкина.

Записаться на прослушивание можно по WhatsApp + 7 (925) 316535.

В заявке укажите ФИО, класс и роль, на которую вы претендуете.

До встречи на сцене!

Домой я прихожу ужасно усталой. Опять. Стаскиваю куртку и швыряю толстовку в угол шкафа, потому что, вот честно, сегодня не до церемоний. Мне хочется доползти до кровати и провалиться в сон, но сначала нужно обработать локти и коленки. После падения на физре они противно саднят, а на правом локте кровь и вовсе запеклась сухой корочкой.

Вытаскиваю из аптечного ящика пластырь, перекись водорода и пушистое облако ваты. Задираю спортивные штаны до колен и…

– Привет.

В дверях родительской спальни стоит папа: небритый, в мятой футболке и с таким же мятым лицом. Он трет покрасневшие глаза и, шаркая тапочками, идет к умывальнику, чтобы налить воды.

– Не хотел тебя пугать. Извини.

Папа пьет: кадык ритмично движется вверх-вниз, словно на шарнирах. Взгляд задерживается на моей «армии спасения».

– Что-то случилось?

– Ничего, – сухо отвечаю я. – Упала.

Папа снова наливает воду в стакан, а я наношу перекись на ватку и собираюсь с духом. Царапины на коленках выглядят лучше, чем на локтях, но жечь все равно будет ужасно.

– Давай я, – говорит папа.

Он пододвигает стул, тяжело опускается на него и хватает ватку прежде, чем я успеваю возразить. Очень аккуратно, едва касаясь, он обрабатывает ранку. Я знаю, он старается причинить мне как можно меньше боли, но это все равно неприятно, так что я тихо шиплю сквозь зубы, и папа… папа дует на мою коленку. Как в детстве.

– Не заклеивай пластырем, так быстрее заживет. Давай вторую.

Я молча задираю вторую штанину, но правой коленке почти не досталось.

– Локти давай.

Черт. Я так старалась их спрятать, но папа заметил. Он отрывает от ваты новый клок, щедро поливает его перекисью и вдруг берет меня за предплечье. Кожа касается кожи, и его цвета врываются в меня хаосом, сумятицей, ужасом. Болью и чувством вины такой силы, что у меня перехватывает дыхание. Я сжимаюсь в комок, захлопываюсь, как закрываются на ночь цветы, а папа смотрит удивленно:

– Ты чего? Я же еще не начал обрабатывать.

Я вырываю руку.

– Я сама.

– Не выдумывай.

– Я сама!

Папины руки падают на колени и повисают между ними, как шнурки от толстовки. Я быстро прижимаю ватку сначала к правому, потом к левому локтю. Хватаю со стола пригоршню пластырей и задеваю флакон с перекисью. Бутылек падает на бок, и жидкость, шипя, растекается по столу.

– Иди, я уберу.

Я вскакиваю, но почему-то не ухожу. Смотрю, как он поднимается, тяжело опираясь на стол. Споласкивает и отжимает губку, вытирает лужу, выбрасывает пустой флакончик в мусорку…

– Ты что, заболел? – вырывается у меня.

– Нет. Нет, я здоров. Я просто… – Он застывает у раковины и вдруг, словно что-то внутри прорвало, тараторит: – Я так виноват. Мне так жаль, и я… я прошу тебя, не говори маме. Это было всего раз, я поддался… Я не думал, но она, та женщина с работы, она была так настойчива, она… И я вдруг почувствовал себя желанным. Только раз. Это было только раз! И я сразу понял, что это была ошибка. Сразу, как все кончилось. Я собрал вещи, я сбежал. Умоляю, только не говори! Я…

Я закрываю уши руками. Бегу в комнату, и хлопок двери звучит как контрольный выстрел. А папин голос все равно кричит у меня в голове: «Только не говори!»

«Только не говори!»

«Только не говори!»

«Только не говори!»

Что-то внутри от этого каменеет. Что-то становится невыносимо тяжелым, слишком большим для моей грудной клетки. Я вжимаюсь лицом в подушку, и горло стягивает узлом.

«Только не говори!»

Глава 6. Сопротивление

– Всем доброго дня! – громогласно здоровается Тор, ураганом врываясь в кабинет. – Как у вас дела, народ?

Класс подает слабые признаки жизни. Кажется, на всех напала осенняя хандра, да и литература седьмым уроком то еще испытание. Даже бодрый вид Тора не радует, как обычно. Сегодня на нем рубашка в голубую и синюю клетку, а волосы аккуратно зачесаны назад.

– Это я его причесал. У него сегодня свидание, – тихонько хмыкнув, шепчет Каша. – Хочешь сплетню?

Я отрицательно качаю головой.

– По-моему, он запал на вашу, то есть нашу класснуху.

– Он похож на жиголо из американских фильмов.

Каша оскорбленно выпрямляется, но, присмотревшись, снова наклоняется ко мне.

– Черт, ты права!

Мы улыбаемся друг другу, и что-то внутри чуть-чуть расслабляется. Иногда… иногда так хорошо не быть одной.

Тор с грохотом вываливает на стол кипу книг и делает из них неровную стопку, бормоча невнятные извинения. Он суетится и выглядит взволнованным. Должно быть, нервничает из-за свидания.

– Прежде всего, напоминаю про прослушивание в пятницу. Пока у нас восемнадцать заявок на Татьяну и всего две на Онегина. Ну же, народ! Вся надежда на десятые классы, вас пока не задушили экзамены и подготовка к ЕГЭ. Свободные пташки! Знаю, вы все сейчас хотите быть блогерами, стартаперами и еще бог знает кем. Вы чуть ли не с первого класса нацелены на результат! И это неплохо, нет. Хотеть финансовой свободы и независимости – это естественно и даже похвально. Но искусство, театр – они про свободу внутреннюю. Про смелость выступить на сцене, показать настоящего себя! Про дерзость следовать не за целью, а за мечтой. Понимаете разницу? – Тор смущенно откашливается и, не удержавшись, ерошит волосы. – Разболтался я, да? Кхм, резюмирую. Я долго думал и решил, что девизом нашей театральной труппы будут слова Шимона Переса, удивительного человека, который возродил Израиль. – Тор берет мелок и размашисто пишет на доске.

«Робким мечтам здесь не место».

Он улыбается и ставит такую решительную точку, что мелок с жалобным писком разламывается на кусочки.

– Вот черт, – тихо бормочет Тор. – То есть… А, ладно, неважно.

Каша рядом со мной сползает под парту и давится смехом. Тор бросает в нашу сторону сердитый взгляд, и я под партой пинаю Кашу в лодыжку.

– Сегодня сдаем стихи на выбор. – Тор раскрывает ноутбук. – Можно романтическую, можно социальную, философскую… В общем, любую лирику Пушкина, я вас не ограничивал. Так, кто готов? Я не вижу ваши ручки!