– Влюбилась? – поддразнивает Каша, заметив мой взгляд.
Я с улыбкой качаю головой, и Каша вздыхает с притворной грустью:
– Знаю. Сразу понял, как только увидел тебя. Ты же как компас, а Красавчик – твой север. Впрочем, может, все дело в том, что я тоже…
Он обрывает себя, а я накидываю на голову капюшон, чтобы спрятать пылающее от смущения лицо. Пытаюсь придумать какой-то шутливый комментарий, но пауза затягивается. В какой-то момент я понимаю, что Каша уже и не ждет моей реплики. Он задумчиво вертит в руках телефон и хмурится.
– Где она там застряла? – бурчит он, снова набирая номер Оксаны. Я быстро сбрасываю рюкзак к его ногам и торопливо предлагаю:
– Пойду помогу поискать.
Я сбегаю, потому что не хочу продолжать разговор и боюсь вопросов, которые Каша может задать. Нет смысла отрицать то, что я и так уже поняла, но говорить об этом с кем-то другим… Нет, к этому я точно еще не готова.
Длинный коридор, ведущий из холла в спортзал и столовую, похож на стыковочный узел космического корабля. Возле окон причудливыми силуэтами застыли пальмы с растопыренными листьями-пальцами и огромные горшки с цветами. Я притормаживаю возле умывальников, чтобы слегка охладить горящие щеки, и едва не вскрикиваю, когда дверь столовой распахивается и резко хлопает о стену. На пороге появляется чей-то темный силуэт.
Я беззвучно открываю рот. Сердце в испуге ускоряет ритм и…
– Хватит пялиться, – говорит Лера, перебрасывая высокий хвост за спину. Она встает рядом и, сполоснув руки, придирчиво рассматривает свое безупречное лицо в зеркале. – Рот закрой. Выглядишь как идиотка.
Я с опозданием понимаю, что и правда смотрю на нее, раскрыв рот. Глупо было так пугаться, но она выскочила из темноты, как монстр из фильма ужасов. Что она вообще там делала?
Лера поправляет узкую обтягивающую юбку и не прощаясь уходит. Точнее, делает всего несколько шагов и замирает.
– Что-то слу… – шепотом начинаю я.
– Тихо! – шипит Лера, сердито вскинув руку. – Там кто-то есть.
Я прислушиваюсь, но ничего не слышу, кроме размеренного стука капель: один из кранов подтекает или просто не до конца закрыт. Я как раз собираюсь сказать об этом, но из спортзала вдруг доносится тихий звук: не то вскрик, не то всхлип. Мы переглядываемся и на цыпочках подходим ближе. Лера осторожно тянет ручку двери вниз. Раздается щелчок, и мы заглядываем внутрь.
Я вижу их сразу. Вот Оксана: лежит спиной на матах и плачет, закрывая лицо руками. Вот Егор: лежит на ней сверху и шумно дышит, бормоча что-то неразборчивое.
Лера громко ахает. Бросается вперед и со всей силы толкает Егора в спину так, что он падает на бок.
– Что ты творишь, идиот! – Ее оглушительный крик срывается в конце на фальцет, и я, очнувшись, бегу на помощь.
Егор оборачивается. Я чувствую тошнотворный запах алкоголя и вижу свежую царапину на его щеке. Он мотает головой, словно маятником. Пытается сфокусировать на Лере взгляд, но глаза как будто разъезжаются в разные стороны. Егор мычит и отпускает Оксану, но она даже не пытается откатиться в сторону или прикрыть грудь, которая видна из-под задранной футболки. Ее бьет такая сильная дрожь, что тело трясется.
– Ах ты, скотина, – шипит Лера, хватая Егора за руку. Она дергает его на себя, пытаясь оттащить от Оксаны, но он стряхивает ее, как букашку, и толкает с такой силой, что Лера с грохотом падает на пол.
– Н-н-не… – в замешательстве тянет Егор.
Я бросаюсь ему на спину. Вцепляюсь пальцами в голову и кричу, но меня мгновенно отбрасывает в сторону, как от удара электрическим разрядом. Я лежу на полу дезориентированная и пытаюсь осмыслить то, что увидела.
Паника. Страх. Вина. И… свет! Но какой-то неестественно яркий. Больной.
– Стой! – хриплю я. – Перестань, ты же любишь ее!
Лера швыряет в Егора связкой скакалок, но поворачивается он ко мне. Его взгляд – мутный, почти бессмысленный – находит мои глаза и не отпускает.
– Это все ты, – бормочет он. – Ты ее настроила против… Ты их свела!
Шатаясь, Егор поднимается на ноги и шагает ко мне. Я неуклюже отползаю назад и встаю, опираясь на стену. Бежать дальше некуда. Голос Егора крепчает.
– Это ты виновата! – рявкает он. – Точно, это все ты!
Краем глаза я замечаю, как Лера тихонько крадется к двери. Она слегка прихрамывает и движется медленно, стараясь не привлекать внимание Егора. Неужели… неужели сбегает? Сейчас?!
– Егор, – сдавленным от страха голосом бормочу я. – Ты просто пьян. Пожалуйста.
Лера замечает мой полный отчаянья взгляд и быстро прижимает указательный палец к губам, умоляя молчать. Она шевелит губами, пытается что-то мне объяснить, но мы друг от друга слишком далеко. И все-таки, кажется, я понимаю. Если она идет за помощью, значит, я должна как-то отвлечь Егора. Не дать ему оглянуться.
– Ты ее недостоин! Ты…
Я размахиваюсь, чтобы влепить ему пощечину, но Егор легко перехватывает мое запястье. Я вскрикиваю. Не столько от боли, сколько от шока. Его чувства – это месиво, клубок извивающихся эмоций, причем настолько тугой, что распутать нельзя! Багровый гнев, белая ярость, паника… Странно извращенный, до боли режущий свет. И поглощающий все вокруг страх потери. Чувство вины. Как больно…. Как больно! Перед глазами пляшут круги, как бывает от удара.
Раздается тихий скрип. Значит, Лера уже побежала за помощью! Егор поворачивается в сторону двери, но я резко дергаю рукой и громким дрожащим голосом говорю первое, что приходит на ум. Бью наугад, но попадаю прямо в цель.
– Ты причиняешь ей только боль! Посмотри, что ты натворил!
Егор оглядывается на Оксану. Смотрит на нее с ужасом и, качнувшись, упирается ладонями в колени.
– Я не хотел, чтобы так. Я… Я только спросил, что у нее с этим фриком… А потом… Я… н-н-не хотел.
– Она опять плачет. Из-за тебя!
– Замолчи…
– Ты только мучаешь ее. Ты ее недостоин!
– Замолчи-замолчи-замолчи! – ревет Егор, встряхивая меня, как куклу. – А иначе…
Дыхание с хрипом вырывается из его полуоткрытого рта. Лицо настолько красное, что, кажется, вот-вот взорвется, а царапина на щеке покрылась крапинками крови.
– И что теперь? – шепчу я. – Ну? Убьешь меня?
– Может, и так, – хрипло говорит Егор.
И, наклонившись, поднимает с пола гантель.
Он сверлит меня тяжелым взглядом исподлобья. Его мускулы бугрятся под футболкой. Пальцы сжимаются с такой силой, что костяшки белеют. Он поднимает руку. Заносит ее над моей головой.
Дверь с грохотом ударяется о стену. В спортзал врывается Каша. На его лице испуг, он громко говорит что-то, прижимая к уху телефон.
– Дрянь, – шепчет Егор и замахивается.
Я зажмуриваюсь. Отворачиваюсь. Замираю.
– Нет! – в панике умоляет Оксана. – Стой! Стой!
Гантель с грохотом падает на пол.
И я кричу.
Глава 13. Право на жестокость
Тор вопит не переставая.
Кажется, он не останавливается даже для того, чтобы сделать вдох. Оксана плачет на диване, уткнувшись носом в колени, а Лера рядом обнимает ее за плечи и гладит по голове.
– Это недопустимо! Вы понимаете? Я должен сообщить вашим родителям. Как минимум! В администрацию школы, в полицию… Нет, это черт знает что!
– Пожалуйста, не говорите никому-у-у… – В голосе Оксаны столько отчаяния и мольбы, что я натягиваю серый плед по самые уши, лишь бы не слышать. Кресло, в котором я сижу, пахнет пылью и кофе. Утыкаюсь носом в обивку и смаргиваю слезы.
– Как ты? – тихо спрашивает Каша.
Он баюкает руку и выглядит очень встревоженным. На побледневшем лице все то же решительное выражение. Я пытаюсь выдавить из себя хоть что-то, но слова застряли в горле, и я никак не могу протолкнуть их дальше.
Когда Оксана закричала, Егор отвлекся. Каша с разбегу врезал ему в челюсть, и гантель упала в миллиметре от моей ноги. Еще чуть-чуть – и раздробила бы кости. Матерчатые кеды – плохие доспехи.
Я качаю головой, надеясь, что Каша все поймет.
– Сделаю чай, – кивает он.
– Насилие недопустимо, вы это осознаете? – продолжает бесноваться Тор. – Ни в какой форме!
– Это вы не осознаете, – шепчет Оксана. – Егор просто страдает и…
– Страдание. Не оправдывает. Жестокость, – чеканит Тор. – Ему больно, и это грустно. Но это не дает ему права применять насилие. И не обязывает вас его терпеть! Вы… Ты не должна… – Он садится на корточки возле дивана, прямо напротив Оксаны, и заглядывает ей в лицо. – Послушай меня. Внимательно. Я понимаю, почему ты так ведешь себя и почему даже после всего пытаешься его защитить. Это называется абьюзивные отношения. Слышала о таком? В таких отношениях есть агрессор и есть жертва, но жертва по разным причинам не может их прекратить. Ты чувствуешь себя обязанной защищать его, прощать, оправдывать… Потому что тобой манипулируют. Тебе говорят: «Мне больно, и потому все дозволено». И ты подчиняешься, подавляешь себя, свою волю!
– Не заявляйте в полицию…
– Да что ж такое! – Выпрямившись, Тор гневно всплескивает руками и замолкает, чтобы собраться с мыслями. Когда он снова начинает говорить, голос звучит уже спокойнее: – Мы все считаем, что ты не права, когда пытаешься его вот так выгораживать. Это ты понимаешь?
– Да, – еле слышно шелестит Оксана. – И все-таки, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не говорите нико…
Оглушительно хлопнув дверью, Тор вылетает из комнаты. Мы остаемся втроем, но сказать нам друг другу как будто бы нечего. Не понимаю, как она может его защищать. Это ненормально. Он заслуживает наказания.
Каша возвращается, балансируя огромным подносом, который держит одной рукой. Он растопырил пальцы, словно официант в ресторане, но чашки все равно позвякивают и опасно кренятся набок. Я вскакиваю и помогаю опустить поднос на столик перед диваном. На самом деле это и не столик вовсе, а стопки старых потрепанных книг, на которые сверху положен прямоугольник толстого стекла.
У Каши в доме вообще много книг. Стеллажами занята целая стена в комнате, но им и там тесно. Книги сползают с полок на пол, подоконник, стол и прочие горизонтальные поверхности. Не удивлюсь, если в картонных коробках возле моего кресла тоже книги.