– Тебя подвезти?
Я благодарно киваю. Андрей садится рядом, и моя голова тут же падает ему на грудь.
– Эй, позвони родителям, – шепчет Андрей.
– Они в отпуске, – с трудом подавив новый зевок, бормочу я. – Я дома одна.
– Это что, приглашение?
Я фыркаю и собираюсь придумать какую-нибудь колкость, но мысли разбегаются. Колкость так и не приходит на ум. Зато я вспоминаю кое о чем по-настоящему важном и испуганно выпрямляюсь.
– Оксана! Она…
– Ш-ш-ш, она уже в такси. – Андрей мягко притягивает меня к себе, и я тут же снова пристраиваю голову туда, где ей самое место – к нему на грудь. – Просила извиниться перед тобой.
Извиниться… Неужели я и правда заставляю ее все время чувствовать себя виноватой? От этой мысли что-то внутри неприятно сжимается. Андрей устало трет руками лицо.
– Придется завтра уводить как-то Егора тайком. Если без родителей никак…
– А твой отец не разозлится?
– Наплету что-нибудь, – дернув плечом, отмахивается Андрей. – Надо еще придумать, куда его деть. Домой нельзя, там… сама понимаешь.
Я киваю.
– И ко мне нельзя… – задумчиво тянет Андрей. – Черт, Оксанкины родители тоже вряд ли позволят ему остаться. Они его терпеть не могут.
– Их можно понять, – хмыкаю я. А потом неожиданно для себя самой добавляю: – Пусть поживет у меня.
Андрей в ответ недоверчиво фыркает.
– Я серьезно! – Я поворачиваю голову так, чтобы видеть его глаза, и пытаюсь изобразить на лице уверенное и решительное выражение. Егор не опасен. Я это видела. Мне нечего бояться.
– Нет. Это плохая идея.
– Хорошая.
Андрей качает головой и, кажется, собирается снова возразить, но перед нами тормозит темная глыба автомобиля. Андрей помогает мне подняться. Распахивает заднюю дверь и, присвистнув, тут же ее захлопывает.
– Давай на переднее.
– Сзади можно лечь… – мечтательно мямлю я.
– Там все в крови, – поясняет Андрей, мягко подталкивая меня к передней части автомобиля.
Я плюхаюсь на сиденье. Андрей быстро застегивает ремень и захлопывает дверцу.
– А как же ты? – Я успеваю заметить улыбку на его лице и тут же проваливаюсь в темноту. Мне ничего не снится.
Глава 16. Чужое море
Андрей подбирает слова так тщательно, будто выступает на форуме будущих бизнесменов. Или договаривается с террористами.
– …Поэтому мы решили, что целесообразнее всего тебе будет пожить у Саши.
«Мы решили» на самом деле представляли собой два часа яростной ругани по телефону и еще тридцать минут ледяного молчания в машине по дороге в больницу.
– Это только на пару недель, пока Сашины родители в отпуске. Она любезно согласилась тебя приютить. И я надеюсь, ты поведешь себя в гостях столь же… ответственно.
Если честно, я ожидала, что Егор будет спорить, сопротивляться, сыпать гневными воплями… Даже аргументы приготовила и строгую отповедь на тему человеческой неблагодарности. Но все то время, пока Андрей говорил, а я подпирала стену, он только безучастно смотрел в окно. А когда пришел момент побега, молча доковылял до машины и снова отвернулся.
– Мне это все равно не нравится, – бормочет Андрей, прощаясь и заглядывая в квартиру через мое плечо.
– Знаю, – киваю я. И добавляю: – Спасибо, – хотя сама толком не знаю, за что благодарю. Наверное, за то, что он ко мне прислушался. Позволил поступить по-своему, даже если не был со мной согласен.
Хлопает дверь, и мы с Егором остаемся вдвоем.
– Можешь спать на диване, – неловко обняв себя руками, говорю я.
– Ага.
– Ты голодный?
– Не.
Вот и поговорили.
Я еще какое-то время топчусь на кухне. Мою пару чашек, бестолково переставляю местами банки со специями и в конце концов удаляюсь в свою комнату, прихватив пакет чипсов и яблоко.
Триместровые каникулы длятся неделю, и все это время мы живем практически параллельно друг другу. Днем Егор почти всегда спит (или притворяется), а когда не спит, смотрит всякую ерунду по телевизору и хрустит хлопьями из картонной коробки, а ночью… Честно говоря, я понятия не имею, что он делает ночью. Хотя все время сквозь сон слышу какие-то шорохи и проверяю потихоньку, надежно ли заперта дверь в мою комнату.
Убираться я ненавижу, так что основательно захламляю квартиру. Бардак для меня – дело привычное! А вот чистота, которую я обнаруживаю, проснувшись утром на шестой день, – нет. Кухня сияет, в ванной тихо гудит стиральная машинка, а на столе лежит криво накорябанный список продуктов.
– Тебе не стоило… – бормочу я.
– Воняло, – лаконично отвечает Егор, не отрываясь от телевизора. – И пожрать купи.
Честно, я не свинья. Просто, кхм, предпочитаю творческую свободу в вопросах того, где оставлять свой мусор. Или носки.
Вздернув подбородок, я гордо удаляюсь в ванную, чтобы собраться на встречу с Кашей. Мы не виделись с начала каникул, так что после бурного воссоединения, похожего на знакомство двух кокер-спаниелей, я рассказываю ему обо всем, что произошло за эти дни. Включая утро.
– Гы! Он прямо как оборотень!
Я в недоумении смотрю на Кашу и терпеливо жду, пока он прекратит ржать.
– Ну посуди сама. Днем засранец, ночью – примерная домохозяйка! Лол! – Каша снова смеется. – С другой стороны, может, он псих и у него биполярочка?
Спасибо, успокоил!
На детской площадке никого, кроме нас, нет, да это и не удивительно. Снег, перемешанный с грязью, не лучшее место для игр (по крайней мере, по мнению родителей). Каша, сидя на качелях, отталкивается от земли длинной ногой, похожей на весло в джинсах, и откидывает голову назад. Я тоже смотрю на небо: светло-серое, словно застывший в испуге туман или мутное окошко.
– Не пойму только, какого помидора ты позвала его жить к себе? – спрашивает Каша, уставившись на меня с любопытством. – Ты же вроде брызгала слюнями, что он плохой-нехороший? Передумала?
– Ну ему же некуда было идти. И еще Оксана… – Я делаю паузу, а затем тараторю: – Может, она была права, когда говорила, что он не только плохой. И кстати, я однозначно не брызгала на тебя слюной!
– Шутишь? Я сохранил на память свитер с засохшими пятнами твоей ДНК.
Каша ржет, а я борюсь с желанием резко остановить качели, чтобы он как минимум перепугался до полусмерти. Как максимум – уткнулся носом в грязь!
– И как оно? – отсмеявшись, спрашивает Каша. – Жить с парнем, да еще в наши годы…. Ох, Котлетка, ты так рано созрела.
– Он мне не парень, дурак! Скорее, странный гость.
– Будь осторожна, – серьезно кивает Каша.
Я тоже киваю, хотя, как ни странно, страха перед Егором больше не ощущаю. Скорее… настороженность. С его появлением что-то неуловимо изменилось в квартире. Он принес хаос своих мыслей, боль, апатию… Я чувствую их даже без прикосновений и не знаю, как вести себя с ним теперь, когда он не ругается и, кажется, даже пытается помочь.
Может, и правда оборотень? Или все-таки биполярное расстройство? Или оборотень с биполярным расстройством?
Каша резко тормозит, и помпон на его желтой шапке весело подпрыгивает.
– Ты похож на одуван.
– А ты – на серую тучку.
Мы улыбаемся друг другу и молчим. Не знаю, почему молчит Каша, а вот я осторожно подбираю слова. Есть кое-что еще, о чем мы определенно должны поговорить.
– Кхм. – Я прочищаю горло. – Слушай, я хотела спросить… То есть поговорить. Кхм, насчет Андрея.
– А зачем нам о нем говорить?
Недоумение на лице Каши кажется таким искренним, что я, стушевавшись, прячу нос в воротник теплой куртки. Ясно. Тема пока запретная. И все-таки нам совершенно точно придется об этом поговорить. Мы как-никак влюблены в одного парня, и с этим надо что-то делать. Или не надо?
Я шумно выдыхаю, и облачко пара на мгновение окутывает лицо. Черт, как же холодно! Все-таки конец ноября – паршивое время для дружеских свиданий на улице.
Мы решаем не говорить пока Оксане, что Егор живет у меня, и вскоре разбегаемся каждый по своим делам. Каша – помогать с декорациями, а я – в магазин за продуктами. Тележка набирается приличная, на два больших пакета, и вдобавок такая тяжелая, что до квартиры я добираюсь мокрая от пота.
В прихожей я, шумно отдуваясь, грохаю пакеты на пол. Гремлю ключами, чертыхаюсь, словом, жду хоть какой-то реакции на свое появление. Ноль. Оскорбленная до глубины души, я прохожу в комнату и нахожу Егора там же, где и всегда – на диване. Бинты он снял, и теперь на его голове красуются старенькие наушники, склеенные скотчем в двух местах. Судя по шуму, слушает он не Вивальди.
Я осторожно заглядываю Егору через плечо. На его коленях, укрытых пледом, лежит потрепанная тетрадь на пружинке. На странице в клеточку синей ручкой изображена птица, похожая то ли на орла, то ли на сокола. Всего-то несколько резких штрихов, но выглядит будто живая!
Ни за что бы не поверила, что это Егор ее нарисовал. Но это его рука держит ручку и водит по бумаге. Несколько вертикальных штрихов, округлый купол… Он рисует клетку.
Я переминаюсь с ноги на ногу, и Егор, заметив (или почувствовав?) движение за спиной, быстро захлопывает тетрадь и сдергивает наушники. Некоторое время мы смотрим друг на друга так, словно видимся впервые.
– Не знала, что ты рисуешь.
Отвернувшись, он прячет тетрадь в рюкзак, который всегда валяется рядом с диваном. Копается так долго, что я, не дождавшись ответа, возвращаюсь в коридор за продуктами. И только тогда слышу тихое:
– Ты вообще обо мне ничего не знаешь.
Вечером меня выманивает из комнаты восхитительный аромат жареных помидоров. Я делаю алгебру и пытаюсь вжиться в образ добродушной старушенции, но запах настойчиво тянет на кухню. Сдавшись, я отбрасываю скрепленные степлером листы и, приоткрыв дверь, принюхиваюсь. Божественно…
Нацепив на лицо равнодушное выражение, я захожу на кухню и застаю Егора с набитым ртом. Он сидит, подвернув под себя одну ногу и подперев голову рукой. На столе перед ним исходит паром тарелка горячих макарон с сыром и томатным соусом. М-м-м…