…я остаюсь за бортом.
Барахтаюсь в ледяной воде и смотрю, как их корабль на всех парусах несется вперед, оставляя меня позади. И только море шумит внутри и снаружи.
Ш-ш-ш…
Ш-ш-ш…
Ш-ш-ш…
– Может, твои все-таки найдут деньги? – Оксана кладет голову мне на плечо и смотрит с таким сочувствием, что я почти хочу ее ударить. – Там же наверняка есть рассрочка или что-то такое. Ты, кстати, вообще им звонила? Хотя бы маме.
Я качаю головой.
– Даже если бы нашли… – Голос не слушается. Скрипит и ломается, будто сухая трава. – Я не поставила галочку на сайте, когда подавала документы. Там, где спрашивали, рассматриваю ли я поступление на платное отделение в случае, если не пройду на бюджет. Я-то была уверена, что пройду…
– Ну и ладно, что такого? – Оксана шутливо бодает меня в плечо головой. – Просто подготовишься и попробуешь снова на будущий год! А пока будем вместе, как раньше. Не то что эти предатели! – Она корчит рожу и обвиняюще тычет пальцем в ребят.
Сглотнув комок в горле, отворачиваюсь к окну. Оксана единственная, кто подавал документы в наш местный вуз – она поступила на педагогический и ждет не дождется, когда станет копией Тора. Будет учить идиотов детишек всяким «жи-ши».
– Пойду принесу нам перекусить, – мямлю я.
Слезы снова кипят на ресницах. Мы останемся рядом, но так, как раньше, не будет, я это уже поняла. Им вчетвером всегда теперь будет что обсудить: экзамены, общага, преподы, тусовки… А мне всегда будет нечего им рассказать.
Вот как сейчас.
Я неловко поднимаюсь с дивана и на деревянных ногах иду на кухню.
– Забей, нищебродка! – Лера пренебрежительно машет ладонью. – Я заказала нам пиццу.
Я почти ненавижу ее за эти слова. Злоба просто вспыхивает внутри, будто кто-то чиркнул спичкой о сердце. Я стискиваю зубы, чтобы не сболтнуть того, о чем пожалею. Она просто такая. Она не со зла.
– Ты в порядке? – тихо спрашивает Андрей.
Я и не заметила, что все замолчали и уставились на меня. Лучше бы они не приходили. Лучше бы оставили меня в покое!
– Да, – говорю я отрывисто. И конечно же, вру.
Все говорили, что надо просто постараться и хорошо сдать экзамены.
Но никто не сказал, что все, что начинается со слова «просто» на самом деле и есть самое сложное.
Я ставлю чайник, чтобы чем-то занять беспокойные руки. Не думаю, что хоть кому-то сейчас нужен кипяток, в такую жару чай пьют только извращенцы. И мазохисты. И еще моя мама, которая убеждена, что клин клином вышибают. Окна раскрыты настежь, и воздух лениво переваливается через подоконник – плотный, душный, тяжелый. Это уже не жара, а самое настоящее марево, так что есть надежда на дождь.
Есть надежда.
Я смаргиваю слезы. Хлопаю шкафчиками в поисках каких-нибудь закусок, но нахожу только пачку крекеров с сыром. Кажется, ту самую, которую оставила здесь, когда ночевала у папы неделю назад. Ну, выбирать особо не приходится. Я вытряхиваю обломки крекеров в суповую тарелку и стискиваю ее обеими руками. Никак не могу заставить себя вернуться обратно. Каша и Андрей о чем-то спорят. Лера кричит, чтобы они заткнулись, а Оксана со смехом изображает ведущую боксерского поединка. «В правом углу… горячий парень… в левом углу…» – доносится до меня.
Мои лучшие друзья.
Самые близкие люди!
Я оставляю тарелку на кухонном столе и потихоньку выскальзываю из квартиры. Хочу выйти на подъездный балкон и немного побыть в одиночестве. Сделать глубокий вдох без страха увидеть еще хотя бы один переполненный жалостью взгляд. Или еще одну ободряющую улыбку. Даже не знаю, что хуже.
Толкаю дверь на балкон.
Забавно, но я вообще не думаю о том, что моему будущему как бы крышка. Только о том, как, должно быть, им всем неловко и стыдно. Как они во мне разочарованы.
Морщусь от запаха мусоропровода и…
Упс.
Я на балконе не одна. Высокий парень с угрюмым профилем поворачивается на звук хлопнувшей двери. На нем желтые кепка и футболка-поло, а у ног стоит огромная квадратная сумка того же ядовитого цвета.
– Пиццу заказывали? – Он глубоко затягивается сигаретой и сдвигает кепку на затылок. Я вижу шрам над его бровью – молния, прямо как у Гарри Поттера, – и знаю, что проклятье Темного Лорда тут ни при чем. Это отец ударил его по голове утюгом. Давно, еще в детстве.
– А что так долго, молодой человек? Остыла небось. – Я чопорно поджимаю губы.
– Можешь снять мне звезду.
Мы обмениваемся кривыми улыбками и, наконец, обнимаемся. Крепко. Это же Егор! Честно, я даже не знаю, как вышло так, что мы стали друзьями. Или кем-то вроде того, потому что Андрей до сих пор говорит, что мы дружим как люди, которые вообще ни разу не видели друзей. Ну и ладно, пусть так. Мы сами изобрели свою дружбу – такую, какая нужна нам обоим. Мы не лезем друг к другу с советами и вообще в основном все время молчим. Много ходим пешком, много слушаем музыку (каждый свою), много рисуем…
Мы просто есть друг у друга, и от этого легче дышать.
Я только однажды, увидев новый рисунок Егора, сказала, что он слишком талантлив, чтоб забивать на учебу. Я даже составила и распечатала список вузов с худфаком, куда он мог бы подать документы. Егор сделал из него самолетик и запустил с балкона. А когда тот спикировал на какого-то лысого мужика, гулявшего с собакой, сказал, что, если ему вдруг понадобится совет, он спросит у кого-нибудь умного.
Я намек поняла.
Он не стал никуда поступать. Начал работать сразу после экзаменов, да и школу-то окончил только потому, что мы с Оксаной сдали за него тонну рефератов и придумали тысячу и один способ надавить на жалость учителям. На выпускной Егор пришел только ради Оксаны, но они все равно поссорились. Они все время ссорятся… То сходятся, то расходятся. Сейчас, например, опять не общаются, и оба не говорят почему.
Не удержавшись, легонько, будто случайно касаюсь пальцами кожи Егора – там, где кончается желтый рукав. Но он мгновенно все понимает. Отстраняется и отступает на шаг, прострелив меня яростным взглядом.
– Ну и как я тебе?
Да, ему я тоже сказала.
– Токсичная радуга, бро. Все как обычно.
Егор громко хмыкает и щелчком отправляет сигарету в полет. Мы молчим. Просто стоим, не касаясь друг друга, и смотрим, как набухает тяжелыми тучами небо. Скорей бы уже пошел дождь… Дышать вообще нечем.
– Ты почему не зашел? – Я вытираю противно вспотевшую шею, а Егор пожимает плечами, будто ответ очевиден. Это действительно так. Другой бы и не заметил, как он напрягся. Но я – не другая.
– Услышал вас из окна. Она так смеялась… как смеялась раньше только со мной. – Он стискивает балконные перила с такой силой, что пальцы белеют. У него большие ладони. Широкие, сильные, с кастетом мозолей на сбитых костяшках. Руки бойца. – Дать бы в рыло тому, кто придумал, что противоположности притягиваются. Хотя… Может, и притягиваются. Только вот вместе остаться не могут.
– Ого, прямо статус в ВКонтакте.
– Дарю. – Егор вытаскивает из заднего кармана джинсов смятую пачку сигарет. Вставляет одну в уголок рта, щелкает зажигалкой.
Мне становится не по себе. Кажется, я его задела, но иногда слова просто вылетают изо рта еще до того, как я успеваю подумать, а стоило ли вообще их говорить?
– Извини, – бормочу. – Ей просто сложно тебе довериться, потому что ты… ну… ты…
– Забей. – Егор небрежно машет сигаретой и выдыхает белесое облачко дыма. – Я знаю, что она мне не доверяет. Оно и понятно. Я бы себе ручку дверную не доверил, не то что сердце.
О-о-ох… Если он так много болтает, значит, дело и правда плохо. Я выхватываю сигарету у него из пальцев и, предусмотрительно затушив, швыряю в компанию к первой – в чахлый куст под балконом.
– Пошли. – Я тяну Егора за руку. – Пошли-пошли.
– Куда?
– А ты не читаешь наш чатик? Я провалила экзамены, и мне нужна моральная поддержка.
– Выглядишь, кстати, ужасно.
Я хохочу. Только Егор может быть таким откровенным! Он еще упирается, но я уже вижу улыбку в уголках его губ. Значит, победа близко! Я взваливаю его руку себе на плечо и тяну со всей силы, будто канат.
– Ну, пошли-и-и…
– Да иду я, иду, – сдается Егор. – Дай только пиццу возьму, идиотка.
Первым, кого мы встречаем, оказывается Каша. Он выходит из кухни, на ходу поглощая крекеры. Интересно, он вообще их жует? Или просто пропихивает пальцами сразу в пищевод? Похоже на то…
– О, – кивает Каша Егору. – А я думаю, что за безногий пиццу так долго везет.
Нет, никогда эти двое не станут друзьями!
Мы заходим в комнату. Оксана замолкает, запнувшись на полуслове. Андрей выныривает из телефона и с громким хлопком жмет Егору руку, а Каша на ходу вылавливает из картонной коробки кусок пиццы и почти целиком запихивает в рот.
– Фто? – невозмутимо спрашивает он у Леры, разбрасывая крошки во все стороны. – Я говодный!
Та кривится от отвращения и вырывает коробки у него из рук.
– Это твой первый и последний кусок. Ты наказан! А ты… – она кладет коробки на кофейный столик и гневно тычет в меня пальцем, переходя на крик. – С тобой я вообще не разговариваю, Мацедонская! Какого черта ты смылась? Мы здесь вообще ради тебя!
Небо за ее спиной с грохотом лопается по швам. Молния расчерчивает его сверкающим зигзагом, и на город стеной обрушивается дождь. Мы замираем с открытыми ртами.
– Твою мать… – восхищенно шепчет Каша. – Вот это было эффектно! – И тут же под шумок утаскивает новый кусок пиццы.
– Ты как суперзлодейка из мультика, – хихикает Оксана, невольно переглядываясь с Егором. Ее щеки краснеют, а улыбка становится смущенной.
– Привет, – невпопад вставляет Егор, не сводя с нее глаз. Голодных, отчаянных… любящих.
Лера подцепляет ноготками кусок пиццы и с остервенением вонзает в него зубы.
– Боже, дай мне сил… Я умываю руки. Думайте сами, тупицы.
Я сажусь на подлокотник кресла, в котором сидит Андрей, и он тут же притягивает меня ближе. Охнув, соскальзываю к нему на колени, но Андрей не дает мне встать. Обнимает крепко, утыкается носом в плечо и шепчет: