Так вот, как я уже отметил, Ганс Вайсенброх был человеком, не чуждым идеям просвещения. Он обменивался письмами с Гёте и Шиллером, поддерживал связи с двором Саксен-Веймара в Эрфурте, и есть подтверждения, что именно он изготовил очки, которые Шиллер носил до самой смерти. Несомненно, от кого-то из придворных он услышал о том, что во Францию в качестве представителя колоний прибыл мой предок, доктор Бенджамин Франклин.
(«И вы действительно потомок Бенджамина Франклина?» – едва ли не с восхищением проговорил Китинг.)
Так мне рассказывали (продолжал Бах). Ну, Вайсенброх знал о научных достижениях Франклина, разумеется, и он решил, что американец сможет объяснить, как работают очки из кварца кобольдов. Возможно, он предполагал, что в любой момент сможет вернуться к кварцевой жиле и раздобыть больше материала. Во всяком случае, он упаковал очки и отправил их одному из своих друзей при дворе Саксен-Веймара, приложив письмо, адресованное Франклину, и попросив передать пакет посланнику колоний. Тогда ничего иного придумать было нельзя; почта работала не так уж хорошо.
Насколько я могу судить, мой предок прекрасно использовал очки. До сих пор, знаете ли, некоторые его потомки живут во Франции. Но он никогда не упоминал об этих очках, и мы бы ничего о них не узнали, если бы не письмо Вайсенброха, написанное мелким неразборчивым почерком, типичным для восемнадцатого столетия.
(«И что Франклин ответил Вайсенброху?» – спросил Китинг.)
Никто не знает. Все, что у нас есть, – письмо Вайсенброха с пометкой Франклина. На полях написано: «Сказать г-ну Вайсенброху d. n. atz. enuz. e. p., 4.13». Никому не известно, что означают все эти сокращения. И все, что нам известно о Вайсенброхе, – это его письмо Франклину и его переписка с Гёте и Шиллером. Потом все контакты были прерваны. Понимаете, эти события произошли как раз тогда, когда ландграф Гессе-Касселя начал поставлять королю Георгу солдат для службы в американских колониях. При дворе Саксен-Веймара к этому отнеслись весьма неодобрительно, и отношения с Гессе-Касселем надолго прекратились. А Вайсенброх жил в ГессеКасселе.
Мистер Коэн наклонился над стойкой.
– И вы хотите нам сказать, когда вы надеваете очки, то видите всех вокруг, как будто одежды на людях столько же, сколько на обезьянах?
– Именно это я и хочу сказать, – сказал Бах, снова вытащив очки и нацепив их на нос; он внимательно осмотрел бармена. – Например, очки мне подсказывают, что у вас на животе большой жировик, прямо к северо-востоку от пупка, чуть ниже пряжки ремня.
Лицо мистера Коэна залилось краской, напоминавшей густое бургундское; но прежде чем он успел подыскать подходящий ответ, распахнулась дверь, и появилась светловолосая миссис Джонас, которую сопровождала другая дама, моложе и выше ростом.
– Привет, мистер Коэн, – сказала миссис Джонас, подводя свою протеже к стойке бара, туда, где сидел Бах. – Очень жаль, если мы заставили вас ждать, Септимус, но мы не хотели попасть под этот ливень. Мэриан, это Септимус Бах; Септимус, я хочу тебя познакомить с Мэриан Маркс. Думаю, что у вас двоих немало общего.
Мисс Маркс, конечно, в полной мере оправдала те щедрые авансы, которые выдал ей мистер Гросс. Голливуд мог бы использовать лицо, которое виднелось из-под огромной копны рыжих волос, и все остальное, вплоть до пары изящных лодыжек, казалось, вполне соответствовало тому, что было на виду. Но Септимиус Бах остался невозмутимым, и голос его звучал очень ровно. Юноша едва коснулся руки, которую ему протянула посетительница.
– О да, – проговорил Бах, глядя на девушку сквозь очки. Последовала небольшая пауза. – Вы… ммм… не хотели бы выпить?
– Стингер, пожалуйста, – сказала девушка.
Беседа на этом оборвалась – но тут дверь снова отворилась и появилась другая девушка, которую можно было бы назвать полнейшей противоположностью Мэриан Маркс. Она была невысокой, и очки в черепаховой оправе выделялись на невыразительном лице под стриженными в кружок черными волосами. В отличие от великолепно одетой мисс Маркс она носила короткое пальто поверх бесформенного халата. Девушка вручила пакет миссис Джонас.
– Профессор Тотт сказал, что ему нужно проверить письменные работы, но он вспомнил, что вы хотели получить отросток герани. Вот он и прислал меня… – сообщила девушка.
– Спасибо, Энн, – ответила миссис Джонас. – Ты знакома с Мэриан Маркс, не так ли? Энн Картер, это – Септимус Бах.
Бах взял девушку за руку.
– Разве вы не останетесь с нами?
– Нет, – ответила девушка. – Мне нужно возвращаться в университет. Но все равно спасибо.
Она отвернулась, но Бах последовал за ней.
– По правде сказать, мне и самому идти в ту сторону. Не возражаете, если я пойду вместе с вами? – Он обернулся к остальным посетителям: – Рад был с вами познакомиться, мисс Маркс. До свидания, Элли.
Он пошел к двери вместе с Энн Картер, не отводя от девушки восторженного взгляда.
Когда дверь за ними затворилась, Мэриан Маркс сказала:
– Вот так! Я, в общем, не возражаю против того, что он меня сразу бросил, едва успев познакомиться, но просто интересно, что он такого в ней разглядел?
Вокруг да около.Вместо послесловия
Мы с Флетчером Прэттом (1897–1956) начали сотрудничать на ниве беллетристики в 1939 году. Прэтт был тогда известным автором НФ, исторических сочинений, биографий и книг о войне и армии. Я только начинал свою карьеру сочинителя-фрилансера. После нескольких лет работы техническим редактором, преподавателем и консультантом я сочинил в соавторстве учебник и продал несколько рассказов и статей в НФ-журналы.
Война с Германией прервала наше сотрудничество. В 1946-м, в конце войны, мы с Прэттом решили сочинить серию рассказов, действие которых происходило в баре; мы подражали историям лорда Дансени о Джоркенсе. Я не помню, кто из нас первым придумал, что центром событий станет бар Гавагана, не помню, насколько сознательно мы следовали примеру Дансени. Мы не знали, что по ту сторону океана Артур Ч. Кларк начинал аналогичный проект, сочиняя рассказы о «Белом Олене».
Первым рассказом о баре Гавагана стала «Самая лучшая мышеловка». Эту историю отклонили два журнала, мы переписали рассказ, получили еще несколько отказов и наконец продали его в «Журнал фэнтези и научной фантастики». Тем временем мы собирали все больше подходящих сюжетов и работали всё быстрее, поскольку ничто нас не связывало, а ритм историй мы уловили. В большинстве случаев мы сверяли свои заметки и советовались. Потом я сочинял первоначальную редакцию, а Прэтт делал итоговый вариант.
Место действия этих историй – старомодный бар 1950-х годов. В те дни доллар стоил в несколько раз больше, чем теперь; десятицентовики, четвертаки и пятидесятицентовые монеты делали из самого настоящего серебра. Бороды были редкостью; мужчины коротко стригли волосы, очень распространена была ныне редкая стрижка – «ежик». Коммерческое телевидение было новинкой. Коктейль «Манхэттен» пользовался огромной популярностью. Женская эмансипация, права геев, этнические конфликты – все это еще не было актуально, но «холодная война» шла вовсю. Сексуальная революция еще не начиналась, а слово «негр» использовали чаще, чем слово «черный».
Мы с Прэттом работали над рассказами в течение шести лет. Последним произведением стали «Очки Вайсенброха», написанные в 1953-м. Из двадцати девяти историй о баре Гавагана только двадцать три появились в оригинальном сборнике «Рассказы из бара Гавагана». Еще шесть, написанные после того, как книга была сдана в печать, публиковались в журналах. Двенадцать были напечатаны в «Журнале фэнтези и научной фантастики», три в «Вейрд тэйлз» и два в «Фантастической вселенной научной фантастики».
Я слегка отредактировал рассказы, чтобы удалить несогласованности стиля и содержания, потому что Прэтт расставлял знаки препинания на слух. Рассказ «Тот, кто ее увидит» редактор журнала переименовал в «Убежище аргонавта»; я восстановил первоначальное название. «Почудился мне голос…» был первоначально опубликован под названием «Когда завоет ветр ночной» (из Гилберта и Салливана), но мне кажется, теперешнее название (из Шекспира) подходит лучше.
С приближением столетия Гражданской войны Прэтт все больше уделял внимания книгам о войне между штатами, и у него не оставалось времени ни для художественных произведений, ни для работы в соавторстве – до самой его преждевременной смерти. Вследствие этого мы так никогда и не вернулись к рассказу о вампире, любившем сладкое и нападавшем только на диабетиков. Эта ненаписанная история, может быть, называлась «Луна и я», потому что у меня сохранилось упоминание о таком рассказе в списке сочинений. Очевидно, мы не дошли до стадии первоначального наброска – в моем архиве не сохранилось никаких рукописей. В этом рассказе мы должны были использовать знания Прэтта о мире профессионального бокса; в юности он выступал на ринге в легком весе. Хотя он не возражал против разговоров о боксерском прошлом, но отказывался предавать гласности эти эпизоды, так как не одобрял, когда писатели эксплуатировали детали своей частной жизни.
Эта книга издана на основании договоренности с доктором Кларком, моим соседом по комнате в колледже и давним другом Прэтта. Читатели, которые хотели бы узнать больше о жизни и творчестве Флетчера Прэтта, найдут биографический очерк об этом разностороннем авторе в моей книге «Литературные рыцари и волшебники», выпущенной «Аркхэм Хаус» в 1976 году.
Л. Спрэг де Камп
Вилланова, штат Пенсильвания
Май 1976
Напитки
Ангельская титька (Грудь ангела). Состав: самбука светлая (анисовый ликер) – 25 мл, яичный ликер – 25 мл, коктейльная вишня красная – 5 г
Способ приготовления:
налейте в стопку самбуку светлую;
используя коктейльную ложку, уложите слой яичного ликера;
украсьте коктейль вишней.