Эми уже заглянула в электронные письма Ванессы. За десять лет их накопилось много. Нескольких вполне хватило для того, чтобы отпала необходимость читать остальные.
— Я хотел с ней порвать, но она обладала невероятным магнетизмом, — в голосе слышалось отвращение к самому себе. — Магнетизм. Все так. Она была страстной, невероятно страстной, я уже понимал, что психически она неуравновешенная, но дал слабину. И это чистая правда.
Он начал рассказ, сидя лицом к Эми, но даже через десять лет после тех событий стыд заставил его отойти к окну, которому он сейчас и признавался.
Эми хотелось подойти к нему, положить руку на талию, дать знать, что ничего между ними не изменилось. Но, возможно, ему требовалось отвращение к себе, чтобы выжать из себя все эти секреты. Она чувствовала, что её любовь может ослабить его, и Брайан, похоже, это понимает, а потому ей не оставалось ничего другого, как ждать, пока он сам не решится вновь взглянуть ей в глаза.
Фред и Этель спали, улёгшись спинами друг к другу. Никки бодрствовала, слушала внимательно, пусть и делала вид, что разговор этот совершенно её не интересует.
— Я и представить себе не мог, что она хочет ребёнка. Из тех женщин, с которыми я тогда встречался, она меньше всех годилась в матери.
Раз уж Эми не могла сейчас прикоснуться к нему, ей не оставалось ничего другого, как встать у другого окна и тоже смотреть на движущийся к вечеру день.
— Когда выяснилось, что она забеременела, произошло ужасная сцена. Но совсем не такая, как ты могла бы ожидать. Она заявила, что хочет моего ребёнка, что он ей необходим, а вот меня она больше видеть не желает.
— Разве закон не даёт тебе каких-то прав?
— Я пытался с ней это обсудить, она же хотела говорить только о том, что мне впору примерять корону самого большого неудачника этого мира.
— Если она так о тебе думала, почему хотела от тебя ребёнка?
— Я не мог этого понять. Она просто исходила злобой. Ненавидела меня, презирала. Разнесла в пух и прах мои пристрастия в одежде, музыке, книгах, мои деловые качества, финансовые перспективы, все. С чем-то я мог согласиться, с чем-то — никогда. Мне пришлось уйти от неё.
Свет катящегося к горизонту солнца и плывущие по небу облака создавали невероятно красивую картину, так разительно отличающуюся от отвратительной истории, которую ему приходилось рассказывать.
— Я ожидал, что она позвонит. Не позвонила. Я сказал себе, ну и черт с ней, теперь это уже не моё дело. Но среди того, что она мне наговорила, хватало правды. Теперь мне не нравилось то, что я видел в зеркалах. Я постоянно думал о ребёнке, которого она носила под сердцем, моем ребёнке.
Какие бы недостатки ни отличали его в те дни, он стал хорошим человеком. Эми понимала, что со временем он захочет услышать об этом от неё, но не теперь.
— Мне потребовался месяц, чтобы понять: если ребёнок не станет частью моей жизни, тогда и нормальной жизни у меня не будет. И с каждым годом она все в большей степени будет идти наперекосяк. Я позвонил Ванессе. Она сменила номер телефона.
Я поехал на её квартиру. Она уже съехала. Нового адреса не оставила.
Эми вспомнила его слова о том, что однажды он видел ребёнка.
— Но ты её нашёл.
— Три месяца я обзванивал наших общих знакомых. Она с ними больше не общалась. Оборвала все прежние связи. В конце концов, у меня нашлись деньги на частного детектива. Но даже он с большим трудом вышел на её след.
Цвет бренди на облаках стал более насыщенным, начало окрашиваться и синее небо.
— Она жила в огромной, дорогой квартире с видом на бухту Ньюпорта. Аренду платил владелец большой строительной фирмы. Паркер Хисскас.
— В наших краях это известный человек.
— Когда я заглянул к ней, она была уже на седьмом месяце. Уделила мне пять минут, чтобы я увидел, в какой живёт роскоши. А потом велела служанке проводить меня до двери. Наутро ко мне пришёл знакомый Хисскаса.
— Вот так сразу?
— Нет, не мордоворот. Тип, конечно, неприятный, но вежливый. Сообщил мне, что Хисскас женится на даме после рождения ребёнка.
— Если это был их ребёнок, чего ждать?
— Меня это тоже удивило. А потом его знакомый предлагает мне работу — спроектировать дом для ещё одного знакомого Хисскаса.
— Если бы это был его ребёнок, он не пытался бы откупиться от тебя.
— Я отказался. Пошёл к адвокату. Потом ко второму. Они мне сказали одно и то же. Если Ванесса и Хисскас говорят, что отец — он, у меня нет никаких оснований для проверки на ДНК.
Нотки отвращения к себе и злости слышались в голосе, но Эми уловила ещё печаль.
— Я пытался найти способ доказать своё отцовство, когда как-то вечером она пришла ко мне с двухмесячной дочкой на руках: девочка родилась раньше положенного срока. Она сказала… — на какие-то мгновения Брайан запнулся, не в силах повторить слова Ванессы. Но собрался с духом. — Она сказала: «Посмотри, чем ты меня накачал. Это тупая, маленькая уродина. Твоя тупая маленькая уродина лишила меня всего».
— То есть с Хисскасом у неё всё лопнуло.
— Я так и не понял, что у неё с ним произошло. Но лопнуло, это точно. Ребёнок был не его, и её вышвырнули. Она хотела денег, спросила, сколько я могу заплатить за ребёнка. Я показал ей чековую книжку, выписку из банка. Я заделал ей ребёнка, а потом довёл дело до того, что его выставляли на продажу. Получалось, что я ничем не лучше, чем она.
— Неправда, — тут же возразила Эми. — Ты хотел эту девочку.
— Я не мог добыть деньги до утра, но она не хотела оставить ребёнка у меня. Она обезумела от злости. Глаза из зелёных стали чуть ли не чёрными, что-то ужасное вселилось в неё и буквально их зачернило. Я хотел отнять у неё девочку, но испугался, что она скорее убила бы её, разбила голову о стену, чем отдала бы мне. Она нуждалась в деньгах, и я надеялся, что она вернётся с ребёнком, чтобы их получить.
— Но она так и не вернулась.
— Да. Не вернулась. Да поможет мне бог, но от страха я позволил ей уйти в ту ночь, унести моего ребёнка.
— И с тех пор она тебя мучает.
Низкая оранжевая свеча солнца разливала тёплый, мягкий свет по западному горизонту.
— Только ФБР, проводя расследование, может найти человека по его электронному адресу. Я не могу доказать своё отцовство. Ванесса в электронных письмах ничего лишнего не говорит.
— И частные детективы не смогли её найти?
— Нет. Она не высовывается, возможно, сменила имя, получила новую карточку социального обеспечения с другим номером, сменила все. И потом, то, что она делала со мной, значения не имеет. Но что она сделала с моей дочерью? Что она сделала с Надеждой?
Интуитивно Эми поняла смысл последнего вопроса.
— Так ты её назвал… Надеждой?
— Да.
— Что бы ни сделала Ванесса, куда важнее другое: у тебя, возможно, появился шанс все исправить.
Вот это и было самым важным, о чём он упоминал ранее. Важнее рисунков глаз Никки, важнее слуховых галлюцинаций и загадочных теней, которые он улавливал краем глаза, важнее сна и того, что проснулся он на идеально застеленной кровати. После десяти лет разлуки он мог вернуть дочь.
Эми прочитала его электронное письмо Ванессе: «Я в твоей власти. Мне нечем воздействовать на тебя, все козыри — твои. Если придёт день, когда ты позволишь мне получить то, что я хочу, причина будет в том, что смягчение своей позиции ты сочтёшь лучшим для себя вариантом. Не в моих силах заработать или заслужить такую милость с твоей стороны».
Пробудившись от сна, который перенёс его в бушующую над Канзасом бурю, Брайан нашёл в компьютере полученный от Ванессы ответ. И теперь, стоя у окна, держал в руке распечатку её электронного письма.
«Тебе все ещё нужна твоя маленькая свинка? Ты меня достал своей уютной жизнью, в которой всё идёт так, как ты хочешь. Тебе никогда ничем не приходилось жертвовать! Ты хочешь посадить эту маленькую уродину себе на шею? Хорошо. Я к этому готова. Но кое-что я у тебя попрошу. Будь на связи».
Свет тускнет, в стекле уже отражается лицо Эми.
Выложив все секреты, ещё раз глянув на отражение собственного лица, Брайан повернулся к Эми.
Она шагнула к нему, взяла за руку.
— Она захочет получить все, до последнего цента.
Улыбнувшись, Эми, уже в новом контексте, повторила сказанное ранее:
— Не все. Мы с тобой останемся прежними.
Глава 35
Оторванные конечности, обезглавленное тело, безглазая голова и выковырянные глаза куклы Лунная девушка аккуратно разложила на столе рядом с подносом, на котором принесла ленч.
Пигги по ходу отрывания рук-ног и обезглавливания никоим образом не показывает, что замечает, чем занята мать. И теперь она игнорирует обломки.
Харроу подозревает, что на этот раз Пигги перехитрила мать. Вместо того чтобы надеть тщательно расшитое платье на любимую куклу, возможно, она обрядила в него самую нелюбимую.
Это маленькая победа, но в жизни этого ребёнка других просто не может быть.
Если Лунная девушка поймёт, что её обвели вокруг пальца, Пигги придётся дорого за это заплатить. Харроу видит, что даже теперь эта женщина с трудом подавляет ярость, вызванную безразличием дочери к уничтожению её куклы.
Как и у Харроу, в Лунной девушке сочетаются холодный разум машины и тело, идеальное по форме и функциональным возможностям, но, если Харроу понимает и контролирует свои эмоции, Лунная девушка лишь притворяется, что ей это под силу.
Спектр её эмоций ограничен злостью, ненавистью, завистью, жадностью, плотским желанием и любовью к себе. Харроу не уверен, осознает ли она свою ограниченность или думает, что это полный набор.
И пусть железный контроль над собой ей недоступен, она убеждена, что становится сильнее, подавляя свои эмоции. Чем дольше злость и ненависть не имеют выхода или выход их ограничен, тем чище и мощнее они становятся, пока не превращаются в эликсир, эффективнее которого не изготовить и волшебнику.
Она сидит у стола. Смотрит на дочь, и хотя её копящаяся ненависть смертельно опасна, она ещё не готова нанести решающий удар. Она подождёт эту ночь и следующий день… осталось совсем недолго… и уж тогда убьёт всех, кого хочет убить больше всего.