жизнь.
Билли вышел из «Лендровера» со словами:
— Посмотри на себя, ты — Ганнибал Лектер.
Джорджи ответил фразой из фильма, насчёт того, что человеческая печень с конскими бобами хорошо идёт под «кьянти».
— Перестань, перестань, — замахал руками Билли. — Я обмочу штаны.
Он обнял Джорджи Джоббса, спросил, как поживает его брат, Стив. Джорджи сказал: «Чокнутый ты сукин сын», — и они обменялись парой шутливых ударов.
Лучшие частные детективы знали, что такое угрызения совести, чтили уголовное законодательство. Такие люди, как Верн Лесли и Бобби Онионс, стояли на пару ступенек ниже.
А Джорджи Джоббса отделял от Лесли и Онионса целый лестничный пролёт. Он давно хотел стать частным детективом, но ему не хватало терпения выполнить необходимые требования и сдать соответствующий экзамен. Не нравилась ему и необходимость носить при себе только зарегистрированное оружие и давать кому-либо повод называть его сыщиком.
В заслугу Джорджи следовало поставить исполнительность, при условии, что ему не поручалось решение алгебраических уравнений, да и вообще что-либо, связанное с математикой.
Пока Лесли и Онионс ехали на встречу с пустыней Мохаве, Джордж побывал в их офисах. У Лесли офисом являлась паршивая квартирка, в которой тот жил, а фирма «Бобби Онионс инвестигейшнс» занимала каморку над тайским рестораном.
Джорджи унёс жёсткие диски их компьютеров, картотеку, не такую уж и обширную, дискеты, ежедневники, блокноты, все, на чём хозяева офисов могли что-то написать. На пару с Билли они переложили добычу из «Субербана» в багажное отделение «Лендровера».
Поскольку Джорджи отличала дотошность, Билли не сомневался, что власти, начав расследование исчезновения двух частных детективов, не смогут найти ничего такого, что связало бы их с клиентом, которого звали Билли Пилигрим.
Понятное дело, эти имя и фамилию он получил не от родителей, но пользовался ими часто и намеревался пользоваться дальше, очень к ним привязавшись. Кроме того, его босс, богатый наследник, который превратился в удачливого воротилу преступного мира, жёстко требовал, чтобы свободные концы обрубались раз и навсегда.
Джорджи также привёз два чемодана с жёсткими стенками, изготовленные компанией «Самсонит», заказанные Билли. Их он передавал с уважением, граничащим с благоговейным трепетом.
— Никогда не думал, что придётся привезти так много за один раз.
— Этот день ты запомнишь, — согласился Билли.
— Знаешь, мне приятно, что ты доверился мне с таким поручением.
— Мы прошли долгий путь, Джорджи.
— Такой долгий, что я уже и не помню, когда он начался, — ответил Джорджи и, скорее всего, не кривил душой.
Проверив содержимое чемоданов, Билли закрыл их и поставил не в багажное отделение «Ровера», а на пол у заднего сиденья.
Билли заплатил Джорджи наличными, а когда Джорджи засовывал деньги в карман пиджака, вогнал в него три пули из пистолета с глушителем.
Забрал деньги, уложил тело Джорджи в багажное отделение, накрыл одеялом.
В пятьдесят лет он уже не мог управляться с трупом с той же лёгкостью, что и в тридцать. Пришлось призвать на помощь все ухищрения, накопленные за долгие годы. Если бы ему не нравилась его работа, он бы, возможно, и не справился.
Закрыв заднюю дверцу внедорожника, Билли не стал обыскивать «Субербан». Знал, что Джорджи не ведёт ежедневника, куда записывает все свои встречи. По той простой причине, что Джорджи не смог бы правильно написать «Иисус», даже если бы это было единственным требованием, открывающим для него ворота рая.
Зато Джорджи мог кому-нибудь похвалиться, что зачистил офисы двух частных детективов по просьбе Билли, вот ему и пришлось умереть. Тем самым оборвалась последняя ниточка, связывающая Билли Пилгрима и Эми Редуинг… точнее, одна из последних.
Сидя за рулём «Лендровера», катившего по бетонному ложу пересохшей реки, Билли радовался тому, что над ним не висит дамоклов меч последнего срока сдачи рукописи в издательство, и ему не приходится иметь дело с литературными критиками, заранее затачивающими ножи перед выходом его новой книги.
Глава 39
Когда Брайан и Эми вернулись с прогулки с собаками, в почтовом ящике их ждали два электронных письма от Пигкипера.
Первое — короткое: «Это буду я».
— И что ты можешь сказать по этому поводу? — спросила Эми, глядя на экран через плечо Брайана.
— Ничего.
Он открыл второе письмо: «Разве я не сказала, — «БУДЬ НА СВЯЗИ?».
Когда Эми села на второй стул, Фред устроился рядом на полу, положил голову ей на бедро, преданно посмотрел в глаза.
— Фред хороший, — она его погладила. — Хороший, хороший Фред.
Увидев всё это, Этель, которая вроде бы уже собралась подремать, встала, подошла к Эми с другой стороны, положила голову на второе бедро.
— Да, да, Этель тоже хорошая. Хорошая, красивая, красивая Этель.
После возвращения с прогулки Никки не улеглась на полу. Села рядом с Брайаном, удостоив его чести мягко почёсывать ей голову, но при этом смотрела на экран компьютера столь же пристально, как в парке — на белку.
Когда же Брайан поворачивался к ней, она встречала его взгляд, и он, глядя в её глаза, едва успел задаться вопросом: а что заставило рисовать их, и почему они вновь притягивали, как магнит, когда компьютер сообщил о поступлении нового электронного письма?
Брайан прочёл его Эми вслух: «Это буду я».
— И что это значит?
Зазвонил телефон. Номер, с которого звонили, не определился.
Брайан не потянулся к трубке.
— Это она, — указала Эми.
— Я не говорил с нею десять лет.
Как бы сильно он ни хотел вырвать Надежду из-под контроля матери, перспектива сделать ещё шаг к возвращению во вселенную Ванессы пугала.
Раздался второй звонок, третий, и только после этого он снял трубку.
— Да?
— Брай, из тех зданий, что ты спроектировал, ещё ни одно не развалилось?
— Нет. — Он дал себе слово, что не разозлится, не выйдет из себя, что бы она ему ни наговорила, не поставит под удар шанс вернуть Надежду.
— Это всего лишь вопрос времени, Брай. Мы знаем, что происходит, когда ты что-нибудь зачинаешь.
Он уже забыл, какой необычный у неё голос, обволакивающий и при этом стальной.
— Я думаю, тебе пора взять ответственность за последствия, вызванные твоей паршивой спермой, не так ли?
Он перевёл взгляд на Эми, почувствовал, что каким-то образам пачкает её, если смотрит, говоря с Ванессой, и отвёл глаза.
— Чего бы ты ни хотела, Ванесса, я согласен. Не буду и торговаться. Все мои сбережения, инвестиции… ты увидишь, я ничего не скрою.
— Мне не нужны твои деньги, Брай. Ты живёшь над своей конторой. Если бы твои родители не умерли, ты бы, наверное, жил с ними. Все твои сбережения, что я смогу на них купить? Красивую шубку? Туфли в придачу?
Она не могла знать, как он живёт, из тех электронных писем, которые он ей посылал.
— Ты говорила, что тебе от меня что-то нужно, — напомнил он ей.
— У моего мужчины денег больше, чем у Бога. Он богаче того подонка, за которого я смогла бы выйти замуж, не окажись твой ребёнок выродком. Деньги — не проблема. Знаешь, Брай, было время, когда я хотела, чтобы ты умер.
— Думаю, что знаю.
— И не медленной смертью от рака. Потом у меня были мужчины, которые могли бы все устроить, быстро и без проблем. Но я достаточно быстро это переросла.
Будь у него вместо нервов рояльные струны, на них удалось бы брать только высокие ноты.
Ранее он убрал левую руку с головы Никки. Теперь вернул… и контакт этот неожиданно его успокоил.
— Конечно, было бы куда приятнее и дальше общаться с тобой на расстоянии, изредка втыкая в тебя иголки.
— Никто лучше тебя не умеет держать мужчину на привязи.
Он уже забыл, что она умеет смеяться, когда услышал её смех, хрипловатый и такой молодой.
— Этот парень, с которым я теперь, когда у него возникают проблемы с людьми, он не отправляет их на тот свет, он просто убирает таких со своей дороги. Денег у него столько, что карманы ему приходится шить очень глубокие, руки могут уходить в них до плеч.
— Мне нужна только моя дочь, ничего больше.
— А моему парню Пигги как раз и ни к чему. Другие парни, они веселились, наблюдая, как я шпыняю её, но не этот. Его от неё тошнит, он хочет, чтобы ноги её здесь не было.
— И я хочу того же. Привези её ко мне. Или я приеду за ней. Как скажешь.
— Дело в том, что мой парень, он всегда играет по правилам. Кривые дорожки — это не для него. Впервые после тебя вижу такого. Но на его беду, он слишком похотлив, поэтому принадлежит мне с потрохами, бедняжка. Ты помнишь, как это было, не так ли?
— Да.
— Он хочет, чтобы мы с тобой подписали бумаги, в которых указано, что Пигги — наша дочь, но ты услышал голос Иисуса или что-то в этом роде, и захотел взять над ней полную опеку, ты снимаешь с меня всякую ответственность, я была хорошей матерью, морально ты у меня в долгу, потому что десять лет я содержала ребёнка на свои кровные, и ты благодарен мне за то, что я не беру с тебя ни цента, и так далее, и так далее.
— Я подпишу что угодно.
— Пачка документов толщиной с фут, потому что он не хочет, чтобы ты снова пришёл к нему или, ещё хуже, отправился в газету, чтобы рассказать, как жестоко он поступил с бедной девочкой-выродком. Он даже учредит фонд, откуда будут поступать деньги на её содержание.
— Мне это не нужно. Денег у меня хватит.
— Он на этом настаивает, Брай. Он дорожит своей репутацией, так что прикрывает задницу всегда и везде. А поскольку мне предстоит стать миссис Глубокие карманы, он прикрывает и мою задницу.
Такой поворот событий Брайну не нравился. Но, с другой стороны, если бы с ним что-то случилось, подобный фонд гарантировал бы, что Надежду не отправят в приют.
— Доверительному фонду требуются директора, чтобы управлять им, инвестировать деньги, распределять прибыль. То есть ты появишься в моей жизни, Ванесса, и останешься в жизни девочки. Зачем нам это?