«Признайся, ты считаешь его неотразимо привлекательным, но ты знаешь, что он последний человек на земле, которого тебе можно желать».
— Продолжай в том же духе, cherie,[1] и ты узнаешь.
Не сказав больше ни слова, Макс повернулся и вышел из кабинета.
Джоли шумно выдохнула и глубоко вздохнула, у нее было такое ощущение, будто она была на волосок от того, чтобы ярость Макса обрушилась на нее в полную силу. Но рано или поздно напряжение между ними достигнет критической точки. Джоли надеялась, что это произойдет поздно, а не рано. Ей нужно было время, чтобы подготовиться, накопить силы.
— Ну, что он сказал? — требовательно спросил Перри. Он нервно мерил шагами гостиную сестры. — У него есть план, как избавиться от Джоли? Он связался с Гаром?
Джорджетт сидела в обитом белым шелком шезлонге в гостиной, выдержанной в белых и бежевых тонах. Гостиная примыкала к их с Луисом супружеской спальне. Она неторопливо попивала чай со льдом, который обычно пила в полдень. В эти жаркие влажные дни Джорджетт искренне наслаждалась этими небольшими радостями благополучной жизни. Не обращая внимания на Перри, она огляделась, отмечая роскошь убранства комнаты. Присутствие Луиса ощущалось в ее будуаре непереносимо сильно, поэтому она обязательно переделает эти комнаты, как только пройдет приличествующее время.
— Ты меня слушаешь? — спросил Перри.
Джорджетт очень хотелось, чтобы Перри оставил ее в покое. У нее было очень беспокойное утро, и сейчас ее нервы были совершенно истрепаны. Но, зная своего брата, Джорджетт не сомневалась, что он будет к ней приставать, пока она ему не ответит. В некоторых отношениях Перри напоминал надоедливого москита, который выводит человека из себя своим жужжанием. Естественно, она любила Перри, кроме него, у нее не было братьев и сестер. Они росли в Новом Орлеане практически сиротами — их мать умерла, а отец был ничтожным алкоголиком, жили впроголодь и вместе искали пути к выживанию. Они делали то, что приходилось делать. Джорджетт ужасно стыдилась своего прошлого и молила Бога, чтобы никто не узнал правду о Джорджетт Клифтон, которая стала проституткой в тринадцать лет. Когда ей было восемнадцать, в нее влюбился один из ее клиентов — Филипп Деверо, который бывал в Новом Орлеане несколько раз в год. Джорджетт питала к Филиппу теплые чувства, но она была не способна кого-нибудь любить. Ни тогда, ни много лет спустя. До Луиса.
— Черт подери, женщина, да ответь же мне наконец! — Перри остановился прямо перед Джорджетт. — Джоли Ройял — как муха в нашем меду. Все эти годы все шло хорошо, Луис был очень щедрым человеком, и он был всецело тебе предан. Но помяни мое слово, от этой девчонки надо ждать неприятностей. Она хочет выкинуть нас из Белль-Роуз и ни перед чем не остановится, пока не отберет все, что у нас есть.
— Но она не может отобрать. Луис меня защитил… всех нас. Он оставил моим детям две трети своего имущества.
Перри продолжал ворчать, словно не слышал Джорджетт:
— Максу надо от нее избавиться. Я с удовольствием помогу ему избавиться от ее тела. Может, стоит бросить ее в реку. Из нее получится хороший корм для рыб.
— Перри! Какие безумные вещи ты говоришь! Макс никогда бы… Замолчи сейчас же и не говори ерунду! Если тебя кто-нибудь услышит, могут снова поползти те ужасные слухи, которые ходили, когда умерла Фелисия.
— Как ты думаешь, Джорджи? Думаешь, твой сын убил свою неверную и не очень-то любимую жену?
— Нет. Я совершенно уверена, что он этого не делал. Макс — хороший человек. И преданный сын. Возможно, у него вспыльчивый характер, но он держит свой темперамент под контролем.
— Нуда, под контролем… большую часть времени. Но я его видел, когда он был близок к тому, чтобы полностью потерять контроль над собой. И ты тоже видела. Когда он замыкается в себе и становится задумчивым, у тебя не появлялась мысль, что он унаследовал от отца склонность к злу?
— Филипп Деверо был сама доброта! — заявила Джорджетт. — В нем совершенно не было ничего злого!
Перри расхохотался, и в его громком хохоте чувствовался налет презрения.
— Черт, Джорджи, я говорю не о Филиппе, а о родном отце Макса.
— Филипп был…
— Филипп был простаком, который на тебе женился и сделал тебя честной женщиной, но мы оба знаем, что не он произвел на свет этого Черного рыцаря, твоего сынка.
Джорджетт не желала слышать больше ни единого слова. Как только Перри посмел вытащить на свет божий эту древнюю историю! И именно сейчас, когда все члены семьи должны выступать единым фронтом и представлять себя в как можно более выгодном свете! Обществу. И Джоли.
— Тише! Не говори глупости! — велела Джорджетт брату. — А вдруг тебя кто-нибудь подслушает? Я же тебе запретила говорить о нашей жизни до переезда в Саммервиль. И ты обещал хранить наши тайны.
— Я никогда ни словом не обмолвился ни единой душе. Даже когда был… в общем, когда выпивал лишку. По крайней мере насколько мне известно. — Он безрадостно засмеялся, издав гортанное «ха-ха-ха». — Черт, Джорджи, ты же не думаешь, что я хочу, чтобы стало известно, чем я занимался в молодости?
Джорджетт протянула руку и взяла мягкую, гладкую руку Перри. Это была рука человека, много лет не знавшего физического труда. Аккуратно подстриженные ногти должны были показывать, что это джентльмен. Но Джорджетт знала, как обстоят дела в действительности. Под холеной внешностью, которую Перри являл миру, ее младший брат был опустившимся человеком, представителем отбросов общества, как и она сама.
— Макс сегодня поехал в офис, — сказала Джорджетт. — За ленчем он встретится с Гаром, и они обсудят наши возможности. И до тех пор пока мы не найдем какого-то законного способа избавиться от Джоли, мы все должны вести себя с ней в Белль-Роуз гостеприимно. Я ясно выразилась? Она — дочь Луиса, и я не позволю никому в этом доме обращаться с ней дурно.
— Ты это серьезно? — Перри посмотрел на сестру с удивлением. — Знаешь, Джорджи, за прошедшие годы ты превратилась в леди. В настоящую леди.
Кларис встречалась с Ноуэллом в бельведере. При его приближении ее сердце забилось чаще. Он был одет как обычно — в линялые джинсы и клетчатую хлопковую рубашку. Свои седые волосы длиной до плеч он собрал в хвост. Кларис чувствовала себя немного виноватой из-за того, что она сегодня такая счастливая, такая оживленная, такая влюбленная. Было как-то неправильно, что ее жизнь насыщена и полна, тогда как бедного Луиса только вчера похоронили. А маленькая славная Джоли так сердита, так обижена и полна решимости мстить.
Кларис знала, что люди перешептываются у нее за спиной, что про нее и Ноуэлла говорят гадости. Она вовсе не такая глупая, как все думают. У нее с восемнадцати лет нервы не в порядке, и за двадцать лет ее эмоциональное состояние ухудшилось. Но она принимала валиум, и он ее успокаивал. После того как саммервильские врачи отказались выписывать ей лекарство, которое ей было необходимо, она нашла в Новом Орлеане человека, особого врача, который понял ее проблему. Лекарство ограждало ее от призраков днем, хотя ночью, в снах, воспоминания иногда возвращались. Повсюду кровь… зловоние смерти…
«Не думай об этом! Не переживай заново тот ужасный день».
Ноуэлл обнял Кларис. Ей нравилось, когда он ее обнимал, она наслаждалась нежностью этого человека. Несмотря на грубоватую внешность, он настоящий джентльмен. И в отличие от других никогда не обращается с ней как с сумасшедшей. Для других она «бедная жалкая Кларис». Они говорят: «У нее такая трагическая судьба, она потеряла жениха, когда была еще совсем девчонкой, и с тех пор так до конца и не оправилась от потери. А потом именно ей суждено было обнаружить в Белль-Роуз тела сестер и этого негра. С тех пор она тронулась умом».
Кларис льнула к Ноуэллу, наслаждаясь его мужественной силой. А иногда даже она сама удивлялась, почему такой мужчина мог ею заинтересоваться.
Ноуэлл уткнулся носом в ее шею и прошептал:
— Сколько времени ты можешь здесь пробыть?
— Довольно долго, — ответила Кларис. — Джорджетт думает, что я решила поспать днем.
— Я тебе кое-что принес.
Продолжая одной рукой обнимать Кларис, другой рукой Ноуэлл достал откуда-то из-за спины цветок, прекрасную желтую розу. Кларис мечтательно вздохнула и приняла его дар.
— Все в порядке? — спросил Ноуэлл. — Когда ты позвонила и попросила встретиться, мне показалось, что я слышал в твоем голосе тревогу. — Он поцеловал ее в кончик носа. — Я не хочу, чтобы ты из-за чего-то волновалась. Ну, рассказывай, что не так, и я попытаюсь для тебя это исправить.
Кларис застонала:
— Если бы ты мог!
— Это касается завещания Луиса Ройяла? — спросил Ноуэлл. — Были какие-то проблемы?
— С завещанием Луиса?
Кларис подвела Ноуэлла к скамье. Они сели бок о бок. Кларис смотрела в его красивые карие глаза и упивалась его восхищенным взглядом. Она спрашивала себя: способен ли мужчина имитировать такую любовь и преданность?
— Луис оставил мне доверительный фонд в миллион долларов, — сказала она.
— Ого, Кларис, ты очень богатая женщина.
— Уж точно богаче, чем была.
— Я знал, что Луис будет к тебе справедлив. Он был хорошим человеком.
— Да, был. Очень хорошим.
Кларис погладила Ноуэлла по гладко выбритой щеке. Он был очень волосатым: руки, ноги, грудь. Ее погибший жених Джонатан тоже был волосатым. Когда Ноуэлл только приехал в Саммервиль, он носил усы и бороду. Но когда Кларис попросила его побриться, он немедленно это сделал и с тех пор всегда бывал гладко выбрит.
— Дорогой, ты несколько раз предлагал мне стать твоей женой, а я все откладывала. Но смерть Луиса показала мне, что глупо откладывать счастье на будущее. Ни у кого из нас нет никаких гарантий, что он будет жив завтра.
— Кларис, неужели…
Она кивнула:
— Да. Я выйду за тебя замуж. Если ты все еще меня хочешь.
Улыбка Ноуэлла согрела ее сердце. Он сгреб ее в объятия и страстно поцеловал, потом прошептал на ухо: