– Вы продолжаете меня удивлять, – резко сказал он. – Вы не такая, какой я ожидал вас увидеть. – Он повернул голову, и Джорджия увидела его шрамы. – Моему сыну повезло, что у него такая… мать.
У Джорджии сдавило грудь. Она изо всех сил старалась улыбаться, скрывая боль и панику. Почему Никос назвал ее так? Она не мать его ребенку. И никогда ею не будет.
Джорджия вылезла из бассейна, вытерлась полотенцем, надела махровый халат и завязала пояс.
– Увидимся вечером, – сказала она, бросила влажное полотенце в бельевую корзину у домика у бассейна и направилась в свою комнату.
У Джорджии стучали зубы. Она была напугана. Ей не нравилось то, что она испытывает. Беременность сильно изменила ее. Она стала по-другому чувствовать вкусы и запахи. Ее эмоции стали более бурными. У нее часто менялось настроение. И вот теперь она находится на частном острове, посреди Эгейского моря, без телефона и Интернета и ничем не может себя отвлечь от происходящего. А происходящее начинало ее пугать.
Она выносит ребенка, а потом отдаст его Никосу. И уедет. Одна.
Боже. Что же она натворила? Почему она вообще решила, что сумеет отказаться от малыша?
Глава 6
Джорджия и Никос по традиции встречались на террасе раз в день на закате, но сегодня все было иначе. Они уже пересеклись в бассейне, а теперь опять вынуждены находиться вместе и вести глупые беседы.
Джорджия весь день не находила себе места, стараясь не думать о том, на что согласилась.
Ее родители были бы убиты горем, если бы знали, что она делает. А Сюзанна с самого начала твердила, что все это закончится плохо. Она волновалась не столько из-за того, что Джорджия стала донором яйцеклеток, сколько из того, что она решила родить и отдать ребенка.
И теперь Джорджия совсем не понимала, как ей жить дальше.
Она согласилась стать суррогатной матерью, чтобы обеспечить будущее себе и Сюзанне, но это будущее становилось туманным. Джорджия была сбита с толку. Она понимала, что должна помнить о своих целях и сосредоточиться на конкретных задачах. Впереди у нее много событий: экзамены летом, окончание ординатуры и работа в хорошей больнице.
– Еще сока? – спросил Никос, прерывая ее мысли.
Джорджия подняла бокал с коктейлем из сока красных апельсинов и воды и увидела, что он почти пуст.
– Не надо, спасибо. – Она пристально смотрела на горизонт. – Какой невероятный закат.
– Вот потому я прихожу сюда каждый вечер, – сказал он. – Именно поэтому я здесь живу. Я окружен красотой, а не безумием.
Джорджия повернулась и посмотрела на Никоса, который теперь казался ей совсем другим человеком.
– Какое безумие?
– Города. Шум. Люди. – Он колебался. – Слухи.
Джорджия сдвинула брови:
– Не понимаю.
Никос усмехнулся.
– Вам лучше этого не знать, – произнес он. – Вы уедете отсюда через несколько месяцев. Вам не нужны чужие проблемы.
Джорджия сильнее нахмурилась. Ответ Никоса ее озадачил. Она начинала понимать, что, вероятно, шрамы есть не только на его лице, но и в душе.
Получится ли из него хороший отец? Это еще один вопрос, на который у нее нет ответа. Пусть Джорджия не в состоянии изменить условия своего соглашения с Никосом, но, возможно, она сумеет изменить его самого. Или, по крайней мере, помочь ему подготовиться к роли отца. Но тогда ей придется проводить с ним больше времени.
Джорджия плохо спала. Она проснулась, когда было еще темно. В ее комнате было холодно, но ей было так жарко, что она едва могла дышать. Джорджия откинула одеяло с ног, ее ночная рубашка прилипла к влажной коже. Вздрогнув, она снова накрылась одеялом.
Ей приснился давний кошмар. О том, как она лишилась своей семьи. Во сне она бежала по лесу к Сюзанне, пытаясь спасти свою сестру от повстанцев, рискуя быть убитой в любую минуту. Она плакала, убегая от мужчины с огромным мачете, и молилась, чтобы выжить и сохранить ребенка, которого вынашивала.
Лежа в постели, Джорджия глотала ртом воздух, чувствуя себя разбитой от горя и отчаяния.
Все шло не так, как она предполагала. Она начинала паниковать, а для этого уже слишком поздно. Она подписала контракт и получила деньги. Джорджия не хотела быть матерью. Она не могла стать матерью.
Включив лампу, Джорджия посмотрела на часы. Половина пятого утра. Уснуть снова ей не удастся. Вероятно, лучше пройти на кухню и приготовить себе чай. Это поможет ей забыть о кошмаре.
Накинув поверх ночной рубашки тонкий кашемировый свитер, а затем еще и толстый кардиган на пуговицах и надев тапочки, она направилась на кухню на первом этаже. Там она обнаружила чайник на плите и нашла упаковку с чаем, заварочный чайник и ситечко.
Ожидая, когда закипит вода, Джорджия снова вспомнила приснившийся ей кошмар, убеждая себя, что это всего лишь сон.
Прошедшие шесть месяцев она твердила себе, что делает Никосу Паносу подарок. Ее поступок не одобрили бы ни родители, ни бабушка и дедушка, ни сестра. Но все они мертвы. Джорджия и Сюзанна были единственными, кто уцелел в трагедии.
– Все в порядке? – услышала она низкий мужской голос.
Джорджия вздрогнула и обернулась. Чайник на плите засвистел. Она снова вздрогнула. Тихо ругаясь, Никос подошел к плите и выключил конфорку.
– Сядьте, – резко сказал он. – Вы можете обжечься.
– Вы напугали меня, – произнесла она, но с радостью присела на голубой стул из плетеной соломы. Она наблюдала, как Никос поднимает медный чайник и наполняет кипятком ее фарфоровую чашку. – Мне приснился кошмар, поэтому я решила выпить чаю. Но я старалась не шуметь. Жаль, что я вас разбудила.
– Я чутко сплю.
– Тогда я определенно сожалею, что разбудила вас.
Он улыбнулся, и ее сердце забилось чаще.
Улыбаясь, Никос становился невероятно привлекательным. Джорджия с замиранием сердца смотрела, как он заваривает ей чай. Его густые черные волосы были взъерошены, длинные черные ресницы касались скул, а полные губы слегка изгибались в улыбке.
– Откуда у вас эти ожоги?
Никос быстро взглянул на нее через широкое плечо и нахмурился. Он выглядел не сердитым, а скорее удивленным.
– Это старая история, – сказал он. – Не очень интересная.
– По-моему, очень интересная.
– Не для меня, – отрезал Никос и поставил чайник и чашку на стол. – Молоко? Сахар?
– Мед.
Он пододвинул к ней банку с медом.
– Почему вам снятся кошмары?
– Я уже говорила вам, что потеряла свою семью в Африке.
– На самом деле вы мне этого не говорили. Вы просто упомянули, что потеряли членов семьи. Меня интересуют детали. – Он уставился на нее пронзительными карими глазами. – По-моему, это интересно.
– Если я расскажу вам о своих кошмарах, вы поведаете мне, откуда у вас ожоги? – спросила Джорджия.
– Если вы расскажете о своих кошмарах, я поведаю вам о своих ожогах… В ближайшее время. Только не сейчас.
– Почему?
– Вы должны поверить мне на слово.
– Ладно, – вздохнула Джорджия, не вполне веря, что ее устраивает его условие. Она помолчала. – Кошмары начались чуть более четырех лет назад, после нападения. Это случилось, когда мне было двадцать лет, я училась на старшем курсе университета. Моя сестра Сюзанна приехала ко мне погостить, поэтому избежала нападения на миссию. – Джорджия посмотрела на чашку с дымящимся чаем, стараясь избавиться от тупой боли в груди. – Они все погибли, – прошептала она. – Мои родители, мои бабушка и дедушка, моя младшая сестра Чарли… Все они погибли на территории миссии.
– А что вам снится в кошмарах? – спросил он через минуту.
Джорджия заморгала, чтобы сохранить самообладание.
– Мне снится, что я с ними и должна их спасти. Но я не могу.
Она посмотрела на Никоса снизу вверх. Он стоял, прислонившись к кухонному столу и упираясь в него руками. Он казался таким властным и самоуверенным, что она ему позавидовала. Джорджия завидовала его мощному телосложению и силе. Его свирепости и жизненной энергии. Кошмары заставляли ее чувствовать себя маленькой, беспомощной и уязвимой.
– Расскажите мне свой сегодняшний сон, – попросил он.
Джорджия покачала головой:
– Он слишком грустный.
– Возможно, вам станет легче, если вы выговоритесь.
Подняв голову, она твердо взглянула на Никоса:
– Вам помогли разговоры о том, откуда у вас ожоги?
– Нет.
Джорджия подняла чашку, отхлебнула чай и обожгла язык. На ее глазах выступили слезы, и она заморгала, чтобы не расплакаться.
– Что случилось? – спросил Никос.
– Чай слишком горячий.
– Но вы расстроились не из-за чая. – Никос был слишком проницательным.
– Я просто сожалею о том, что рассказала вам о нападении.
– Вы сообщили мне очень мало. Вы не пояснили, как это случилось, не уточнили, кто это сделал и поймали ли нападавших.
– Я ненавижу это обсуждать.
– Поэтому эта информация не была указана в вашем личном деле?
– Я терпеть не могу говорить об этом. Я начинаю злиться.
– Почему вы злитесь?
– Мои родители знали, что у них опасная работа. Они знали, что рискуют, но поставили под угрозу не только себя, но и мою сестру. Чарли было всего двенадцать. Она не должна быть там находиться. Ее следовало оберегать.
– И вы считаете, что у вас нет материнского инстинкта? – спросил Никос.
Джорджия нетерпеливо тряхнула головой, сожалея о своей откровенности.
– Я отнесу чай в свою комнату. Если мне повезет, я снова усну. – Она встала. Фарфоровая чашка звякнула, когда она случайно задела ею чайник.
Никос забрал у нее из рук чашку и поставил ее на стол. Потом он взял Джорджию за руки.
– Вы дрожите, – заметил он.
– Я скучаю по ним. – В глазах Джорджии стояли слезы. Она отвернулась.
– Вы их любили.
– Очень любила.
Она не поняла, как это случилось, но внезапно Никос опустил голову и коснулся губами ее рта.
Как только он поцеловал ее, Джорджия вздрогнула так, словно наступила на оголенный электрический провод. Когда Никос скользнул языком ей в рот, она снова содрогнулась от удовольствия. Она давным-давно не целовалась. От волнения и желания в ее жилах бурлила кровь. Никос запустил пальцы в ее длинные волосы, коснулся затылка, а затем шеи.