Грэм осторожно повернулся спиной к Вулфу, подошел к лошади, посадил Софи в седло, а сам вскочил сзади, пока она еще не устроилась. К счастью, Софи не была наездницей, она тут же вцепилась в него, Грэм притянул ее ближе и пустил жеребца рысью.
– Подожди! – крикнула Софи. – Мы не туда едем! Лондон позади нас!
Грэм ухмыльнулся. Ветер и развевающаяся, как знамя, масса золотисто-рыжих волос мешали ему говорить.
– Мы не собираемся возвращаться в Лондон.
И он пустил лошадь в галоп. Прямо к Иденкорту.
Глава 21
– Грэм, ты думаешь, я и дальше буду терпеть такое обращение?
Грэм не стал отвечать. Он шагал вперед, ведя в поводу чужую лошадь. Да, он похитил Софи, но когда первый восторг от триумфа стих, Грэм задумался: когда именно он лишился рассудка? Когда узнал о смерти отца? Или на следующий день, когда положил длинные, тоненькие пальцы Софи себе на щеку и ощутил дрожь от их прикосновения? А может, процесс шел медленно и был куда более грозным? К безумию его могли привести долгие вечера за карточным столом и бреди.
Когда бы это ни случилось, сегодняшним нелепым похищением он только ухудшил положение. Грэм знал, что сейчас совершает самую большую ошибку в жизни, что следует немедленно повернуть назад и возвращаться в Лондон, сохранив репутацию Софи незапятнанной, но он был не в состоянии двигаться ни в одном другом направлении, кроме Иденкорта.
Однако как интересно быть сумасшедшим! Раньше Грэм стремился лишь к одному – быть как можно более обаятельным и нравиться как можно большему количеству женщин. Иметь обязательства, стремиться к серьезной цели было для него абсолютно ново. Но сейчас важно другое: несмотря ни на какие последствия, он должен без промедления выполнить только одно – привезти Софи к себе в Иденкорт.
Вдруг прилетевшая сзади туфелька ударила Грэма чуть выше уха. Он, не останавливаясь, нагнулся, подобрал ее и сунул в карман в компанию к ее напарнице, гребню для волос, вееру, ридикюлю и кусочку отделки седла.
– У тебя скоро кончатся снаряды.
Грэм услышал, как сидящая верхом девушка вздохнула.
– Знаю, я все берегла эту туфлю, чтобы ударить в подходящий момент.
Грэм устало хмыкнул, но не обернулся.
– Ну и как, получилось? Ты так и хотела?
В ответ фыркнули. Вот только кто: лошадь или девица? Могло быть и то, и другое, потому что конь сердился на Грэма не меньше, чем Софи.
Конь был хорош, настоящий чистокровный жеребец, но даже такое прекрасное животное рано или поздно устает тащить на себе двоих седоков.
– Ты собираешься объясниться? – требовательным тоном произнесла Софи.
Продолжая шагать, Грэм как ни в чем не бывало ответил:
– Думаю, это можно назвать спасением тебя от тебя самой. Пока я считаю именно так.
Софи фыркнула. Да, на сей раз именно Софи.
– Не думаю, что я угрожаю светскому обществу.
Грэм покачал головой.
– Угрожаешь. Ты умнее, чем большинство из них, они не могут тебя остановить. К тому же ты упрямее, чем любые десять женщин, взятые вместе. – Он вздохнул. – Видишь, с чем я столкнулся.
Софи усмехнулась.
– Ты говоришь глупости.
– Ты упряма и безрассудна, – заявил он. – Не говоря уж о том, что совсем непредсказуема.
Мгновенная тишина.
– Правда?
Грэм прикрыл на секунду глаза. В ее голосе явно звучали самодовольные нотки.
– Это не комплимент, мисс Блейк.
Она ответила сухим смешком.
– Именно комплимент, раз ты – мой. – Они долго двигались молча. Наконец Софи снова заговорила: – Если от меня одни беды, то почему ты считаешь, что именно ты, и никто другой, должен обуздать меня?
На это Грэм не ответил. Что он мог сказать, если сам этого не понимал. Не дождавшись ответа, Софи снова, как лошадь, фыркнула и наконец стихла.
Когда Грэм и Софи добрались до Иденкорта, уже светало. Луна давно зашла, а солнце еще не встало. После долгих часов галопа, потом рыси, затем шага Софи едва сидела в седле, вымотанная и несчастная. Ее глаза были закрыты, а руки крепко вцепились в седельную луку, как будто только она удерживала ее от падения на землю. Скорее всего, так и было.
С тех пор как они ступили на земли поместья Иденкорт, Грэм шел пешком и вел коня. Это случилось час назад, но огромного старого дома было еще не видно.
Оба они – и Грэм и Софи – по-прежнему были одеты в свои вечерние наряды, идти пешком в которых было труднее, чем просто качаться в седле, а потому Грэм шел, а Софи ехала верхом.
– Ненавижу тебя, – с закрытыми глазами пробормотала Софи. – Говорю это на случай, если забыла сказать раньше.
Грэм продолжал идти.
– Думаю, говорила. И даже несколько раз. – Он был уверен, что ничего другого и не заслуживает.
Софи застонала:
– Потому что это и так ясно.
Наконец далеко впереди Грэм заметил огромную массу дома – пока просто мрачный, темный силуэт на фоне чуть светлеющего рассветного неба.
– Мы на месте, любовь моя.
Софи покачала головой.
– Я тебе больше не верю. Честно говоря, в Иденкорт я тоже больше не верю. Я вообще считаю, что ты все выдумал, что ты демон, посланный на землю, чтобы мучить меня за мои грехи.
– Грехи? У тебя? На них понадобится не больше трех минут. Демону тут и развлечься-то нечем. – Конь, почуявший конец утомительного путешествия, пошел резвее. Грэм – тоже. Пора бы этой долгой ночи закончиться. – А что касается меня, то потребуется не меньше тысячи лет, чтобы наказать меня должным образом.
– Так и должно быть, – не открывая глаза, проворчала Софи, у которой ныло все тело. – Я об этом только и мечтаю.
И вот они здесь, на широкой подъездной дороге, огибавшей раньше круглой формы сад. Правда, теперь она огибала заросли сорняков круглой формы. Наконец путники оказались у подножия величественной лестницы, ведущей к дверям Иденкорта.
Жеребец внезапно остановился и дальше идти не пожелал. Грэм заглянул в глаза усталого животного и решил пока этот вопрос не поднимать. Даже у самых прекрасных лошадей есть свой предел.
Грэм привязал поводья к железному кольцу на столбе возле дорожки, подошел к Софи и обнял ее.
– Пойдем, любовь моя. Обопрись на меня.
Софи протестующее захныкала – ее измученное тело отказывалось двигаться, но потом упала на Грэма. Он легко поймал ее и устроил у себя на руках. Софи устало обняла его за шею и спрятала лицо у него на плече.
– Грей, у меня все болит, – снова захныкала она.
– Знаю, моя хорошая. – И он внес ее в огромный холодный дом, где гуляло эхо. – Скоро мы тебя согреем, и ты отдохнешь.
Спальня его матери была, наверное, единственной комнатой, которой почти не коснулись общее запустение и разруха. Случилось так потому, что комнатой не пользовались уже тридцать лет, с тех пор как мать Грэма умерла, тихо и почти незаметно, как приличествует воспитанной леди. Иногда Грэму казалось, что она вовсе не была больна, просто ее до смерти утомил ее брутальный супруг.
В спальне все оставалось так, как запомнилось Грэму. Прежний старательный персонал тщательно укрыл чехлами изящную мебель. Если труба не забита, он сможет развести огонь в камине. Грэм усадил Софи в кресло и принялся стаскивать чехлы с мебели, потом сложил их в углу и осмотрел камин. Явных признаков разрушения не было. Он заглянул внутрь трубы – ничто не закрывало от него слабый утренний свет. Вернувшись к креслу, где свернулась калачиком Софи, бледная и обессиленная, он натянул плащ ей на ноги.
– Не замерзни. Я вернусь через пару минут.
Софи его почти не слышала. В жизни ей пришлось провести несколько бессонных ночей, но ни одну из них она не провела в седле. Более того, до сегодняшней ночи она вообще ни разу не сидела в седле. В какой-то момент она собиралась сообщить это Грэму, но решила, что нет смысла – ничего не изменится. К тому же когда-то она сама мечтала научиться ездить верхом. Теперь, когда все тело нестерпимо ныло, когда болезненные волны то и дело пробегали по спине и ногам, Софи не могла даже вообразить, почему в давние времена кому-то взбрело в голову влезть на лошадь. Это же неестественно, черт подери!
В доме было темно и холодно, но он, по крайней мере, не двигался, так что в любом случае ее положение улучшилось. Через несколько минут она отдохнет, поднимется из этого кресла и собственными силами покинет этот дом.
Разумеется, после того, как убьет Грэма. Яд или нож? От яда сильнее мучаются, но, с другой стороны, ножи бывают так изумительно окровавлены! Но сделать выбор Софи не успела – уснула. А когда проснулась, было тепло. И не только тепло – комнату заполнил волшебный утренний свет. Он проникал сквозь огромные, прекрасные окна. Софи заморгала – это золотое великолепие ослепило ее. Медленно и осторожно она села и выпрямилась.
Какая чудесная комната! В один миг она влюбилась буквально во все здесь: от изящных линий драгоценной мебели красного дерева до лепного орнамента, бегущего по краю потолка. Ее глаза отыскали камин, где ярко горел огонь, освещая огромную медную лохань… О боже, как чудесно! Ванна была не только вместительной, от нее мягко струился горячий пар, а рядом лежали полотенца и мыло. Так чего же она ждет?
Софи вскочила на ноги и начала лихорадочно раздеваться, сорвала с себя великолепное греческое платье, которое после похищения, борьбы в фаэтоне и ночи верхом едва ли можно будет надеть. Слава богу, драпировки на нем более свободные, чем на ее наряде королевы фей, иначе Софи ни за что не смогла бы вылезти из него. Конечно, она со всем почтением относилась к гению Лементера, но сейчас безжалостно швырнула его творение на пол, как обычную тряпку, – и все ради того, чтобы поскорей забраться в эту изумительную ванну.
Уже голая, она осторожно попробовала ногой воду. Какое счастье! Опустить в ванну свое измученное, ноющее тело оказалось довольно непросто, но Софи стиснула зубы и села. Облегчение, которое испытали все до одной мышцы, искупило муки. Она блаженно откинулась на стенку и лениво подняла руку, чтобы распустить волосы.