Медленно, словно боясь разрушить чары, Грэм придвинулся ближе. Колени соприкоснулись с коленями. Бедра прижались к бедрам. Его напряженный член уткнулся в упругую мягкость ее живота, как будто наконец обрел дом. Высокие груди Софи притиснулись к его твердой груди, слегка подались, но остались крепкими. И наконец его губы слились с губами Софи. Это был скорее не поцелуй, а обещание.
«Навсегда».
Всегда было. Всегда будет. Любовь без конца.
Пальцы Грэма разжались и освободили ее кисти. Его ладони скользнули по рукам Софи, по ее плечам, по шее и очертили изящную линию челюсти. Поцелуй Грэма стал агрессивнее.
Разве когда-нибудь поцелуй наполнял его душу таким счастьем? Разве губы любой другой женщины удовлетворяли в нем что-нибудь, кроме похоти? Грэм такого не помнил. Он даже не помнил, что был мужчиной, который подсчитывал количество женщин, которых соблазнил за год, чтобы определить, был ли год удачным. Тот тип – это просто отражение в воде, расплывчатое и мутное, его смыла любовь самой искренней, самой честной женщины, которую он когда-либо встречал.
Холодные пальчики Софи оказались у него на плечах, двинулись ниже и настойчиво вцепились в талию. Желание, которое и не остывало, но продолжало тлеть, разгорелось с новой силой.
Вот тогда Грэм и понял разницу. Страсть касается тела, чувств, кожи, вскипающей крови. Любовь – это не что-то простое и легкое. Любовь видит человека целиком, видит таким, какой он есть: сильным и слабым, бесстрашным и робким. Она дает представление об всех этих качествах, обо всей личности, и это более ценно, чем любая страсть. Видеть суть человека и понимать, что твоя суть тоже видна, – такое встречается редко, но это не идет ни в какое сравнение с обычной интрижкой. В любви страсть – это просто украшение, придающее всему делу остроту.
Грэм одним движением подхватил Софи на руки, и они оба рухнули на постель, смеясь и переплетаясь конечностями. Грэм поднял голову, оперся на локоть, под массой волос отыскал лицо Софи и заглянул в ее дымчатые глаза.
– Завтра я на тебе женюсь.
Софи вопросительно приподняла бровь.
– А почему не сегодня?
Грэм удивленно покачал головой.
– Хочешь, чтобы последнее слово осталось за тобой?
Софи усмехнулась.
– Не всегда. Обещаю, что раз в год буду позволять тебе все решать самому.
Грэм наклонил голову, кончиком носа пощекотал ей лоб и вдохнул ее запах.
– Согласен. Но только если последний поцелуй будет мой.
Софи запустила пальцы ему в волосы.
– Эти условия меня устраивают, ваша светлость.
У Грэма перед глазами поплыли золотые круги. Он стал целовать длинную, гибкую шею, добрался до ключиц, спустился ниже, прижался губами к тому месту, где колотилось ее сердце. Небольшие, но спелые груди Софи с торчащими от возбуждения сосками отвердели и напряглись, когда Грэм провел по ним губами – раз, второй, третий.
Софи выгнулась, бессильно устремляясь навстречу его ласкам с такой силой, что Грэму пришлось ладонями удерживать ее бедра. А тем временем его язык попробовал на вкус ложбинку между ее грудями, нырнул в пупок и отправился ниже, к упругому бугорку, источающему женственный аромат. Софи испуганно сдвинула ноги, но Грэм легко с этим справился – одним движением их раздвинул и закинул голени себе на плечи. В ноздри ударил острый и сладкий запах возбуждения. Грэм опустил голову и попробовал его на вкус.
Софи удивленно взвизгнула:
– Грэм!
– Знаю, я дерзкий парень, – успокаивающим тоном произнес он. – Предоставь мужчине делать свое дело.
Софи в смущении закрыла лицо руками. Конечно, живя в деревне, она кое-что знала о совокуплении, но это явно выходило за рамки нормального! Но потом Грэм просунул язык в створ ее нежной раковины, и Софи забыла о смущении. Он играл на ней, как на флейте. Его губы пребывали в постоянном движении, действуя умело и точно. Влага его языка, острые, но нежные покусывания, тепло его губ, грубое покалывание отросшей за день щетины на подбородке слились в одно дразнящее ощущение, от которого жарко пульсировала ее возбужденная плоть. Ничего подобного Софи не могла даже вообразить.
Она убрала руки от лица и запустила их в его густые волосы, непроизвольно издавая животные звуки удовольствия. Темное, жаркое наслаждение поглотило ее целиком. Потом Грэм оторвал руки от ее бедер и большим пальцем раскрыл потаенные складки между ног. На сей раз Софи не сопротивлялась, но послушно раздвинула ноги шире, покоряясь его воле.
«Пожалуйста…»
Язык Грэма нашел самый чувствительный бугорок, влажный, горячий, распухший от наслаждения, и осторожно втянул его в рот.
«О да!»
Ритмично и нежно он касался языком самой вершины бугорка, пока тело Софи не задрожало от обжигающего экстаза. Она выгнулась дугой, голова металась по подушке, острая жажда чего-то яркого, болезненного и незнакомого охватила ее.
Грэм просунул свой длинный палец в ее потайную щелочку. От этого нового вторжения Софи вздрогнула.
«Да, да, пожалуйста…»
Ее пальцы вцепились в простыни, стиснули ткань, словно пытаясь удержаться в границах реальности, а неодолимая волна страсти подхватила ее, подняла в небеса и безумно беспомощной вернула на землю. Она слышала собственный тонкий вопль, но ей было все равно. Вся она превратилась в острое, непередаваемое ощущение. Ее жадная, покорная плоть отдавалась ему без остатка. Софи горела живьем.
Значит, так тому и быть. Она с радостью умерла бы от рук своего возлюбленного, умерла бы от любви.
Тем не менее сердце Софи продолжало биться, во всяком случае легкие снова дышали, но тело, влажное и разгоряченное, продолжало дрожать. Губы жадно ловили воздух.
Грэм обнял ее и стал мягко покачивать, пока дрожь не утихла. Софи вдруг застеснялась, спрятала лицо у него на груди и постаралась дышать ровнее.
– Что… это было?
Она скорее почувствовала, чем услышала его понимающую усмешку.
– Наверное, твой первый оргазм.
Софи потерлась лицом о его горячую кожу и смущенно шепнула:
– Мне кажется, я шумела.
– Нет-нет, вовсе нет, – успокоил ее Грэм. – Ни звука. Ты была тихой, как мышка.
Софи рассмеялась.
– Очень большая мышка. С целой толпой друзей. А все их хвосты застряли в мышеловке.
Он поцеловал ее в макушку.
– Не тревожься. Кроме нас, здесь никого. Можешь ловить мышей сколько хочешь.
– А ты?..
– Что – я?
Софи провела лбом по твердым мышцам его груди.
– Ты тоже поймал мышь?
– Гм-м… – Теплыми пальцами он взял ее за подбородок, приподнял его и заглянул ей в глаза.
– Не совсем так, как ты. Тебе страшно?
Софи выдохнула, сдвинула прядь, которая все время норовила закрыть лицо, и решительно заявила:
– Нет. Ты должен помнить, чья это была идея.
Не сводя с нее глаз, он улыбнулся.
– Помню, но смутно, – и серьезным тоном продолжил: – Я страшно хочу тебя, но только если ты готова.
Софи провела пальцем по его острой скуле.
– Я готова. Будь что будет.
Глаза Грэма блеснули.
– Софи, это же не расстрел. Обещаю, больно будет чуть-чуть.
Софи закатила глаза.
– Боже мой, почему ты не сказал этого сразу? – И, словно предлагая себя, она закинула руки за голову. – Давай, лиши наконец меня девственности.
Грэм засмеялся, переместился и лег на Софи, между ее бедер.
– Ты не сильна в постельных разговорах.
– А что бы ты предпочел? «О доблестный рыцарь, молю тебя, будь со мной ласковым. Я простая деревенская девушка, чистая и целомудренная, и ноги мои связаны у коленей…»
Грэм приподнял бровь.
– Я предпочел бы другое отношение к делу.
Софи смутилась и покраснела.
– Просто я нервничаю, – прошептала она, – а когда я нервничаю, то начинаю язвить. Или что-нибудь разбиваю.
Грэм наклонился и ласково поцеловал ее.
– Обними меня, милая.
И Софи обняла, забросила руки на его широкие плечи и погладила твердые мускулы. Кровь быстрее побежала по жилам.
Обдав Софи теплом своего дыхания, Грэм прошептал ей в самое ухо:
– Обхвати мои бедра твоими чудесными ножками.
Софи, дрожа от беспокойства и предвкушения, сделала, как ей сказали, обхватила его ногами, скрестив щиколотки у Грэма на ягодицах.
– А теперь поцелуй меня, – шепнул он. – Поцелуй так, как целовала у двери.
Софи с радостью это исполнила. Запустила руки в его волосы и притянула его голову к себе. Освобождаясь от страхов, она вложила в этот поцелуй весь жар своего сердца, свое бесконечное доверие Грэму.
Когда его мощный член начал медленно проникать во влажную глубину ее лона, Софи закрыла глаза и подавила желание сопротивляться боли. Вместо этого она представила, что с радостью встречает его и с любовью отдает ему свое тело, как уже давно отдала сердце.
Его член, напряженный и твердый, входил в нее медленно, но безжалостно. Софи не могла больше терпеть. Она стала мотать головой из стороны в сторону, боль и наслаждение переплелись в бесконечном мгновении. Казалось, его мощный стержень все растягивает и крушит у нее внутри.
Наконец Грэм остановился и приподнялся на локтях. Отрывистые, короткие выдохи резко вырывались из его груди. Он подождал. Софи пыталась справиться с болью, которая все никак не кончалась. Она извивалась, стараясь избавиться от ощущения, что сейчас порвется на две половинки и умрет, как куропатка, пронзенная его мощным копьем.
– О, черт! – прохрипел Грэм. – Софи, успокойся… пожалуйста!
А она не могла. Он слишком толстый, слишком длинный и проник слишком глубоко. Софи прильнула к возлюбленному, вцепилась руками и ногами и застонала от боли и удовольствия, не давая ему продвинуться и не отпуская на волю.
Задыхаясь, Грэм попросил:
– Софи, ну пожалуйста, отпусти меня!
– Нет, – закричала она и обхватила его еще сильнее. – Мне надо… Я должна…
Грэм с рыком высвободился из ее объятий, но тут же вернулся, вошел в нее мощно, жестко и быстро. Что-то поддалось, острая боль пронзила все тело Софи, она вскрикнула, но не отстранилась. И тут все кончилось. Последнее препятствие рухнуло. Осталось одно только наслаждение, сладкое, жаркое, темное. Бессильно отдавшись инстинкту, он снова и снова входил