— И что же?
— Так вот, ваше величество, я назначил им свидание возле статуи Джиганте и сейчас, с вашего разрешения, пойду узнать, стоят ли они на посту.
— Иди. Если они там — приведи их ко мне, я хочу сама расспросить их.
Паскуале Де Симоне исчез в коридоре, и, по мере того как он спускался по лестнице, шаги его доносились все тише и глуше.
Оставшись одна, королева рассеянно взглянула на стол и заметила вторую записку; сбир принял ее за какой-то комочек, прилипший к бумажнику, и вместе с ним бросил на стол.
Королеве так не терпелось прочитать письмо генерала Шампионне и она была так рада, когда прочла его, что совсем забыла об этой записке.
То было послание, написанное на изящной бумаге; почерк был женский, тонкий, аристократический; с первых же слов королева поняла, что в руках у нее любовная записка.
Оно начиналось словами: «Caro Nicolino»[28].
К огорчению королевы, кровь почти совсем залила страницу; можно было только различить дату — 20 сентября — и понять, что пишущая очень сожалеет, что не может прийти на обычное свидание, ибо обязана сопровождать королеву, отправляющуюся встречать адмирала Нельсона.
Подпись состояла всего лишь из одной буквы — «Э».
Тут королева пришла в полное недоумение.
Письмо женщины, письмо любовное, письмо, помеченное 20 сентября, наконец, письмо дамы, которая извиняется, что вынуждена отменить свидание то той причине, что обязана сопровождать королеву, — не могло быть обращено к адъютанту генерала Шампионне, который 20 сентября, то есть за три дня до этого, еще находился в пятидесяти льё от Неаполя.
Возможно было одно только объяснение, и оно сразу же мелькнуло в проницательном уме королевы.
Письмо это, по-видимому, находилось в кармане того сюртука, который во дворце королевы Джованны был дан на время посланцу генерала Шампионне одним из его приспешников. Адъютант переложил свой бумажник из мундира в тот карман сюртука, где лежало письмо; кровь из раны приклеила письмо к бумажнику, хотя между этими двумя предметами не было ничего общего.
Тут королева поднялась, подошла к креслу, на которое Паскуале положил плащ, осмотрела его и, распахнув, увидела портупею с саблей и пистолетами.
Плащ был самый обыкновенный, какие положены по уставу французским кавалерийским офицерам.
Сабля, как и плащ, была уставного образца; по-видимому, она принадлежала владельцу плаща. Иное дело — пистолеты.
На щегольских пистолетах работы неаполитанской королевской мануфактуры сверкали серебряные позолоченные украшения, на рукоятках красовался герб с буквой «Н».
Постепенно на загадочное происшествие проливался луч света. Пистолеты, несомненно, принадлежали тому самому Николино, кому было адресовано письмо.
В ожидании дальнейших расследований королева отложила в сторону и пистолет и письмо — тут уже имелась какая-то зацепка, что может привести к истине.
В эту минуту Симоне возвратился, сопровождаемый двумя своими подручными. Однако сведения, сообщенные ими, ничего не разъясняли.
Спустя минут пять-шесть после появления адъютанта им показалось, что от берега удаляется лодка с тремя мужчинами; она, видно, двигалась в сторону виллы, пользуясь тем, что море стало спокойнее.
Двое мужчин гребли.
Однако рассуждать об этой лодке было бессмысленно; она, естественно, ускользала от сбиров, поскольку они не могли последовать за ней.
Зато почти в ту же минуту у ворот, выходящих на дорогу к Позиллипо, показались три других человека; предварительно убедившись, что дорога свободна, они вышли, тщательно затворив за собою ворота. Но они не стали спускаться по дороге в сторону Мерджеллины, как молодой адъютант, а пошли вверх к вилле Лукулла.
Двое сбиров направились вслед за этими тремя незнакомцами.
Шагов приблизительно через сотню один из троих стал взбираться на холм справа, потом вышел на тропинку и скрылся за кактусами и алоэ; этот был, по-видимому, совсем юн, судя по легкости, с какой он карабкался по склону, и по его свежему голосу, когда он крикнул друзьям:
— До свидания!
Те тоже взобрались на холм, только помедленнее, и направились по другой тропинке, которая, обогнув склон холма и повернув в сторону Неаполя, должна была привести их в Вомеро.
Сбиры устремились было за ними по той же тропинке, однако двое неизвестных заметили, что их выслеживают, каждый тотчас вынул из-за пояса по паре пистолетов, и оба, приостановившись, крикнули им:
— Ни шагу дальше! Иначе вам конец!
Угроза была произнесена голосом, не оставлявшим ни малейшего сомнения в том, что она будет осуществлена, а потому сбиры, не имевшие приказа доводить дело до крайности да и не располагавшие иным оружием, кроме ножей, прекратили слежку и удовольствовались тем, что проводили неизвестных взглядом, пока те не скрылись.
Следовательно, ничего нового эти люди сообщить не могли, и единственными нитями, руководствуясь которыми можно было бы узнать что-то о заговоре, терявшемся в лабиринтах дворца королевы Джованны, были любовное письмо к Николино да пистолеты, купленные в королевской мануфактуре и отмеченные буквою «Н».
Королева зна́ком показала Паскуале, что он и его люди могут удалиться; она бросила в шкаф саблю и плащ, которые пока что были бесполезны, а бумажник, пистолеты и письмо унесла к себе.
Актон все еще ждал.
Пистолеты и бумажник она положила в ящик секретера, письмо же не убрала и вошла в гостиную, держа его в руках.
При появлении королевы Актон встал и поклонился, ничем не выдавая своей досады, вызванной тем, что его заставили так долго ждать.
Королева подошла к нему.
— Вы ведь химик, не правда ли? — спросила она.
— Если я и не химик в точном смысле слова, государыня, то некоторыми познаниями в химии все же обладаю.
— Как вы думаете, можно ли с этого письма удалить кровь, которою оно залито, не смыв самого текста?
Осмотрев письмо, Актон нахмурился.
— Государыня, — сказал он, — ради устрашения и наказания тех, кто проливает кровь, Провидение позаботилось о том, чтобы очень трудно было уничтожить кровавые следы. Если чернила, какими написан этот текст, обычные, то есть если они состоят из красящего вещества и закрепителя, то задача будет трудной, ибо хлористый калий, смывая кровь, смоет и текст. Если же, что мало вероятно, чернила содержат азотнокислое серебро или составлены из животного угля и растительной смолы, то раствором гипохлорита извести можно смыть кровь, не повредив написанного.
— Хорошо, так постарайтесь же. Мне необходимо узнать содержание этого письма.
Актон поклонился.
Королева продолжала:
— Вы просили доложить мне, сударь, что у вас есть для меня две важные новости. Что ж, я жду!
— Сегодня вечером, во время празднества, прибыл генерал Макк; он, как я и предлагал, остановился у меня. Когда я возвратился домой, он уже был там.
— В добрый час! Решительно, я начинаю думать, что Провидение за нас. А вторая новость?
— Не менее важная, государыня. Я обмолвился несколькими фразами с адмиралом Нельсоном: он имеет возможность помочь нам раздобыть столько денег, сколько будет угодно вашему величеству.
— Благодарю! Это венец всем добрым вестям.
Каролина подошла к окну, раздвинула штору, взглянула на окна королевских покоев и, убедившись, что они освещены, сказала:
— К счастью, король еще не спит; я напишу ему, что утром состоится чрезвычайное заседание Совета и его присутствие крайне необходимо.
— Насколько помнится, он сегодня собирался на охоту, — возразил министр.
— Вот еще! — пренебрежительно пожала плечами королева. — Пусть отложит ее на другой день.
Затем она взяла перо и набросала несколько строк, которые, как мы видели, и были тут же переданы королю.
Актон все еще стоял, как бы ожидая распоряжений, но королева сказала ему с самой обворожительной улыбкой:
— Спокойной ночи, мой дорогой генерал! Очень сожалею, что так задержала вас, но, узнав, что я предприняла, вы убедитесь, что я не теряла времени даром.
Она протянула Актону руку; министр почтительно поцеловал ее, поклонился и направился к двери.
— Кстати, — окликнула его королева.
Актон обернулся.
— Король будет не в духе на Совете.
— Боюсь, что так, — согласился Актон, улыбнувшись.
— Посоветуйте вашим коллегам не говорить лишнего, а только отвечать, когда их спросят. Вся комедия должна быть разыграна только между королем и мною.
— О, я уверен, — заметил министр, — что ваше величество избрали для себя удачную роль.
— Надеюсь, что удачную. Впрочем, увидите сами.
Актон поклонился еще раз и вышел.
Королева позвонила своим камеристкам и прошептала:
— Если Эмма исполнит то, что обещала, все пойдет отлично!
XXIВРАЧ И СВЯЩЕННИК
Оставим события этой бурной ночи и продолжим рассказ, теперь уже не будучи вынужденными прерывать его или возвращаться вспять.
Если читатель прочел предыдущую главу внимательно, он, конечно, помнит, что после отъезда Сальвато Пальмиери заговорщики разделились на две группы, по трое в каждой; одна из них поднялась на Позиллипо, другая на лодке отплыла в море.
На Позиллипо взошли Николино Караччоло, Веласко и Скипани. Во вторую группу, что отправлялась от главного портика дворца королевы Джованны на лодке, которая была пришвартована здесь и выдержала шторм, входили Доменико Чирилло, Этторе Карафа и Мантонне.
Этторе Карафа, как было уже сказано, скрывался в Портичи, Мантонне там жил. У Мантонне, страстного рыболова, была собственная лодка. На ней он, с помощью Этторе Карафа, добирался морем из Портичи во дворец королевы Джованны. Оба были сильными гребцами, и в тихую погоду этот путь занимал у них всего два часа. Когда дул ветер, и притом попутный, они плыли под парусом и могли не грести.
В ту ночь они, как обычно, возвращались из дворца королевы Джованны на веслах, потому что ветер утих и на море было спокойно; по пут