— Значит, это дохлятина — символ его страха? — не отставала Кундри.
— Не обязательно. Я просто привела пример. Добавлю, что стремление к культивированию подобных символов особенно свойственно индивидам с самыми разными типами деградации личности…
Её взгляд скользнул по Чиполлино. Тот улыбался и подставлял открытый рот под падающую с неба крупу, потом возвращался к забаве с дохлым енотом.
— И чем глубже деградация, тем причудливей эти символы и тем их больше, — добавила психологиня. — Возможно, если разобраться в этой символике, мы смогли бы понять, кто из вас спящий.
— И? — подняла бровь Кундри. — Поймём, и что мы сделаем?
Психолог снова пожала плечами.
— Я знаю, чего не сделаю, — сказала она. — А что сделаю — не знаю. Это зависит от того, кто из вас спит.
— А спящий знает, что он спящий? — спросил Иона.
— Нет, конечно, — ответила она. — Он точно так же воспринимает всё происходящее как реальность. Вы ведь, когда спите, не осознаёте, что спите.
— Бред, бред, бред, — зло прошипела Кундри. — Какая лажа! Только не говорите, — повернулась она к Ионе и Ездре, — только не говорите мне, что вы верите во всю эту туфту. Ясно, что её, — гневный тык пальцем в психологиню, — подослал Сам, чтобы она запудрила нам мозги, ширнула нас этой своей гадостью и привела обратно, как бычков на верёвочке.
— Сложно, — улыбнулся Ездра. — Слишком это всё сложно, вот что плохо. За каким Самому морочиться такими финтами, скажи мне де́вица, если он может просто отправить по нашему следу десяток санитаров?
— Так значит, ты ей веришь Ездра? — опешила, кажется, Кундри.
Ездра пожал плечами, пожевал губами, молча обежал взглядом лица присутствующих.
— Хрен его знает, — неопределённо буркнул он. — Один умник сказал: сомневайся во всём, но больше всего в том, во что очень хочется поверить.
— Кто такой Сам, которого я видел, но которого не существует? — спросил Иона, глядя психологине в глаза. — Как его зовут на самом деле?
Она ответила недоуменным взглядом, пожатием плеч.
— Самсон, — изрёк вдруг Чиполлино.
Все повернулись к нему. Прежде чем психологиня тоже перевела взгляд с Ионы на Чипа, он заметил в этом взгляде… нет он не смог бы определить значение этого выражения — того неопределимого, что мелькнуло в её глазах лишь на долю мгновения.
— Чего? — произнёс Ездра. — Какой Самсон? Который древний еврей?
— Наверное, Чип хочет сказать, что Сам — это сон, — сказала психолог. — Сам — сон.
— А не слишком сложно для дурака? — вставила Кундри.
— Самсон, — кивнул Чиполлино, и улыбка его стала ещё шире. — Самсон.
Он сложил руку в кулак, оттопырил большой палец и мизинец, поднёс к уху.
— Самсон.
— Наверное, он имеет в виду «Самсунг», — предположила психологиня. — Телефон. Видите, как он сделал руку?
— А при чём тут «Самсунг»? — покосилась на неё Кундри.
— Откуда я знаю.
— Ты же психолог, — не приняла Кундри ответ. — Вот и объясни.
— Ты же психолог… — раздумчиво повторил Ездра слова Кундри. — Ты, девка, наверное занималась Чипом, а? По спецификации-то своей?
— Да, — неуверенно ответила психологиня.
— Ну вот, ну вот, — радостно кивнул Ездра. — Вот ты и расскажи нам всю, так сказать, Чиполлинову подноготную. Чего он хочет нам сказать про Самсунг? Или, это, про Самсона? Какие такие травмирующие воспоминания кишат в его больной головушке? А мы послушаем.
— Я не знаю, — покачала головой психолог. — Вы забываете, что мы — сон. Во сне прошлое забывается очень быстро. Или искажается, и ты начинаешь помнить то, чего никогда не было. Я не могу гарантировать, что общалась с Чиполлино. Но в любом случае, он не коммуникабелен и не контактен, вы же видите.
— Но как же так? — прошептал Иона. — Ведь вы сказали…
Она прожгла его таким взглядом, что он невольно замолчал.
— Что? — насторожилась Кундри. — Что не так, Иона?
— Ничего, — мотнул головой тот, после минуты раздумья. — Меня что-то клинит…
Кундри не сводила с него долгого изучающего взгляда.
— Что не так? — повторила она свой вопрос тоном, не оставляющим никакой надежды на то, что Иона сможет увильнуть от ответа.
Нет, думал между тем Иона, нет. Нельзя ей говорить. Да, эта роза Шарона сказала, что появилась в санатории перед нашим прыжком. А теперь говорит, что общалась с Чиполлино. Неувязочка. Но Кундри этого говорить нельзя.
Он не мог бы объяснить себе причину такого решения. Это было на уровне ощущения. Нет, он ни минуты не верил этой странной женщине, якобы психологу, но и Кундри — она… что-то с ней было не так.
19
Порядок следования теперь поменяли. Впереди по-прежнему шла Кундри. За ней Ездра. Потом Чиполлино. За ним психологиня. Иона завершал колонну.
О Тухлой пади ходили самые жуткие слухи. Но только теперь Иона задумался: а откуда они брались? Ведь никто из отдыхающих никогда в пади не бывал и быть не мог. Наверное, все эти байки-страшилки сочинялись персоналом, чтобы поменьше было среди контингента желающих сделать ноги.
Холодало, и мокрый снег постепенно опять перешёл в колючую твёрдую перловку, которая шуршала по фуфайке и терзала лицо — от её бесчисленных уколов непрерывно хотелось чесаться. Откуда-то, вслед за медленным ветром, наползал туман. Зловоние усиливалось.
Иона наблюдал маячившую впереди спину психолога в голубой болоньевой куртке и…
Стоп! — подумал он. — А разве ещё час назад эта куртка была не коричневой?
Он напряг память, пытаясь вернуться назад, к тому моменту, когда впервые увидел эту розу Шарона, но память рвалась и расползалась, как мокрая промокашка, как ветошь наподобие той, что покрывала приклад снайперки, небрежно заброшенной сейчас Кундри на плечо. Память рвалась в лоскуты, сложить которые обратно в правильную картину никак не получалось. Вместо этого вдруг медленной рыбой в омуте сознания проплыли тусклые строки:
…
И там, где выцветший полустанок
в фонарном мареве двух перронов,
всё оборвётся — под скрип вагонов,
и лязг затвора, и скрежет нервов.
В момент меж истинно и неверно,
я стану тенью в прицеле взгляда,
и, не додумав своё «не надо!», —
паду, усну на изломе бега…
И будет сон мой белее снега.
И в этом сне мне отмерят вечность —
непреходящую бесконечность
в одно исполненное желание,
в одно не сделанное признание,
в одну пятнадцатую касания,
в одну двадцатую расставания…
Ему вдруг стало по-настоящему страшно. И тошно. Он и сам не мог бы конкретизировать и объяснить свой страх. Может быть, пугала явно ощутимая нереальность происходящего. А быть может, страшило то, что всё происходящее действительно способно оказаться реальностью?
Иона прибавил шагу, поравнялся с женщиной.
— Послушайте, — вполголоса сказал он, поближе к её уху. — Послушайте, если правда всё, что вы говорили… Скажите, кто мы на самом деле? Я имею в виду, существуем мы в реальной жизни или нет?
— Да, конечно, те, кто не фантомы, они вполне реальны, — тоже вполголоса отозвалась психолог, с трудом переводя дыхание, морщась и судорожно сглатывая, словно из последних сил сдерживая рвоту.
— Но почему именно мы? Я имею ввиду, почему именно нас он видит во сне? Значит, мы с ним были знакомы в реальной жизни?
— Трудно сказать. Скорей всего, да. Вполне возможно, что в реальности вы его брат, коллега… ученик. Кундри может быть фантомом, образом его строгой матери из детства, например. Ездра… Ну, он тоже кто-нибудь из знакомых.
— Ничего не понимаю. Но где тогда наши… ну, как это сформулировать…
— Где ваши тела? — подсказала она. — Не знаю. Быть может, кто-то из вас сейчас лежит в коме, кто-то просто спит, кто-то при смерти… Я не знаю. Думаю, главное, чтобы ваше сознание было как-нибудь отключено. По большому счёту явление сна ещё совершенно не изучено, поэтому я не могу утверждать определённо. Я читала, что бывали случаи… в общем, даже находясь в сознании, человек может быть вовлечён в чужое сновидение.
— Чёрт… Если там я лежу при смерти, то… лучше бы мне и не возвращаться, пожалуй… Нет, я не могу поверить.
— Понимаю. Понимаю, поверить в это трудно. Но вы попробуйте вспомнить.
— Что?
— Себя. Ну, детство своё, например. Или то, что было с вами до санатория. Как вы попали сюда. Вообще, себя, как личность.
— Я помню, но… но иногда…
— Иногда вы не можете отличить, какие ваши воспоминания относятся к реальности, а какие — ко сну, да? Или к непонятным психическим сбоям.
— Ну да, примерно.
Она понимающе кивнула:
— В том-то и дело.
— Нет, я не верю вам! — с неожиданной злостью выпалил Иона и тут же бросил взгляд на идущих впереди. Но никто, кажется, не услышал, а Чиполлино если и услышал, то всё равно ничего не понял. — Нет, не верю, — приглушая голос, продолжал Иона. — При нашей встрече Сам намекал, что мы все тут на психотропах. Если это правда, то перебои в памяти вполне понятны, ведь так? И запутать нас проще простого, и лапши на уши навешать? А что там в ваших ампулах, знаете? Конечно, знаете: там те же самые нейролептики. Только не очень ловко всё это придумано, совсем уж на идиотов рассчитано, это вам Кундри правильно заметила. Что-то здесь Сам не додумал. Но что за эксперимент вы над нами проводили? И зачем?
— Не говорите ерунды, — сказала психолог. — Можете мне верить, можете не верить — дело ваше. Моё дело показать вам истинное положение вещей, но заставить вас верить я не могу. К тому же… к тому же наверняка не все действующие лица этого сна — аватары. Вот я разговариваю с вами и не могу быть уверенной, что вы настоящий, а не фантом. И не могу быть уверенной, что вы — не он сам, что вы не Спящий.
— Ха! — Иона засмеялся. — А в себе вы уверены?
Она бросила на него странный косой взгляд, но ничего не ответила.
— А вот если ввести вашу эту сыворотку фантому, что с ним будет?