— Можно и мне попить?
— Давай! Конечно! — засмеялся прокатчик. — Ты с экскурсией? У нас часто экскурсии.
Олег смешался, не зная, как лучше ответить, но прокатчик уже звонил в свой колокол. Только в этот раз он позвонил иначе: часто-часто, словно звал кого-то. И действительно, в цехе появились новые прокатчики. Они сменили и тех двоих, что стояли с крючьями у печей, и этого коренастого.
Коренастый подошел к Олегу.
— Смена. Пойдем отдохнем.
— Я здесь побуду.
— Пойдем, пойдем. Тут рядом. На кого-то ты похож... не могу вспомнить!
Прежде чем выйти на улицу, все прокатчики подошли к автомату с газировкой. Когда Олегу подали полную кружку и он с жадностью припал к ней, ему показалось, что никогда в жизни он не пил такой холодной, вкусной, со щекочущими пузырьками воды.
— Соленая она, — сказал коренастый. — Знаешь почему?
— Конечно! С потом соль выходит из организма.
— Знаток! Как зовут? Меня — Строганов.
— Меня — Олег. Я даже знаю, что прокатку зовут «сердцем завода». Строганов остановился и поглядел на него, сдвинув рыжие от огня брови.
— Как? Сердце завода? — Он улыбнулся. — Это правильно. Наша продукция идет по всем цехам.
— А если вы остановитесь?
— Такого быть не может, Олег!
— Было же. В войну. — И Олег процитировал строки из дневника доктора Волкова: — «Прокатка — огненное сердце завода — погасла. На месте печей — руины, крыша сгорела. Я стараюсь сберечь рабочих — это золото наше, — лечу их в единственном уцелевшем подвале, горит большая печь-времянка. Мы топим ее промасленными шашками, разбираем пол...»
— Ты — не экскурсия, это точно... — определил Строганов.
— Я на машине приехал.
— Сам? Без пропуска?
— Без пропуска.
— Эти слова про нашу прокатку из книги?
— Из дневника.
Положив на плечо Олегу тяжелую руку, прокатчик подтолкнул его к выходу.
На улице все так же шел дождь, они встали под навесом.
— Ну, так зачем ты здесь?
— Много лет назад где-то здесь погиб папин друг. Доктор Волков.
— Пойдем в отдел кадров. Там всё знают!
— Бесполезно!.. Никто ничего не знает. Доктор ведь пришел на завод сам. Его должны были эвакуировать по ранению. А он пришел сюда.
Строганов посоветовал:
— Искать так искать. Пропуск следует оформить. С комсомолом связаться. Они помогут. Всех на ноги можно поднять!
Так Олег и знал! Надо же было ему проболтаться!
— Я пошел, — сказал он. — Я сам.
— Куда? Идем, я позвоню комсоргу и в проходную, чтобы тебя выпустили. Потом дадут пропуск. Тебе ж не один раз придется приходить.
— Не надо, — сказал Олег быстро. — Не ездил я на машине! Меня и так пропускают. В любое время. У меня ж отец здесь работает!
Строганов рассердился:
— Дневник какой-то выдумал... Башку мне морочил! Разве этим шутят? Блокада... «Огненное сердце завода»... Эх ты! — Кто твой отец?
— Ко... Комякин, — опустив глаза, пробормотал Олег.
— А-а... энергетик. А про блокаду в книжке вычитал?
— Вычитал... Вы уж не сердитесь. Надо было мне узнать, как проволоку делают.
— Узнал, ну и иди себе. Иди! И Олег пошел.
А прокатчик поглядел ему вслед, зашел в прокатку и снял трубку заводского телефона.
«Этот коридорище действительно протянулся на две трамвайных остановки!.. Брожу здесь на ощупь, полная темнота и холодный, режущий ветер», — вспомнились Олегу строки из дневника.
Вдоль коридора расположены цеха. Стараясь не привлекать к себе внимания, Олег заглядывал в них и шел дальше. Раза два окликнули и прогнали, — видимо, он заходил туда, где «посторонним вход воспрещен». В одном цехе его спросили, к кому он пришел, и он снова соврал, сказав, что к отцу. И все же он старался заглянуть в каждый цех и отдел. Но ни в одном из цехов не было пола из «деревянных промасленных шашек», везде только асфальт. Олегу очень хотелось побывать там, где в блокаду горела печь-времянка, заставленная кружками с водой, где были установлены топчаны и где доктор Волков спасал людей.
По огромному коридору, освещенному лампами дневного света, мчались электрокары, груженные бухтами провода. Электрокарщики свистели, как соловьи-разбойники, обгоняя друг друга.
— Садись! — затормозив, крикнул Олегу электрокарщик, оказавшийся девушкой лет восемнадцати. — Тебе на ту сторону? Скорей садись!
— А что на той стороне?
— Как и здесь. Завод. А еще там залив. Да скорей же, я видела, вашу группу туда повели. Ну!
Едва он успел забраться на платформу, как девушка, оглушительно свистнув, нажала на рычаг, и они с грохотом полетели по коридору.
«На той стороне они были! — думал Олег. — Как же я забыл! Ведь доктор писал о заливе...»
Сколько раз, перечитывая дневник доктора, Олег видел эту картину: немецкие авиабомбы падают в залив, поднимая фонтаны из воды и льда. Фонтаны обрушиваются на цех, изрешеченный осколками. Едва успевают навести порядок, как вновь налетают немецкие бомбардировщики.
Электрокар выскочил наконец из «Багдадского коридора» на заводской двор и помчался к проходной. На улице электрокарщица уже не свистела, а изредка подавала короткие сигналы.
— Что ж ты от группы отстал? — прокричала она Олегу, не поворачиваясь. — Я видела, как ты в прокатке стоял, рот разинув! О чем ты там со Строгановым беседовал?
— Да так... — пробормотал Олег. — Все-то вы видите...
— А как же! — прокричала девушка. — Сверху видно все! Строганов у нас на заводе самый красивый! Верно? — И она захохотала.
Не успели доехать до проходной, как их остановил какой-то человек в плаще с низко надвинутым на глаза капюшоном.
— Одну минуту, — сказал он, поднимая руку. Электрокарщица нетерпеливо крикнула:
— Некогда!
— Мне нужен молодой человек.
— Я? — опешил Олег.
— Ты, ты.
— Интересно, — сказал Олег.
— Слезь тогда! — Электрокарщица уже нажала на рычаг, и Олегу пришлось соскакивать на ходу.
Человек в плаще разглядывал Олега. Глаза у него были голубые и холодные. Олег никак не мог решить, что это в них там прячется: усмешка или осуждение. Он не очень испугался. Ну, что с ним сделают? Ну, выгонят за ворота, да и все. Хуже будет, если сообщат маме. Тогда скандал! Но разве можно читать такой дневник просто так, ничего не предпринимая? Не стоило, конечно, проникать на завод таким образом: следить за машинами, хитрить; завод — это не сад тетки Граммофонихи в Смоленске...
— Так чей это ты сын? — спросил голубоглазый человек в плаще. Что ответить? Лучше промолчать!
— Постой, это ты сын Комякина или не ты? — Никакого подвоха в голубых глазах Олег не разглядел и на всякий случай — авось вывезет — сказал: — Я.
— Тогда пошли! — Мужчина в плаще зашагал к проходной таким крупным шагом, что Олегу пришлось поднажать, чтобы не отстать.
Вошли в проходную.
— На ту сторону. Мальчик со мной.
— Пожалуйста, — пропустила их охранница, и они вышли на улицу. Надо было пересечь ее и пройти во вторую проходную. Здесь Олегу предоставилась возможность удрать, потому что мужчина в плаще шагал впереди. Но на той стороне был залив... и тот самый цех!
Прошли через турникет второй проходной и так же быстро вошли в здание, на котором было написано: «Управление», и почти бегом поднялись на второй этаж, где мужчина в плаще распахнул обитую черным дверь, пропустил в нее Олега и вошел сам.
— Садись. — Он показал на ряд стульев у стены, а сам бросился к столу, где на телефонном пульте горело с десяток красных огоньков.
Он говорил по телефону энергичным голосом, отдавал приказания, кого-то хвалил, кого-то отчитывал.
— Я всегда за настоящее дело, — кричал он в трубку. — Всегда — за! Докажите мне, что вы занимаетесь делом, и я вас поддержу!
— Садись, Олег, — приказал он, не отрываясь от трубки. — Стаскивай свою куртку. Сейчас принесут кофе, бутерброды.
Олег начал стаскивать курточку и только тут понял, что его назвали по имени. Значит, его знают? Вот так фокус! А он-то дурака валял. «Сын энергетика»!..
Хозяин кабинета, по-видимому, ответил на все вопросы, и красные сигналы погасли. Он тоже снял плащ, убрал его в стенной шкаф, нажал какую-то кнопку на столе. Почти сразу в кабинет вошла приветливая женщина и принесла термос и бутерброды.
— Спасибо! — Хозяин налил в стаканы дымящийся коричневый кофе, подвинул на край стола бутерброды.
— Давай!
— Благодарю, — буркнул Олег.
— У меня на обед осталось десять минут. Прошу не капризничать. Олег взял стакан, взял и бутерброд с ветчиной. Есть-то он уже давненько хотел. Пока все шло хорошо. Чем все это кончится?
— Вы меня знаете? — осторожно задал вопрос Олег.
— Первый раз вижу.
— Папу знаете?
— Энергетика?
Почему он улыбается? В чем дело?
— Я же не сказал тебе, как меня зовут! Твое имя мне известно, а мое — Виктор Викторович.
Надо немедленно встать и признаться, что он вовсе не сын энергетика, но встал не Олег, а Виктор Викторович.
Встал, подошел к окну и, прихлебывая из стакана кофе, произнес очень важные для Олега слова:
— Иди полюбуйся! Какой залив сегодня — серый-серый. Сердитый! Да и небо не лучше. Но этот вид я ни на что не поменяю! Четверть века... все эти корпуса при мне построены, от первого камушка. Да иди же сюда, Олег!
За окном раскинулся серый простор залива, с которого ветер то и дело срывал белые платки бурунов, а еще Олег увидел растянувшиеся по берегу корпуса из стекла и бетона.
— Ничего этого не было. Камни и железо. И больше сотни неразорвавшихся авиабомб... — Виктор Викторович покосился на Олега. — Был тут тогда один лишь цех...
— Этого цеха уже нет? — вырвалось у Олега. — Его перестроили? Или снесли? Здесь только новые постройки...
— Вон он, левей смотри. У самого берега.
У самого берега темнело продолговатое одноэтажное здание. На фоне новых корпусов оно выглядело совсем незаметно. Неужели это оно продержалось всю войну и в нем доктор Волков дрался за жизнь каждого рабочего?!