а сам Волков быстро взял другой пинцет и извлек продолговатый кровяной кусочек стали из раны. В этот момент всего один раз не выдержал Жаворонков, громко застонал.
Закрыв глаза, Волков пригрелся в кресле. Еще и еще раз стал припоминать всю операцию до мельчайших деталей. Все сделано правильно. Молодец старый фельдшер! Каким напряжением воли сдерживал дрожащие руки, выполнял любую команду с полуслова...
— Товарищ доктор!
Волков открыл глаза. Перед ним стоял крошечный Кирпичев и протягивал на ладони четвертинку сухаря.
— Возьмите.
— Спасибо. Но я получу утром паек. Съешьте сами.
— Берите! — Дядя Володя взял у Кирпичева сухарь и сунул доктору в руку.
Волков ничего не сказал, не стал благодарить, просто принял сухарь и начал откусывать по маленькому кусочку, чувствуя, как вкусно тает во рту чуть горьковатый душистый хлеб...
Глава VIЯ СКОРО ВЕРНУСЬ
Волков проснулся за полчаса до артналета. Первые снаряды утром всегда начинали громыхать в половине седьмого, а сейчас уже шесть.
Проснулся и сразу с удовлетворением отметил спокойное дыхание Жаворонкова. Это — победа! Прав Корсаков, здесь нужна была смелость.
«Наверное, я все же и вправду смелый человек», — немного по-мальчишески подумал Волков и даже улыбнулся в темноте. Честное слово, он заслуживает похвалы. Все его старики живы, недаром он не спускал с них глаз. Ох, как они его слушались во время операции. Летали тут в подвале по любому его приказанию, как летучие мыши, быстро, ловко, бесшумно...
Ничего, еще только один раз они пойдут к станкам и выполнят задание до конца. Они его выполнят обязательно! Только он должен не сводить с них глаз, как он это и делал до сих пор. И все будет в порядке. А потом они разойдутся по домам, а он... Из госпиталя сразу направят в тыл на лечение. После всего расстаться с Ленинградом?..
Ладно, жизнь покажет. Теперь ему почему-то казалось, что его обязательно оставят здесь при госпитале.
До налета минут двадцать...
Вынув из кармана завернутый в марлю осколок, извлеченный вчера, Волков долго ощупывал его. Давно ли в медсанбате он извлекал такие же помногу раз в день. Зазубренный кусочек темного металла. Граммов десять, не больше, но человеческой жизни мог наступить конец.
Сколько такого металла падает с неба во время бомбежки!
Жаворонков поправится, он молод и еще сможет воевать. А что будет со стариками, когда они покинут «санаторий»? Что будет с дядей Володей и Багровым, с непреклонным Корсаковым и молчуном Соловаровым? Что будет с кукольным старичком Кирпичевым, таким чудесным мастером?
Надо добраться до райкома. Сегодня же. Госпитали, эвакуация людей, военные заводы, гражданская оборона — всем занимается райком. Но там не забыли и о судьбе маленькой бригады стариков, делающих нужное, свое дело на войне. Сегодня в «санаторий» придут дружинницы. Обязательно придут.
Но в райком надо идти, чтобы решить дальнейшую судьбу стариков. Их должны эвакуировать. Они еще могут столько сделать в тылу! Нечего лежать, надо прямо сейчас идти, пока никто не проснулся и не помешал. Тихо выйти прямо сейчас, немедленно. Идти не останавливаясь, в щели больше не спускаться. В райком, в госпиталь и назад. И часа через два-три вернуться... Написать записку или не надо? Он же скоро вернется.
Один лишь Жаворонков видел, как Волков выходил из «санатория». Остальные крепко спали после трудной ночи. Жаворонков проснулся и хотел попросить воды, но увидел, что доктор стоит у двери, над которой под потолком была прикреплена коптилка. Жаворонков подумал, что доктор хочет поправить фитиль, но доктор пошел к двери, потом обернулся и долгим взглядом окинул весь «санаторий». Раненая рука доктора углом выдавалась из-под шинели, истощенное лицо встревоженного, и на нем видна такая усталость, что Жаворонков удивился, как это доктор еще может стоять на ногах.
— Куда же вы без шапки? — прошептал Жаворонков, но доктор уже исчез за дверью...
«...Вот какой это был человек, дорогая моя Тамара! Спас и меня и всех стариков. Только о себе он нисколько не думал. Потом я узнал, что он умер в госпитале от полного истощения...»
Рука Олега сильно дрожала, когда он переписывал эти слова. Да если такое письмо отец покажет где следует, то уже никто не посмеет говорить о докторе Волкове, что он трус!
А если зайти к Айболиту да прочитать ему вслух? Вот это было б здорово! Но, вспомнив Айболита, Олег тут же вспомнил и про телеграмму, и про Аленку, и про мамины неотложные поручения...
Глава VIIНИНА ЭДГАРОВНА ПЛАЧЕТ
С трудом он успел все же выполнить все поручения мамы. Снова в сапожной мастерской пришлось стоять в очереди. Его чемодан никуда не делся, только кто-то задвинул его под стол, на котором лежали старые газетные подшивки и порванный «Крокодил».
Снова и снова звонил домой, но никто не брал трубку. Ему осталось только зайти в магазин, купить хлеб и три банки сардин, как велела мама в своем перечне.
В булочной он столкнулся с... Аленкой. Она разворачивала розовый липкий тюльпанчик-карамельку.
— Ты где это ходишь? — накинулась она на него, с причмоком облизывая конфету.
— А ты? Я звоню, звоню... Была телеграмма? Ну? Аленка пожала плечами.
— Не было ничего. — Она снова лизнула тюльпанчик.
— А почему ты ушла? Обещала ведь!
— Мама твоя позвонила и спросила, где ты и почему я у вас.
— Ты смотри... ты ничего не сказала?! — Олег заглянул ей в глаза и понял, что она его выдала. — У-у... проболталась! Хуже толстого Андрея.
— А ты мне сказал, чтобы я не говорила? Сам виноват, а на других сваливает, — покраснела Аленка. Ей было неприятно, что ее обвинили в предательстве. — Я сказала, что ты мне велел ждать телеграмму. А больше ничего. А она велела мне спокойно идти гулять.
— Больше она ничего не сказала?
— Нет, — Аленка откусила леденец. — Я взяла Гешку и пошла. Сейчас он у нас спит. Молока целую миску выпил и валяется на ковре.
— Подожди, я за сардинами зайду и возьму Гешку, — буркнул он.
Вот беда так беда! Ну, теперь уж мама за него примется. Скандальчик будет хороший! Пришел бы от отца вызов, тогда уж можно во всем признаться, но и то не сразу. Потом когда-нибудь. Но вообще-то, подумал Олег, что тут такого уж страшного в его поступке? Просто он очень хочет видеть отца, и все.
— Ты своего отца любишь? — спросил он Аленку, когда они шли домой. Она пожала плечами и достала из кармана еще один тюльпан. Молча предложила конфету Олегу, но он отказался.
— Куда бы ты лучше поехала? На дачу или к отцу на стройку?
— Конечно, на дачу! С отцом скучно.
— Да? — удивился Олег. — А с моим всегда интересно!
— А мой с мамой вечно ссорится. — Она надула щеки и передразнила: — «Я больше всех работаю, а меня не ценят...» Каждый день об этом говорит. А мама тоже кричит: «И я работаю! Но меня ценят. Всех, кто работает, — ценят! А тебя не ценят потому, что ты не работаешь!» Я бы на дачу поехала. Я Гешку тебе сама принесу, ладно? Сейчас отец дома...
— Дома? — переспросил Олег.
Вот зайти сейчас и выложить ему письма Жаворонкова! «Не советую тебе заниматься этим делом. Не стоит!» — так он тогда учил.
«Герой, — написал о Волкове Жаворонков, — всех нас спас этот мальчишка доктор...» Интересно, что сейчас скажет Айболит на эти слова?
Олег вздохнул и сказал Аленке:
— Сам я возьму Гешку.
Сейчас он докажет, какой Волков трус и наводчик!
Они вошли в парадное, и пока Аленка вызывала лифт, Олег проверил почтовый ящик, нет ли извещения. Но в ящике была только «Пионерская правда».
— Привет, привет! — воскликнул Виктор Сергеевич, когда Олег вошел и поздоровался. — Пришел за своим «браком природы»? Довольно вредный у тебя котяра! Хотел его на руки взять, а он когти распускает! А ты, значит, отдыхаешь?
Олег дотронулся до кармана курточки, где у него лежали переписанные письма Жаворонкова, и хотел сказать, что он не отдыхает, а занимается важным делом, но Айболит вдруг сказал:
— Правильно, отдыхай, а не занимайся всякими там... прошлыми историями. Ваше дело такое с Аленкой. Мы работаем, а вы отдыхайте. Потом уж мы будем отдыхать, а вы... — он хихикнул и потер руки, — вы будете работать и кормить ваших стареньких мам и папаш. — Он прошел на кухню и закричал: — Зина! Я могу съесть сыр?
— Делай что хочешь, — раздалось из спальни. — Оставь меня в покое!
— Для чего же сердиться, Зина? — Виктор Сергеевич заглянул в холодильник и закричал снова: — Зина, но сыра уже нет!..
— Нет так нет, — был равнодушный ответ из спальни.
— Ты подумай, Олег, — хмыкнул Виктор Сергеевич, — шофер «скорой помощи» и наша хирургическая медсестра награждены премией, а я работаю день и ночь и даже больше и — ничего! Между прочим, — он наклонился к Олегу поближе, — хирургическая наша медсестра весьма нравится главврачу...
— Виктор! — загремело из спальни. — Замолчи немедленно! Люди награждены, потому что они действительно работают. Ты слышишь: действительно!
Олег еще раз дотронулся до кармана курточки.
— Ты мне что-то хочешь сказать? — насторожился Виктор Сергеевич. — Ну? Я слушаю.
— Нет, — твердо сказал Олег. — Я просто попрощаться хотел. — Он взял на плечо Гешку и легонько подтолкнул в коридоре Аленку: пока, мол. — До свидания. Осенью приеду.
Плотно закрыв за собой дверь, побежал к себе на девятый этаж. Нечего этому Айболиту доказывать. Пусть себе живет так... пусть! Такой ничему не поверит!
Войдя к себе домой, он сразу понял: у них Нина Эдгаровна. И Гешка на плече у Олега чихнул. Такие уж духи у Нины Эдгаровны необыкновенные, пронзительные.
— Олег, — выходя из кухни, прожурчала Нина Эдгаровна серебряным голоском. — Я только вошла. Мама мне дала ключ и поручила накормить тебя ужином. Она придет очень поздно.