Как ни странно, скандальная повестка вокруг имени Воронова удивила Лину не слишком сильно. В молодые годы Петр тоже не отличался примерным поведением. О бесконечных амурных похождениях вожака районной комсомолии шептались секретари «первичек», возвращаясь с выездных школ комсомольского актива. Партийному начальству обо всем, конечно, докладывалось, однако руководство привычно закрывало глаза на шалости перспективного номенклатурного работника. Видимо, наверху считали, что коль скоро крупного скандала (например, сексуальной связи с малолеткой) не было, значит, и обсуждать нечего. Дело молодое… Говоря языком партийных протоколов, «моральная неустойчивость» и «половая распущенность» переполненных тестостероном комсомольских функционеров негласно допускалась, хотя и не приветствовалась. Во всяком случае, Воронову его любвеобилие никогда не мешало строить карьеру, напротив, даже помогало.
Менялись времена, и вместе с ними менялись жены и любовницы Воронова. С каждым годом бывший комсомольский функционер предпочитал все более молодых подруг. Девушки «поколения пепси» лучше вписывались в новую эпоху и соответствовали новым веяниям, чем его ровесницы, с ними было проще заводить высокие связи и строить карьеру в новые времена. Никто из окружения Петра не удивился, что его прежнюю супругу, дочку первого секретаря райкома партии, одевавшуюся "при совке" в закрытой секции ГУМА, в перестроечные годы сменила модная актриса в брендовых шмотках Она мелькала в многочисленных сериалах на федеральных каналах и придавала образу недавнего функционера демократичный и богемный оттенок. Когда мода на актрис в роли жен прошла, Воронов закрутил служебный роман с прогрессивной журналисткой либеральных взглядов. Худенькая, насквозь прокуренная, подруга главного редактора обычно была упакована в растянутый красный свитер и в рваные джинсы. Однако ее тоже унес поток времени. Мода на талантливых, бескорыстных и живущих демократическими идеями девушек прошла к началу «нулевых». Стали набирать очки гламур и буржуазность. Неудивительно, что рукой и сердцем Воронова, еще больше разбогатевшего на пике интереса общества к СМИ, завладела молодая красавица. Она была эффектна, умна и, самое главное, младше Воронова на целую четверть века. На юной девушке из хорошей семьи принято жениться, и Воронов решился в четвертый раз связать себя узами брака. СМИ пошумели, пообсасывали эту сенсацию и единодушно решили, что бывший плейбой и бабник наконец успокоился, перебесился и решил встретить с молодой красавицей-женой неотвратимо приближавшуюся старость.
Молодая бизнес-вумен Жанна Воронова постоянно мелькала в светской хронике, о ней писали глянцевые журналы, фотографии элегантной пары размещали на свих страницах издания, ориентированные на домохозяек. Жанна Воронова охотно фотографировалась для прессы. Эффектные снимки в глянцевых журналах – Жанна верхом на вороном жеребце чистокровной английской породы, она же на зеленой полянке с клюшкой для гольфа или в вечернем платье от известного кутюрье с бриллиантами – всерьез волновали юные женские души. Подруги, не скрывая, завидовали Жанне Вороновой. «Плевать, что муж старше жены на четверть века, – рассуждали они, – зато этот шустрый дедушка обеспечит молодую супругу до конца дней». Впрочем, Петр Воронов был не только богат и влиятелен, он еще и выглядел неплохо для своих лет. Многие девушки согласились бы провести время с этим молодящимся мужчиной, разумеется, не бескорыстно. Петр тщательно следил за питанием и за здоровьем, занимался спортом, летал на охоту и на театральные премьеры за границу, носил одежду дорогих брендов. Петр Михайлович отлично управлял своей медиа-империей и слыл отличным семьянином. Конечно, он по-прежнему увлекался женщинами. Впрочем, Воронов и не собирался отказываться от маленьких житейских радостей. Если ты можешь позволить себе в этой жизни очень многое, то быстро понимаешь: женщины – не самый дорогой, хотя и скоропортящийся товар.
В конце концов тяга к разнообразию сыграла с Петром Вороновым злую шутку. Жена, родившая ему трех сыновей, устала от бесконечных измен супруга и наняла частного детектива. Когда Жанна убедилась, что ее подозрения верны, она немедленно подала на развод. Сказалась деловая хватка супруги и печальный опыт, приобретенный в браке с Вороновым. Жанна наняла модного адвоката Романа Злобишина, выигравшего множество бракоразводных процессов, и тот пообещал «стрясти» с ответчика серьезный куш, разумеется, предварительно оговорив себе солидный процент. Адвокат славился экстравагантным внешним видом (предпочитал являться в суд в галстуке-бабочке и смокинге), а еще тем, что не боялся скандалов. Для начала защитник посоветовал Жанне объявить супругу информационную войну. К тому времени у Воронова накопилось в СМИ немало врагов, и все они с готовностью ухватились за горячую новость. Газеты и новостные порталы будто того и ждали, чтобы начать «топить» чересчур удачливого и богатого конкурента, неожиданно оказавшегося миллиардером.
Ирония судьбы состояла в том, что медийный магнат ничего не мог поделать с неподконтрольными ему СМИ. «Рынок свободной прессы», за который медийный босс ратовал все годы, сыграл с ним злую шутку. Возможно, Воронов не раз и не два вспомнив с ностальгией «совок». Секретарь горкома КПСС прежде мог одним звонком прекратить весь этот «беспредел». А теперь… «Наверху» сплелись интересы многих богатых и влиятельных людей. Воронов сообразил, что кто-то под шумок решил оттяпать у него все еще прибыльный медийный бизнес. Петр решил, что будет бороться за свой бизнес и капитал до конца и не отдаст без боя ничего, что «нажито непосильным трудом». Оставалось узнать главное: кто же его «заказал» …
Бог не Ермошка
После обеда Лина решила прогуляться в «Пашкин ларек» за пряниками и конфетами, поскольку на санаторской «полезной» диете настроение в последние дни стало отвратительным.
Едва переступив порог ларька, Лина поняла, что надо поскорее бежать отсюда куда глаза глядят. Напряжение витало в воздухе.
– Повторяю для глухих: Павел Николаевич запретил вам водку в долг давать. Сказал, что уволит меня, если хоть раз такое увидит.
Продавщица Валентина стояла, облокотившись о прилавок пухлыми руками и пышным бюстом и громко отчитывала тощего старичка. Старик в свою очередь опирался на палку, однако вид имел боевой и требовал у торговки дать «в последний раз» в долг бутылку «беленькой». Валентина была неколебима, как скала.
– И не стойте тут, и не просите, дядь Коль, все равно ничего не добьетесь.
– Пашке что, водки жалко? Мне, родному отцу? – взвизгнул дедок. – Да я щаззз этой палкой все твои бутылки вхлам разобью. Пусть Пашка узнает, какой он говнюк.
– Бейте шибче, дядь Коля, я полицию вызову, – взвилась продавщица. – Павел Николаевич сказал, чтобы я с вами не церемонилась.
– Павел Николаевич? Да что б ему… – старикашка стукнул палкой и разразился длинной матерной тирадой.
– Николай, как вас по батюшке? – вежливо поинтересовалась Лина.
– Николай Кузьмич. – приосанился старик.
– Так вот, уважаемый Николай Кузьмич, я эту бутылку водки куплю и вам подарю. От всей души. Сегодня международный День пожилого сельского человека. Значит, это и ваш праздник, – сходу придумала Лина повод.
– Кто ты такая? Что тебе от меня надо? – насторожился старик.
– Да, в сущности, ничего, – пожала Лина плечами. – Выпейте за мое здоровье. Не люблю, когда пожилых обижают. Говорят, к вам недавно журналист из столицы приезжал?
– Кто? Тот болтливый дрищ в узких портках и ярких кедах? Журналюга, говоришь? Ну, да, ошивался тут один, подкатывал с разговорами. Все выспрашивал, что здесь было да как двадцать пять лет назад.
– Ой, как интересно, а мне вы расскажете про то время? Я ведь тогда совсем молодая была, многого не понимала. Дядя Коля, не побрезгуйте угощением. Давайте куплю вам хоть пол литру, хоть четвертушку. Сядем где-нибудь неподалеку и потрендим. Бумажные стаканчики взять? – Лина улыбнулась старику со всей возможной любезностью. Дедок протянул было руку к четвертинке, но внезапно отдернул ее, изменился в лице и буркнул:
– Да пошла ты куда подальше со своей бутылкой. Ишь, понаехала тут разнюхивать! Четвертью водяры купить меня хочет. Дешево ценишь Коляна. Нашла дурака! Я хоть и с палкой, но пока хожу. А как только развяжу язык, ноги-то мне и переломают. В общем, не лезь, столичная цаца, не в свое дело. Целее будешь.
– Да чего вы все тут боитесь? Кому вы теперь нужны? – не удержалась Лина. – Жизнь с тех пор столько раз менялась, все бандиты давно в могилах…
– Да жизнь менялась. Только не у всех, – объявил дед и, резко развернувшись, заковылял к двери. У двери он повернулся и крикнул:
– И не все пока в могилах!
Он захлопнуло дверь с таким грохотом, что стены дощатого ларька дрогнули.
– Валентина, чего это он? – спросила Лина у продавщицы.
– Рассердили вы его. Думаю, дяде Коле есть, о чем молчать, – усмехнулась Валентина. – Говорят, его в девяностые тут все боялись. Я-то не помню, мала была. А родители вообще не хотят вспоминать то время. И так, и этак их пытала – молчат. Мол, меньше знаешь – крепче спишь. Отшучиваются. Отнекиваются. Как будто я маленький ребенок. Единственное, что удалось из них вытащить: дескать, дядя Коля в те годы сказочно разбогател, но денежки ему впрок не пошли. Как говорится, «Бог не Ермошка, видит немножко». Прошло всего несколько лет после его сказочных «богачеств», и дядя Коля спился, опустился, растерял все – и деньги, и свою былую власть. Короче, все. что было, мужик «просрал». Пашке в нулевые ларек купил – вот и весь его «крутой бизнес». Сын крутится тут с утра до вечера, даже нанять помощника не может, денег нет. Правильно говорят: шальные бабки как придут – так и уйдут. Уж лучше, как я, крутиться, зато спать крепко. С утра до ночи в духоте торчу и ящики тяжелые таскаю, но никого не боюсь и падать мне некуда, потому как в самом низу нахожусь.
В ларек прошмыгнула маленькая неказистая женщина в белой панаме, глубоко натянутой на лоб. Лина попыталась вспомнить, где она ее видела, но не смогла. Посетительница зыркнула на Лину из-под полей панамы, кинула продавщице мелочь, схватила молоко и кефир смуглой сухой лапкой и выскочила в открытую дверь.