«Я всегда предпочитаю иметь дело со зданиями с историей, которые просят о них рассказать. История «Вершины» началась с санатория моего прадеда, поэтому этот проект для меня особенный. Я всегда мечтал возродить это здание. В детстве я рассматривал его, представляя, как оно воспрянет в виде чего-то нового».
И дальше в статье говорится:
«В девять лет Лукас начал возводить здания из всего, что попадется под руку. «Я строил из «Лего» и еды, которую мне давали в больнице. Наверное, именно в больнице и зародилась моя любовь к зданиям, к архитектуре. Я поклялся, что когда поправлюсь, то буду выжимать из каждого дня по максимуму».
В больнице? Элин просматривает остаток статьи и находит абзац с объяснением:
«Лукас родился с пороком сердца под названием ДМПП (дефект межпредсердной перегородки), то есть с отверстием в сердце. Это заболевание успешно лечится хирургическим путем, но в детстве Лукас много времени лежал в больнице».
Теперь все начинает проясняться. Лукас Карон из тех, кто стремится что-то доказать окружающим – умственно и физически. А еще он из тех, кто ломает границы. И фраза «я буду выжимать из каждого дня по максимуму» особенно это подчеркивает.
Элин понимает, что именно заинтриговало Лору – смесь делового образа жизни и богемного, но это не объясняет, зачем она сделала те фотографии.
Возвращаясь к результатам поиска, Элин бегло просматривает список. Внизу страницы она замечает ссылку на блог. На английском, с провокационным заголовком: «Как швейцарские застройщики уничтожают собственные города».
Элин кликает по ссылке. Содержимое соответствует заголовку – это обзор разных застройщиков, включая Лукаса.
Ее взгляд привлекают комментарии внизу – язвительные замечания о Лукасе Кароне и «Вершине», – оскорбительные реплики по поводу дизайна и о самом Лукасе. Якобы он заявил: «Я буду делать только то, что хочу. И к черту всех, кто стоит у меня на пути».
Еще там обсуждается исчезновение Даниэля, его личные и деловые отношения с Лукасом. В основном сплетни: обвинения в кумовстве, слухи о том, что Лукас был готов выкинуть его из проекта.
По-прежнему заинтригованная, Элин вбивает фамилию Лукаса в «Твиттере». И с удивлением обнаруживает, что его упоминают в сотнях твитов, в основном в негативном ключе.
Она слышит, как щелкает дверь. Уилл.
– Что ты там читаешь?
Уилл подходит к ней и кладет телефон на стол.
– Статью о Лукасе Кароне. Айзек только что показал мне фотографии – Лора его снимала.
– И?
– Похоже, он не знал, что его снимают.
– Элин, это тебя не касается. Если она не появится к вечеру, пусть Айзек еще раз позвонит в полицию. Предоставь это ему.
В его голосе слышится какая-то странная нотка – холодное равнодушие. И не только. Его глаза… Они пусты, ничего не выражают, в панике замечает Элин. Уилл отдаляется от нее, и по ее вине. Хуже всего то, что Элин знает, как это исправить – достаточно сказать то, что он хочет услышать, что она готова пойти навстречу его желаниям, но это будет неправда.
Она не готова.
Не готова менять свою жизнь, пока не узнает, что случилось с Сэмом. Словно глубоко внутри что-то заклинило, сломалось в день его смерти, как зацепившаяся за ветку петля тарзанки, и вечно тянет ее назад.
Уилл подходит к шкафу и натягивает через голову свитер.
– Знаешь, переодеваясь, я размышлял над тем, что сказал раньше… Пожалуйста, Элин. Я хочу уехать.
– Но…
– Как только сможем. И еще вот это. – Уилл протягивает свой телефон. – Не хочется застрять здесь надолго. Надвигается серьезная буря.
Элин изучает экран. «К Альпам приближается сильнейшая снежная буря. На итальянском курорте Червиния закрыли все подъемники, потому что ветер слишком сильно раскачивал кабинки. За ближайшие двое суток выпадет два метра снега».
– Я не могу уехать, Уилл. Не сейчас.
– Не можешь? Или не хочешь? – Уилл садится на кровать и смотрит на Элин, недоверчиво прищурившись. – Элин, мне кажется, ты не слушаешь меня.
На Элин накатывает паника. Видимо, придется ему сказать, почему она приехала сюда на самом деле, иначе она рискует его потерять.
– Не могу. – Она опускает стакан. – Я приехала сюда не для того, чтобы наладить отношения с Айзеком. Я хочу выяснить правду.
– Правду? Вот оно что, оказывается. Чего еще ты недоговариваешь?
– Дело в Айзеке. – Ее голос дрожит. – Я думаю, это он убил Сэма. Вот почему я беспокоюсь за Лору. Я знаю, на что он способен.
31
– Убил? – повторяет Уилл, не сводя с нее взгляда. – Ты же говорила, это был несчастный случай.
С пересохшим горлом Элин садится на кровать рядом с ним.
– Таково было официальное заключение. Предполагалось, что он прыгнул в заводь, ударился головой о камень и утонул. Это похоже на то, что я помнила, но через несколько недель у меня начали… всплывать другие воспоминания.
– О том, что случилось?
– Нет, в том-то и дело. То, что я помнила и рассказала родителям и полиции… отличается от этих образов.
Воспоминания Элин о том дне очень четкие и сводятся к самому главному. Она крутила их так и сяк, проверяя на подлинность, но ключевые события всегда одинаковые. Правда – или то, что Элин считает правдой.
– И что ты рассказала полиции?
Элин закрывает глаза.
– Мы втроем ныряли в заводи у скал. – Она четко представляет себе эту картину. Жестокое июньское солнце стоит высоко, обжигая кожу. Красная, шелушащаяся шея Сэма, серая футболка Айзека в белых пятнах от соленой воды. – Мы соревновались, кто наловит больше крабов. Вели счет на доске, приколотой к пляжному домику. – Она шаркает ступнями по полу. – Мальчики воспринимали это очень серьезно. Они постоянно состязались друг с другом.
– Прямо как я со своим братом.
– Но у них… это выглядело странно. Слишком серьезно. Они радовались неудачам друг друга. Я никогда этого не понимала. Они ведь даже не были похожи. Сэм был полной противоположностью Айзека. Открытая книга. Мама всегда говорила, что он в точности как она, «легкий» ребенок. Он и похож был на нее – белая кожа, светлые волосы, такие тонкие, что просвечивает череп, если их намочить.
– А с вами, значит, не было легко?
– Не как с Сэмом. Все говорят, что младшие дети самые радостные, и это правда. Он всегда нас смешил и улаживал ссоры. Оглядываясь назад, теперь я думаю, что в нем объединились лучшие черты от нас с Айзеком. Он был полон энергии, как я, но умел сосредоточиться, как Айзек. Был усидчивым и упорным, чего мне всегда недоставало – любил «Лего», работу по дому, чтение. Его ничто не могло обескуражить… не считая Айзека. Тот знал, на какие кнопки нужно жать.
– И часто это делал?
– Да. Ко мне и к Сэму он относился по-разному. Была в нем какая-то бесшабашность. Мама была человеком невозмутимым, но Айзек умудрялся и ее доводить. – Элин теребит пальцами покрывало. – Я тоже это замечала. Он был непредсказуемым. Мне кажется, отчасти потому, что невероятно умен. Ему нравилось играть с людьми в разных ситуациях, разбираться, почему они отреагировали так, а не иначе.
– Весьма холодный ум.
– Такой он и есть. Иногда казалось, что он ведет себя совсем не так, как другие люди. Словно понимал, что его чувства все равно не воспримут, а потому предпочитал отстраненность.
– Или чувствовал, что Сэм – материнский любимчик, – говорит Уилл, пристально глядя на нее. – Может, оттого он и закрылся. Из самосохранения.
– Я такого не говорила. – Элин сама удивляется пронзительным ноткам в своем голосе. – Я не говорила, что Сэм был маминым любимчиком.
– Но судя по твоим словам… – Уилл замолкает и пожимает плечами. – Ладно, проехали. И что было дальше?
– Айзек разозлился, потому что Сэм выигрывал. Мне это надоело, я оставила их вдвоем и перешла к другой заводи. Через несколько минут я услышала крик. Я обернулась и увидела перевернутое ведро Сэма. – Элин зажмуривается. – Его крабы вывалились обратно в воду. Сэм кричал, набросившись на Айзека с кулаками. Все зашло слишком далеко, и я вмешалась, велела им прекратить.
– Миротворец.
– Они прекратили драться. Айзек извинился. Все вроде наладилось, и я пошла дальше, к утесу. Я думала, они помирились. – Элин запинается, даже сейчас воспоминания ранят, словно нож. – Не знаю точно, сколько прошло времени, может, минут пятнадцать или двадцать. И тут я услышала крик Айзека. Я побежала обратно.
Она снова чувствует, как внутри вскипает паника.
– Айзек стоял по плечи в воде. Рядом… – слова застревают у нее в горле. – Рядом с Сэмом. Айзек держал его под мышками, пытаясь вытащить, но не мог найти опору. Он все кричал: «Мы его спасем, мы его спасем!», но я поняла, что Сэм умер. Он был такого цвета… – ее голос ломается. – Мы пытались, не прекращали пытаться до приезда «Скорой», но его не стало…
Уилл сжимает ее руку:
– И где был Айзек, когда это случилось?
– Сказал, что уходил в туалет. А когда вернулся, то обнаружил Сэма в воде. Решил, что он поскользнулся и ударился головой о камни.
– И никто ничего не видел?
– Заводи находятся в скалах, в дальнем конце пляжа. Если никого нет прямо на пляже, то никто и не увидит.
Лоб Уилла сосредоточенно морщится.
– Так почему же ты считаешь, что виноват Айзек?
Он гладит ее ладонь своим большим пальцем.
– Через несколько месяцев у меня в голове стали возникать эти странные образы.
– Воспоминания?
– Не совсем. Они похожи на сны. Когда вроде бы ты все четко видишь, но стоит проснуться, и уже ничего не помнишь. Как нечеткий поляроид, контур чего-то, что я пока что не могу точно описать. Обычно эти образы забываются, пока не появляется следующий.
Психотерапевт, которого Элин посещала в прошлом году, сказал, что такое бывает, если сознание пытается защититься.
Защитить ее.
– Ты можешь четко вспомнить хоть что-нибудь из этих образов?