– Я им передам, – говорит она, к облегчению Элин, и машет рукой в сторону столика, где сидят ее родители. – Но все равно считаю, что вы должны держать людей в курсе происходящего, сообщать о любых изменениях.
– Конечно.
Элин дожидается, пока она уйдет, и садится.
– Простите, – бормочет она.
– Ничего страшного, – говорит Фелиса. – Чего ж еще ожидать? Люди встревожены.
Элин кладет блокнот на стол.
– Итак, я пытаюсь понять, как Адель провела последние несколько дней, что могло спровоцировать нападение.
Фелиса отхлебывает воду из стакана.
– Она закончила смену в пятницу и должна была вернуться только во вторник на следующей неделе.
– Значит, вы видели ее в пятницу, перед уходом?
Элин лихорадочно записывает. Почерк у нее ужасный, сплошные каракули, но лучше не выходит. Усталость, которую она почувствовала в раздевалке, теперь охватила все тело, каждое движение замедленное, безжизненное, она словно бредет через болото.
Нужно что-нибудь съесть.
– Мельком. Она торопилась, хотела увидеться с сыном, перед тем как он на неделю уедет к отцу.
– Они живут не вместе?
Фелиса качает головой.
– И давно. Они и не жили вместе. Вроде бы пытались ради мальчика, но…
– И какой она вам показалась?
– В отличном настроении. Волновалась, потому что боялась опоздать, но… – она умолкает. – А вы… думаете, что она так и не добралась до дома?
– Точно не знаю. Полиция, конечно же, проверит.
Но Элин уверена, что Адель не попала домой. Поскольку Адель была связана, Элин предполагает, что ее держали где-то в отеле или поблизости, пока не убили.
Фелиса так крепко сжимает стакан, что белеют костяшки пальцев.
– Кто мог такое сотворить? Бессмыслица какая-то.
– Вы не знаете, у Адель были проблемы? – напирает Элин. – Личные? Или по работе?
– Нет, но Адель – швейцарка. Знаю, это звучит странно, но швейцарцы… действительно сдержанные люди, – она слабо улыбается. – Когда я жила в Женеве, то лишь через два года перешла со своим соседом от «Здравствуйте» до «Здравствуйте. Как дела?» – Фелиса явно колеблется, задумавшись, стоит ли сказать еще кое-что. – И дело не только в этом. Адель сама по себе была… замкнутой.
– В каком смысле?
– Для горничных это необычно. На таких должностях большая текучка. Много иностранцев. Горничные редко бывают местными. Думаю, работа ей нравилась, но у меня всегда было чувство, что Адель считает себя выше такого занятия, а потому не хотела сильно привыкать. Держалась на расстоянии, – улыбается Фелиса. – И наверное, она была права. Она была умной девочкой. Я удивилась, что она вообще устроилась на такую работу.
– Так почему же устроилась?
– Однажды я ее спросила. Она сказала, что у нее не было другого выхода. У нее нет необходимой квалификации, а нужно заботиться о ребенке.
Элин обдумывает услышанное. Что-то с Адель не так. Что-то не сходится.
– И еще кое-что. Хочу спросить вас про Лору Штрель. Вы знаете, что она пропала?
– Да. – Фелиса кладет локти на стол. – Вы думаете… что тот, кто сделал это с Адель…
Она нервно сглатывает.
– Мы не знаем. Вот почему нам нужно понять, была ли между ними связь. Адель и Лора были подругами?
– Да, – отвечает она, и на ее лице что-то мелькает, но Элин не может понять что именно.
Фелиса явно что-то знает. Но не уверена, стоит ли об этом рассказывать.
– Близкими подругами? – наугад пробует Элин.
Фелиса громко вздыхает.
– Раньше – да. Я часто видела их вместе, но несколько месяцев назад все изменилось. Я решила, что они просто поссорились, но пару недель назад видела, как Лора прошла мимо Адель, даже не поздоровавшись, – хмурится она. – Мне это показалось странным. И Адель после, выражение ее лица… Она выглядела испуганной, только так я могу это описать.
– Боялась Лору?
– Да, – произносит она будничным тоном. – И меня это не удивило. Лора… не поймите неправильно, но она бывает… такой упертой. Слишком серьезно себя воспринимает. На совещаниях ни разу не улыбнется и записывает мельчайшие детали, – она понижает голос. – Сесиль, управляющая, в точности такая же, – хмурится она. – Но по другой причине. У нее нет семьи или мужчины, так что для нее работа – это вся жизнь. Как по мне, это слишком.
Элин кивает, прокручивая в голове слова Фелисы. В особенности ее беспокоит ссора Лоры и Адель.
При разговоре с Сесиль надо будет спросить, в курсе ли она и знают ли об этом другие.
Элин боится, что это внесет дополнительную путаницу. Каждый раз, когда кто-то говорит о Лоре, представления о ней у Элин меняются, хотя бы чуть-чуть. Все вроде бы начало проясняться, но в результате стало только запутанней.
Ничего не разберешь.
43
– Никто из сотрудников ничего не видел? – Лукас снимает флиску и вешает ее на спинку кресла. Под закатанными рукавами видны загорелые мускулистые руки с двумя потрепанными хлопковыми браслетами на правом запястье. Салатовым и синим.
– Ничего. Я опросила всех. Они помогали с эвакуацией, оставшиеся постояльцы были в вестибюле, готовились к отъезду. У всех… – Элин колеблется, ей не хочется употреблять слово «алиби». – Все были чем-то заняты.
Все до единого, вспоминает она, прокручивая в голове разговоры. У всех правдоподобное и подтвержденное алиби. Как и у постояльцев.
Как такое может быть?
Она берет чашку с кофе и делает большой глоток. Горячая и горькая жидкость обжигает горло, но кофеин разгоняет туман в голове.
– Убийца выбрал идеальный момент. – Сесиль вытирает нос помятой салфеткой. Ее лицо осунулось, глаза запали.
– Ну ладно, раз мы выяснили, что никто ничего не видел, нужно проверить камеры. У бассейна и рядом есть камеры?
– Да. Я поговорю с руководителем службы безопасности. Это не займет много времени. – Сесиль мнется, словно хочет добавить что-то еще, но передумывает.
Лукас подходит к окну:
– Если вам еще что-нибудь нужно, только попросите. Я хочу поймать того, кто это сделал… И быстро. То, что с ней сотворили…
Его челюсть дергается от подлинного отвращения.
Он излучает напряжение. Темные полукруги влаги под мышками и на пояснице. Он явно нервничает, но Элин все равно никак не может до конца его разгадать. Однако мельком она увидела подлинного Лукаса.
Его личный кабинет отражает обе его противоречивых стороны, на которые она обратила внимание раньше – бизнесмена и расслабленного спортсмена.
Комната выглядит пустой. Белые стены, высокий стол из полированного дерева. В углу стоит хромированная кофемашина. На полке – единственный рядок книг, с одной стороны книги по альпинизму и скалолазанию, а с другой – по архитектуре и дизайну.
На стене справа висит старинный анатомический рисунок сердца, обрамленный в белый багет. Четкие линии гравюры.
Элин вспоминает прочитанную статью про детские годы в больницах.
Все вроде сходится, но Элин все равно чувствует разлад, явное противоречие. В каком-то смысле его легче было бы понять, если бы оказалось, что одна из его сторон ненастоящая. Эта мысль ее тревожит.
Сесиль вертит в руке пустую кофейную чашку, проводит пальцем по кромке.
– Вы можете сказать точное время смерти Адель? – Слова вырываются у него слишком поспешно и пронизаны паникой. – Чтобы мы могли понять, здесь ли еще этот человек или уехал на автобусе.
– Точно не могу сказать, – ровным тоном отвечает Элин. – Нужно дождаться результатов вскрытия.
– Но какое-то представление у вас наверняка есть. – В голосе Сесиль появляются пронзительные нотки. – Основываясь на собственном опыте, вы наверняка можете сказать, когда человек умер.
– Сесиль… – резко говорит Лукас, направляясь к ней.
– Что? – голос Сесиль близок к истерике. – Она наверняка, наверняка… Как минимум имеет представление…
Лукас смотрит на сестру, сжимая губы в ниточку. Он явно смущен этой вспышкой эмоций.
– Прошу тебя. – Он касается ее руки. Бросает еще один укоризненный взгляд. – Нужно успокоиться.
Элин отмечает нежность жеста, но и легкую снисходительность в голосе. Похоже, это их обычная манера поведения, их роли давно распределены.
Поведение Лукаса напоминает ей Айзека в подобные моменты – подчеркнутая мягкость, которая скорее усугубляет положение, чем устраняет проблему.
– Успокоиться? – вскидывает голову Сесиль. – Лукас, твою сотрудницу убили. В твоем отеле. Я бы на твоем месте не была спокойна, я была бы в ужасе. Возможно, убийца еще здесь, поджидает следующую жертву…
Элин откашливается.
– Слушайте, – начинает она, – у нас нет доказательств, что убийце, даже если он еще здесь, нужна еще одна жертва. Мы ничего не знаем о личной жизни Адель. Обычно подобное совершает кто-то близкий к жертве, с четким мотивом. Любовник. Друг. Член семьи.
– А как насчет Лоры? – Сесиль барабанит ногой по полу в рваном ритме. – Она так и не появилась. Разве она не может сейчас быть у того, кто убил Адель?
– Она так и не появилась?
Лицо Лукаса напрягается, но потом он снова придает ему нейтральное выражение.
Его реакция пробуждает в Элин любопытство.
– Вы хорошо знали Лору?
Лукас садится и неловко ерзает в кресле. Шелестит бумагами на столе, словно пытается успокоиться.
Он что-то скрывает.
– Я знаю всех своих сотрудников, – наконец отвечает он.
Элин решает перейти прямо к делу.
– Я спрашиваю потому, что в вещах Лоры мы нашли кое-какие ваши фотографии.
– Фотографии? – дрожащим голосом повторяет Лукас. Его рука нащупывает на столе ручку, и он крутит ее в пальцах.
– Да. Фотографии. И похоже, вы не знали, что вас снимают. – Элин медлит. – У вас есть какие-то догадки, почему она бы стала вас фотографировать?
С минуту Лукас молчит, а потом поднимает на нее взгляд с решительным видом.
– У нас с Лорой… была связь.
– Отношения?
У Элин неожиданно перехватывает дыхание. Это единственное рациональное объяснение для фотографий, просто ей не хотелось в это верить.