Элин отодвигается и ерзает, в груди встает знакомый ком вины – она снова кого-то подвела.
– Айзек, я была не в себе. Как и все мы.
Спину щекочет капелька пота, стекая вниз. Элин встает и поворачивается к камину. Он включен, оранжево-красное пламя лижет стекло.
Зачем он зажег камин, если в номере и без того жарища?
– Не может быть никаких оправданий, Элин, – настаивает Айзек. – Она твоя подруга. А ты отделалась от нее, как мама от Корали.
Повисает неловкая, тяжелая тишина. Элин понимает причину его злости – Айзека злит не она, а сама ситуация и его бессилие, но она не может удержаться от ответа.
– Никто ни от кого не отделывался. Жизнь в тот день… просто закончилась. Дело не только в Лоре. Мама почти со всеми перестала общаться.
– Нет. – Пальцы Айзека рвут салфетку в клочья. – Мама думала только о себе. О своем горе. Какое оно глубокое, насколько важное. И не желала думать о ком-то еще.
Он смотрит Элин в глаза, не мигая.
Элин чувствует невысказанное обвинение – Айзек имеет в виду и ее, но предпочитает говорить только о матери. Ее-то здесь нет, она не может оправдаться.
А может, он прав?
Размышляя над его словами, Элин смотрит на падающий снаружи снег. Возможно, он и прав. Горе по Сэму… поглотило все на своем пути, и Элин позволила этому случиться. Допустила. Это простительно в двенадцать лет, но не сейчас.
Айзек отворачивается, его плечи дрожат.
– То, через что прошла Лора… – Его голос ломается. – Это я виноват. Мне следовало внимательнее за ней приглядывать.
Его плечи опадают, словно из него ушла вся энергия.
Элин наблюдает за ним. Непонятно почему, но от неспособности Айзека продолжать злиться и спорить у нее снова встает ком в горле.
Элин шагает к нему и протягивает руку, но слишком нерешительно. Рука застывает в воздухе, а потом опускается.
Она понимает, что слова бесполезны, более того, все только начинается. Горе… оно как взрывающиеся одна за другой бомбы. Каждый час детонирует новая. Потрясение за потрясением.
– Айзек, ты ничего не мог сделать. Тот, кто это совершил… Он умнее. На шаг впереди.
У Элин складывается впечатление, что он ее даже не слышал, он смотрит на падающий за окном снег. Молча вытирает глаза ладонью.
Элин колеблется, не зная, что делать дальше. Айзеку нужно время, чтобы молча обдумать ситуацию, проанализировать ее.
– Слушай, мне нужно идти. – Она встает. – Хочу посмотреть, что записано на флешке. Я проведаю тебя попозже, хорошо?
Он не отвечает.
На пути к двери внимание Элин притягивает что-то в камине, среди пламени, которое лижет стекло. Она останавливается, чтобы разглядеть получше. Это не дерево, а что-то более тонкое, свернувшееся трубочкой. Бумага?
– Что это? – как бы невзначай спрашивает Элин, показывая на камин.
– Ты о чем? – поднимает голову Айзек.
– В камине. Похоже на бумагу.
На этот раз она уверена, что видит какое-то изображение. Чьи-то силуэты.
Фотография?
– Просто пара рецептов, – поспешно отвечает он. – Мусор из моей сумки.
Айзек не смотрит ей в глаза.
Когда Элин уже тянется к дверной ручке, огонь внезапно устремляется вверх, словно почуяв вкус свободы. Фотография, если она там была, исчезает, превратившись в горстку пепла.
Элин понимает, что, скорее всего, это ерунда, но ее не покидают сомнения. Эти сомнения тесно связаны с образом в ее голове – Айзек стоит с вытянутыми руками, и его пальцы в крови.
63
Вернувшись в номер, Элин не обнаруживает там Уилла.
Он разве не собирался поработать? Она проверяет телефон и находит там сообщение: «Пошел перекусить».
Элин улыбается. Когда Уилл работает, ему постоянно нужно заправляться. Когда он оставался ночевать у нее и приносил работу, Элин всегда устраивала послеобеденные перекусы – яичницу или кашу, сыр и печенье.
«Ладно. Я в номере. Скоро увидимся», – отвечает она.
Потом она достает из сумки перчатки и вытаскивает из пакета флешку. Вставляет ее в ноутбук, и на экране появляется окошко: «Открыть диск F».
Элин кликает. Экран заполняется содержимым флешки – там двадцать или тридцать документов. Все названия файлов одинаковые, за исключением последней цифры.
Она открывает первый. Это отсканированный документ, бумага слегка пожелтела по краям, слова, похоже, напечатаны на машинке, а не набраны на компьютере.
Взгляд Элин останавливается наверху страницы. «Клиника Готтердорфа». Слева стоит дата: 1923 год.
А ниже несколько ячеек: Namen, Geburtsdatum, Krankengeschichte.
О значении первых двух нетрудно догадаться – имя и дата рождения. Третье слово за границами ее понимания.
Элин открывает новую вкладку и вбивает слово в гугл-переводчик. История болезни.
Первоначальное предположение было верным. Это медицинские записи.
Но есть одна проблема. Не считая заголовков, остальные слова в документе закрашены черным. А поверх черного цвета идет надпись: цензура.
Элин открывает другой документ. То же самое.
Вымаранный текст.
Одно и то же повторяется снова и снова. Элин дрожит от разочарования – ни в одном файле нет существенной информации, ни намека на то, о ком или о чем в них говорится.
Но тут ее взгляд останавливается на правом верхнем углу документа, чуть ниже имени пациента.
ID Nr.
И рядом стоит номер. Не вычеркнутый. Как же она это пропустила? Сердце Элин начинает биться чуть быстрее. Номер похож на те, которые были на оставленных с трупами браслетах.
Из пяти цифр.
Она подскакивает и нашаривает в сумке блокнот. Достает его и находит страницу, на которой записывала номера с браслетов, которые обнаружили около тела Адель.
Потом разглядывает на телефоне фотографии браслетов, найденных рядом с Лорой. Номера не совпадают, и Элин снова смотрит в блокнот.
И четырьмя строчками ниже находит нужную цифру: 87534.
Элин смотрит на цифры, пока они не начинают сливаться, пытается осознать: этот файл и браслет связаны. А значит, и клиника каким-то образом имеет отношение к убийствам.
Но какое?
Элин открывает новую вкладку и ищет клинику в Гугле. На верхней строчке результатов поиска появляется сайт клиники.
Короткое описание на немецком:
Die Klinik Gotterdorf beschäftigt sich mit der Diagnose, Behandlung und Erforschung psychiatrischer Erkrankungen.
Даже с ее нулевым немецким понятно, что речь, скорее всего, о психиатрической лечебнице.
Но где она?
Элин кликает на странице с контактами. И видит берлинский адрес. Она возвращается на главную страницу – там несколько абзацев текста. Она копирует их и загружает в гугл-переводчик.
Мы исследуем психиатрические расстройства, чтобы найти лучшую и персональную терапию, а также занимаемся профилактикой. Современная клиника, фокусирующаяся на ментальных заболеваниях, создана на основе больницы, существовавшей с 1872 года.
И точно – это была и есть психиатрическая клиника. Зачем Лоре файлы из немецкой психиатрической лечебницы?
Элин понимает, что есть только один способ это узнать. Прокручивая страницу с контактными данными клиники, она набирает ее телефон. Через несколько гудков трубку снимает женщина.
– Guten Tag, Gotterdorf Klinik, – говорит она четким, профессиональным тоном.
Элин снова ругает себя за то, что не знает иностранных языков. Ее вечное проклятье. Она учила французский и немецкий в школе и неплохо на них читает, но не может произнести больше пары слов.
– Вы говорите по-английски?
– Конечно, – с легкостью переключается на английский женщина. – Чем могу помочь?
– Меня зовут Элин Уорнер, я из британской полиции. Сейчас я работаю над одним делом и обнаружила документы с вымаранными словами, похоже, они из вашей клиники, датируются 1920-ми годами. Мне бы хотелось разузнать о них больше.
– Простите, – после долгой паузы произносит женщина, – я бы с радостью помогла, но по таким данным нужно сделать официальный запрос. Вы, вероятно, в курсе, что мы не имеем права разглашать информацию о пациентах.
Элин этого ожидала:
– Понимаю, но мне хотя бы хотелось бы понять, что может содержаться в этих записях.
– Подождите минутку, пожалуйста.
Элин слышит шорох бумаг и приглушенные голоса.
– Да, – наконец говорит женщина. – Это я могу вам сказать. Мы делаем записи о каждом пациенте, начиная от первых признаков заболевания и первоначального диагноза, а также о лечении, которое они получили в больнице до помещения в нашу клинику. В клинике мы ведем собственные записи… Лекарства, процедуры, реакцию пациента.
Элин вздыхает:
– Записи, которые мы нашли, датируются 1920-ми годами. Они существуют только на бумаге или есть электронные файлы?
– И то, и другое. Мы сделали электронные копии всех бумажных историй болезни.
Элин решает схватить удачу за хвост.
– А можно проверить, есть ли у вас копии этих историй болезни? Как я предполагаю, у меня есть номер пациента, – говорит она нейтральным тоном. – Мне не нужны никакие сведения относительно содержимого, только подтверждение, что они из вашей клиники и подлинные.
– Хорошо, – говорит она, немного поколебавшись. – Говорите, пожалуйста, номер.
Элин снова открывает файл и называет номер:
– LL87534.
– Спасибо. Подождите минутку. Посмотрю, найду ли его.
Элин слышит, как пальцы женщины стучат по клавиатуре. И вдруг раздается резкий вздох. Элин замирает. Женщина явно что-то нашла.
Проходит несколько секунд, прежде чем женщина отвечает.
– Файл с таким номером существует, но, к сожалению, он… – запинается она. – Он удален.
64
– Запись пропала? – Элин не может скрыть удивления.
– Да, но это наверняка какая-то ошибка. – Женщина откашливается. – Простите, больше я ничем помочь не могу.
Раздается щелчок.
Она вешает трубку, но Элин успевает уловить в ее голосе тревогу.
Она крепче сжимает мобильный. Это… не может быть совпадением.