– Боевую?..
«Пятерка» поравнялась с троицей бритоголовых, хлопнули дверцы, в темноте закрутилась какая-то возня теней, которая, впрочем, быстро закончилась. Снова хлопнули дверцы, взревел мотор, машина развернулась и уехала, напоследок свет фар мазнул по неподвижно распростертой на тротуаре фигуре.
– Теперь пойдем! – Тимур встал и быстро пошел вслед за скрывшейся «пятеркой». Впрочем, уехала она недалеко – метров через сто заехала в узкий проезд между двумя бетонными заборами. Три парня кавказской внешности выкинули из багажника Шульца и его дружка. Судя по их виду, каждый получил по физиономии удар кастетом с четырьмя шипами, оставившими каждому четыре кровоточащих дырки. Они сидели на пыльной земле, было видно, что скины находятся в полубессознательном состоянии и медленно приходят в себя.
– Вот у этого был, – незнакомец протянул Тимуру пружинный нож и кивнул на Шульца. Тимур нажал кнопку. Пружина со щелчком выкинула блестящий клинок.
– Этим он тебе глаз выбил?
Джарах кивнул. Тимур протянул ему нож.
– Давай! Теперь твоя очередь! Только рубашку сними…
Джарах двумя пальцами взял оружие, и принялся снимать рубашку, не понимая, зачем это делает, но радуясь отсрочке: он был растерян, и совершенно не представлял, как сможет свершить обряд мести.
– Не надо! – хрипло проговорил Шульц, становясь на колени. – Давай договоримся. Мы вас трогать не будем, а глаз я компенсирую…
Растерянность прошла, вместо нее вспыхнула ярость.
– Глаз компенсируешь, сын собаки! – Джарах крепко перехватил нож. – Вот тебе компенсация! – он взмахнул клинком, так же, как это сделал Шульц два месяца назад – по левой половине лица, сверху вниз, через глаз. Скин истошно заорал, и, чтобы он замолк, Джарах принялся наносить один удар за другим – в шею, грудь, лицо… Захрипев, обливающийся кровью Шульц повалился на бок и затих.
У Джараха закружилась голова, он бросил окровавленный нож и, пошатываясь, отошел в сторону, с трудом сдерживая рвоту.
– Молодец, брат! Но работать надо по-другому! Смотри!
Тимур поднял нож. Второй скинхед к этому времени сумел сесть, но по глазам было видно, что он не в себе: то ли не отошел от удара по голове, то ли впал в ступор, увидев, какая судьба постигла его сотоварища. Впрочем, такие подробности никого не интересовали. Тимур зашел скину за спину, и с ловкостью человека, не раз резавшего овец (а может и не только овец), одним движением перехватил горло. Потом повторил ту же процедуру с не подающим признаки жизни Шульцем.
– Человек – животное живучее! – пояснил он. – Иногда мертвяк мертвяком, а оказывается – живой!
Один из друзей Тимура достал канистру с водой, и Джарах умылся до пояса, смывая кровь с рук и тела. Тимур оказался более аккуратным, или более умелым – у него были запачканы только руки, и то несильно. Потом он отдал своим друзьям пистолет и сказал что-то на незнакомом языке, наверное, дал им какие-то указания, потому что те внимательно слушали и кивали. Напоследок пожали друг другу руки и разошлись. Машина растворилась в темноте, а они вначале отбежали от страшного места, потом, быстрым шагом, петляя в темноте между домами, прошли к метро.
– А ты молодец, Джарах! – с уважением сказал Тимур, когда они сидели в пустом, грохочущем вагоне. – Кровью смыл оскорбление! Как себя чувствуешь?
– Гораздо лучше! Будто камень с души свалился… Даже, как будто новый глаз вырос! Хотя я еще многого не умею из того, что можешь ты…
– Ничего, брат, научишься! – ободряюще сказал Тимур. – Придет время, и я буду тобой гордиться…
Через день Тимур пропал. Ушел из института, а в общежитии не появился. Не пришел и к ужину. И ночью койка Тимура пустовала. Джарах расспрашивал одногруппников, соседей по общежитию – все только пожимали плечами: никто его не видел. Он серьезно забеспокоился. Неужели друга арестовали? Тогда скоро придут и за ним! Инструкции Тимура по заметанию следов он выполнил полностью: одежду выбросил в мусорные баки разных районов, тщательно выкупался, коротко постриг ногти… Но это мало что значило: если Тимур попался, то из него выбьют показания на всех соучастников… Только как могли «выйти» на Тимура?!
Сергей сказал, что он сообщил в деканат и позвонил в милицию, значит, Тимур скоро найдется: в советской стране люди бесследно не пропадают! Но дни шли, а оптимистический прогноз не сбывался. Две недели прошли как обычно: занятия, медицинские процедуры, молитва… За исключением одного: рядом не было Тимура, и Джарах не знал, чем ему можно помочь. Как найти друзей Тимура, он не знал. Что сообщить на родину – тоже толком не представлял. Да и кому сообщать? Наверное, советские власти уже сообщили. «Не может же иностранный студент бесследно пропасть в этой стране, а никто и пальцем не шевелит?! – размышлял Джарах. – Наверняка его уже ищут…»
Сергей неоднократно приглашал его пойти погулять, сходить в кино или бассейн, но Джарах отказывался. «Хватит, я уже сходил с тобой в гости, на всю жизнь хватит!» – думал он. Но вслух причин не объяснял. Пожав плечами, Сергей уходил один.
В пятницу вечером, когда Джарах, как обычно, при свете настольной лампы читал Коран, незапертая дверь отворилась…
– Ассаляму алейкум! – раздался за спиной незнакомый голос, и он обернулся. Это был Тимур.
За две недели он заметно изменился: похудел, черты лица стали более угловатыми, а красные глаза выдавали недосыпание и усталость. Но лицо было чисто выбрито.
– Ва-алейкум салам!
Джарах вскочил от радости и шагнул навстречу другу. Они обнялись. От Тимура пахло каким-то чужим, казенным запахом, непонятным и отпугивающим. Он прошел в комнату и прямо в одежде лег на свою застеленную кровать, бросив на тумбочку тетрадь, с которой неделю назад вышел из института.
– Где ты был так долго? – спросил Джарах.
– В тюрьме, – глухо отозвался Тимур.
– Так они все узнали?! Но как тебе удалось выйти?!
– Меня за контрабанду задерживали. Помнишь, я привозил Сергею костюм и туфли, девчонкам духи французские, колготки… Да почти всем, кто просил – и привозил. А тут это, оказывается, контрабанда и спекуляция, пять-семь лет лагерей! Да еще пытались к делу Малика привязать – помнишь четверокурсника, которого за наркотики осудили?
– Ничего себе! – воскликнул Джарах. – А я-то думал…
Тимур предостерегающе приложил палец к губам.
– Гм… Да… Ну, и что решили в конце концов?
– Разобрались, отпустили…
– Почему так долго?
– Это долго? – горько усмехнулся Тимур. – Там наши земляки по году сидят. Спасибо, что вообще отпустили. В этой стране…
Тимур понизил голос и покосился на дверь, как будто за ней кто-то стоял.
– В этой стране любого из нас могут посадить просто так, ни за что. Ты-то как? Как здоровье?
– Да я нормально. Видишь – протез сделали?
– Я и внимания не обратил! Ну-ка, дай глянуть! Да, неплохо…
– Может, хочешь искупаться? – предложил обрадованный возвращением друга Джарах. – Горячей воды опять нет, но я подогрею.
– Спасибо! Иди сюда, поговорим…
И когда Джарах присел к нему на кровать, зашептал в ухо:
– Все, закончилась моя учеба! Поеду обратно, домой. И тебе советую! Мы уже получили здесь все, что могли. И еще легко отделались.
Джарах, не задумываясь, кивнул.
Через неделю он уже тренировался в пустыне Вади Рам, в лагере боевиков, которым командовал Тимур. Через две недели распотрошил первого неверного. А через месяц уже полностью оправдывал прозвище «Хирург». Впрочем, через несколько лет, когда за плечами было много серьезных операций, а к московскому шраму добавились новые, получив назначение командиром Европейского сектора, он поменял позывной.
Глава 9Третья сила
Чечня, Ортсхой-Юрт, ноябрь 2004 г
Борз принял приглашение встретиться, но отказался приезжать в укрепрайон Саббаха, и назвал свое место. Когда-то здесь жили русские. С десяток полуразрушенных домов вдоль дороги на Мамут – единственная улица, расположенная за рекой. У перекрестка трех проселочных дорог – старое мусульманское кладбище. Пик с полумесяцем здесь нет – шахидами в то время становились не часто. На другом берегу – кладбище христианское. Оно давно неухожено, из-за разросшихся деревьев и кустов, крестов там почти не видно. Словно в память о былом, когда в селе дружно жили русские и чеченцы, здесь стираются грани религий.
Первыми к месту встречи прибыли люди Борза. Во всяком случае, они думали, что прибыли первыми. Двое «Жигулей», шестой и девятой моделей, забрызганные грязью настолько, что трудно было установить их цвет, остановилась у дороги между перекрестком и кладбищем. Худощавый пожилой чеченец в черном потертом пиджаке бросил взгляд на неспешно расходящихся от машин охранников, и принялся раскачивать торчавшую из земли трубу, оставшуюся от сгоревшего забора. Время от времени он пытался ее вытащить, но безуспешно, и вновь продолжал раскачивать.
– Иди отсюда! – крикнул ему один из приехавших, для убедительности махнув стволом автомата.
Тот оставил трубу, впрягся в тачку, наполненную почти доверху трубами, арматурой и другими ржавыми железяками, и часто оглядываясь, покатил в сторону моста.
– Мины здесь русские наставлены, – подумав, добавил автоматчик вслед, чтобы смягчить свою грубость. – Подорвешься еще…
Когда посторонний скрылся из виду, прибывшие быстро рассредоточились, заняв позиции в развалинах русских домов, в кустах кладбища и за поросшим чертополохом холмом.
А сборщик металлолома, перейдя через мост, вошел во двор крайнего дома, оставил тачку, и поднялся по приставной лестнице на чердак.
– Семеро приехало, – сообщил он прильнувшему к прицелу снайперу. – Двое с «красавчиками»[25], остальные с автоматами. Борза среди них нет.
– Вижу, – ответил снайпер. – На, вот, схему, отметь, куда мины поставил.
Спустя два часа, на дороге, идущей между деревьев со стороны Мамута, показался одинокий всадник. Сидевший в развалинах русского дома пулеметчик из отряда Борза встал и подошел к проему окна.