Она сидела под фикусом в окружении сирот и учила их английскому. Зачем? Но дети обожали ее — это бросалось в глаза. Он направился через двор, глядя прямо перед собой, но она заметила его, окликнула и помахала. Теперь, как ни крути, придется поздороваться.
Закончив дела с мистером Макдугалом, он собрался с силами, укрепил дух и направился к ней. Фелисити не спускала с него глаз, а когда он шагнул в тень фикуса, поднялась и сказала:
— Я закончила на сегодня. Выпьете со мной чашечку чаю?
Ветерок мазнул затылок холодным дыханием, и что-то ледяное шевельнулось в животе.
— Спасибо, мадам, но не думаю, что это благоразумно.
— Ох, ради бога… — Ее губы сошлись в твердую линию. — Это всего лишь чашка чаю.
Что она делает? И что опаснее — принять приглашение или отказаться? И как ей удается оставаться красивой, даже когда она злится?
— Почту за честь, — услышал он свой голос.
Они направились в местную чайную, делая вид, что не замечают обращенных на них со всех сторон взглядов. Сидевшие на земле мужчины в тюрбанах затягивались ароматным дымком кальянов, и даже этот дымок как будто изумленно застыл в воздухе голубой мглой, когда смуглый мужчина и белая женщина сели за деревянный столик. Они опустились на шаткие трехногие табуреты друг против друга, и он заказал масалу.
Хозяин налил в оловянную посудину молоко, всыпал чай и специи и поставил на огонь.
— Знаете, вообще-то это глупо.
— Простите?
— Глупо избегать меня. Я не кусаюсь. — Она вдруг щелкнула зубами, и он вздрогнул.
— Мадам…
— Перестаньте. Меня зовут Фелисити. Не задумывались, почему я живу одна в этой мофассил?[20]
— Одна?
— Ладно, с компаньонкой. Но я не похожа на мемсаиб.
— Я вижу.
Хозяин разлил горячий, дымящийся чай по фарфоровым чашкам, и Фелисити сделала глоток. Он прокашлялся.
— Я вас часто вижу у сирот.
— Хочу быть хоть полезной.
— Похвальное стремление. — Он тоже пригубил чай, вытер взмокшую ладонь о колено.
— А вы? Почему вы занимаетесь приютом?
Он пожал плечами:
— Им нужна помощь, да и шотландцы большие энтузиасты.
Она допила чай и поставила чашку на стол:
— Ну вот. Не так трудно все и было, правда?
Они ни о чем не договаривались, не строили планов, но через неделю, день в день, встретились в той же чайной. Он заказал чай, и они поговорили о приюте, об Индии и Англии. Он узнал, что она родилась здесь, она узнала, что он учился в Англии. Прежде чем подняться и разойтись, они целую минуту молча смотрели друг на друга.
При следующей встрече они даже не стали притворяться, что это вышло случайно, что они лишь по какому-то совпадению оказались одновременно в этой чайной. Разговор получился сбивчивый, путаный, оба смущались и постоянно прокашливались и крутили чай в чашках. Когда Фелисити, закашлявшись, уронила платок, а он поднял и подал ей, она покраснела — глупая уловка из арсенала кокетки — и хотела объяснить, что так вышло, что никакого умысла не было, что она в его присутствии всегда немного неловкая. Их руки снова соприкоснулись, но на этот раз она задержала пальцы на его ладони, недолго, на миг, и по спине ее пробежал озноб.
— Я женат, — пробормотал он.
Фелисити выпрямилась и посмотрела ему в глаза:
— Любите жену?
Она знала, что браки в Индии заключаются по договоренности между семьями.
Сингх отвернулся, и Фелисити догадалась, что он решает, насколько можно быть откровенным.
— В Индии женятся не ради любви, — заговорил он после паузы. — Свадьба — это альянс, обусловленный социальными, политическими или финансовыми соображениями. Свою жену я впервые увидел в день свадьбы. — Он сложил руки на груди, взгляд его затвердел. — Наша система понятна здесь всем и работает уже долгое время.
— Вы не ответили на мой вопрос.
Он вздохнул, плечи едва заметно поникли.
— Любовь получается не всегда.
— Конечно. Но что делать, если, соединившись в браке с незнакомцем, влюбляешься потом в другого? У каждого из нас есть и долг перед самим собой, верно? Или вы не согласны?
Он смотрел на нее, она отпила чаю. Они сидели молча, отрезанные от жизни, текущей вокруг них своим чередом. Мужчины разговаривали и дымили биди, в котле булькала вода, люди входили и уходили, но эти двое существовали отдельно от всего.
— Вы — не такая, как все, — сказал наконец он.
— Да.
Допив чай, они вышли на запруженную прохожими улицу, протиснулись между овощными тележками и дхоби, нагруженными узлами и свертками, остановились перед бамбуковой клеткой с золотоглазой майной. Фелисити просунула между прутьями палец и погладила птичку по яркой грудке.
— Индия бедна и грязна, но я ее люблю. Странно, да?
Он улыбнулся:
— И вы спрашиваете об этом индийца.
— Ваш народ так мало просит от жизни, но ваша мягкость делает вас легкой добычей для завоевателей.
— Возможно, мудрее гнуться, чем ломаться. — Он отвернулся.
— Но вы…
Фелисити не договорила — прямо к ним, пробиваясь через толпу, бежала Тайра Макдугал. Без неизменного топи, с растрепанными жидкими волосами и выражением паники на лице. Ее преследовала группка крепких парней с бамбуковыми палками. Кто-то, нагнав, схватил ее за руку и бросил на землю. Кто-то сорвал с нее и швырнул в грязь серебряный крест. Тайра склонила голову в молитве, и это только еще больше разъярило преследователей. Один из них пнул ее, и она скрючилась. Другой ударил палкой по голове, и по ее лицу потекла кровь.
Фелисити устремилась было на помощь, но мистер Сингх удержал ее и приказал юнцам остановиться. Властный голос произвел впечатление — обидчик замер с поднятой палкой, а когда мистер Сингх шагнул вперед, шайка хулиганов обратилась вдруг в стайку растерянных подростков, отступивших с угрюмым ворчанием.
Фелисити поспешила к лежащей в грязи Тайре, опустилась подле нее на колени. Белая блузка была испятнана кровью. Фелисити повернулась к молодым индийцам:
— Как вы посмели!
— Она хочет, чтобы мы предали веру! — прокричал один из них.
Фелисити покачала головой:
— Она желает вам только добра.
— Тогда пусть убирается туда, откуда приехала. — Юнец сердито сломал палку и двинулся прочь. Остальные последовали за ним.
Тайре помогли дойти до миссии, где она рухнула на руки мужу. Наблюдая за тем, как Макдугал ухаживает за раненой женой, мистер Сингх сказал:
— Если Индия когда-нибудь перестанет гнуться… — Он покачал головой и замолк.
Неделей позже, за столиком в чайной, Фелисити сказала:
— Слышала, у вас есть шелковая плантация возле Прагпура.
— Верно, есть, — подтвердил мистер Сингх.
Она подалась вперед над ободранным столиком:
— Мои соотечественники любят проводить лето в Прагпуре.
— Слышал. — Он всматривался в ее лицо, пытаясь понять, что у нее на уме.
Она понизила голос:
— В Прагпуре есть британская гостиница; ребенком я бывала там с родителями. В следующем месяце все разъедутся по домам на Рождество, останется только несколько человек прислуги, да и те будут спать в пристройке. Я намерена отправиться туда и в полной мере насладиться уединением.
— И сколько времени займет путешествие к сему благословенному прибежищу?
— Четыре дня в экипаже или дхули.
— В столь долгий путь просто так не пускаются.
— Нет, но я мечтаю об уединении. — Она облизала губы. — А вы?
Сингх выпрямился, с усилием сглотнул и едва заметно кивнул.
— Я возьму комнату с окнами на восток, — продолжала Фелисити, словно и не ожидала ничего другого. — С балкона открывается вид на долину и горы, прекрасные в любое время, но особенно в полнолуние.
— Прагпур при полной луне? — пробормотал мистер Сингх.
— Да. По моему календарю — десятое декабря.
Теперь уже он подался вперед:
— Будет холодно, и вам нужно взять теплую одежду. Но какие бы ни стояли холода, в первую ночь огонь вам не понадобится. — Голос его звучал хрипло, но лицо оставалось бесстрастным, разве что чуточку напряженным. — Тем приятнее любоваться горами в лунном свете.
— А далеко ли гостиница от вашей плантации?
— Шесть часов верхом.
— Неблизкий путь.
— Это ничто, мадам.
Как и клуб в Симле, гостиницу в Прагпуре обставили в индоевропейском стиле. Полированные тиковые полы укрыты кашмирскими коврами, за обитыми чинцем[21] диванчиками расставлены индийские ширмы, со стен взирают стеклянными глазами звериные головы. На первом этаже расположился обеденный зал с высоким потолком, широкая лестница вела наверх, в спальные комнаты.
Пока Фелисити сидела перед конторкой портье, носильщики доставили в спальню ее багаж. Наконец один из них, запыхавшись — в отсутствие гостей штат сократили, и каждому из оставшихся приходилось нести двойные обязанности, — занял место за столом и улыбнулся.
— Как неожиданно, мемсаиб. Рождество, да? — Он покачал головой.
— Полагаю, у вас есть свободная комната.
— Да, мемсаиб. У нас все комнаты свободны.
— Пожалуйста, мне с окнами на восток.
— Да, мемсаиб.
— Я не хочу, чтобы меня беспокоили.
— Да, мемсаиб. Там только разведут огонь.
— Не нужно.
Портье вскинул бровь:
— В комнатах холодно.
— Не нужно.
— Да, мемсаиб.
— Но после ужина, пожалуйста, приготовьте горячую ванну.
— Да, мемсаиб.
В обеденном зале Фелисити переворошила на тарелке мясо и рис — пусть думают, что она поела, — и поднялась по широкой, с резными перилами лестнице в комнату. Просторные спальня и ванная с высокими потолками и широкими плинтусами и карнизами в полной мере соответствовали колониальному стилю. Кровать со стеганым одеялом — напротив холодного камина; по углам — альмира и кресло с высокой мягкой спинкой. В ванной, выложенной белой керамической плиткой, ее ждало заполненное горячей водой чугунное корыто. В стылом воздухе вились тонкие струйки пара.