К середине 1980-х годов успехи Никарагуа особенно отчетливо выделялись на фоне стагнации в проамериканских диктаторских режимах в Центральной Америке: в Гондурасе в 1985 году неграмотных было все еще 40 % населения, в Гватемале – 45 %, в Сальвадоре – 27,9 %. И это несмотря на массированную американскую помощь.
Никарагуа фактически впервые ощутила себя единой нацией – город познакомился и подружился с деревней. В октябре 1980 года правительство начало второй крестовый поход – теперь неграмотность ликвидировали среди индейцев восточного побережья страны, причем там учили как на испанском, так и на индейских языках и английском[797]. Были обучены грамоте (причем и на испанском, и на своих родных языках) около 12 тысяч коренных жителей страны.
Очень важным было и то, что кампания имела продолжение. Правительство организовало уже двухгодичное углубленное образование для взрослых, которое могло дать им возможность затем получить формальное высшее и профессиональное образование. Интересно, что многие из тех, кто только что научился читать и писать, теперь сами были преподавателями в этой системе образования для взрослых.
В середине 1981 года в стране работало 14 175 «народных образовательных коллективов» – фактически вечерних школ для взрослых, 84 % которых охватывали сельскую местность[798].
Кампания пробудила у многих, особенно на селе, интерес к нормальному школьному образованию. Если в 1978 году начальную школу посещали 369 тысяч человек, то в 1983-м – 579 тысяч. Системы образования для взрослых ежегодно охватывали от 140 до 190 тысяч человек. В целом в 1978–1984 годах количество школьников различных ступеней в Никарагуа более чем удвоилось. Почти в 10 раз выросло количество тех никарагуанцев, кто получал педагогическое образование (с 1,7 тысячи человек в 1970 году до 10,6 тысячи в 1986-м).
В два раза увеличилось количество школ: с 2068 в 1970 году до 4421 в 1980-м. В них в 1985 году работали 16,9 тысячи учителей (8,8 тысячи – в 1975-м)[799].
Если студентов в Никарагуа в 1970 году было 9,4 тысячи, то через 10 лет – 35,3 тысячи.
Особенно важным был резкий рост числа школьников в последних классах, которые получали полное среднее образование и могли продолжить обучение в вузах: их количество выросло с 11 тысяч в 1970 году до 21,4 тысячи в 1980 году[800].
Без мощной финансовой поддержки бедного никарагуанского государства при всем энтузиазме и иностранной помощи добиться таких кардинальных сдвигов было бы невозможно. В 1980 году на образование выделялось уже 3,4 % ВВП (в два раза с лишним больше, чем при Сомосе), в 1983-м – 5 % или 11 % всего бюджета. К сожалению, после этого, вследствие начала широкомасштабной войны против Никарагуа, пришлось выделять больше денег на оружие, чем на учебники.
Следует подчеркнуть, что в последующем развитии никарагуанской системы образования особенно ценную помощь оказывали Куба и ГДР. Группа советников ГДР на постоянной основе работала в министерстве образования, разработав, например, очень популярные в Никарагуа учебники серии «Карлитос»[801]. Очень эффективными были разработанные восточногерманскими специалистами методические и дидактические материалы.
Кубинцы пригласили несколько тысяч никарагуанских детей в лагеря на Остров молодежи, где многие из них помимо получения знаний впервые в жизни поели досыта. Интересно, что кубинская кухня понравилась не всем и в лагеря были направлены никарагуанские повара. Церковь и буржуазная оппозиция подняли крик о том, что детей на Кубе удерживают якобы принудительно, но правительство Никарагуа немедленно предложило всем обеспокоенным родителям навестить своих детей и лично убедиться в обратном.
В сентябре 1980 года ЮНЕСКО единогласно присудило Никарагуа первую премию за «исключительные и эффективные заслуги в борьбе против неграмотности». Не будет преувеличением сказать, что ликвидация неграмотности в Никарагуа вместе с такими же достижениями Кубы и СССР является уникальным опытом в истории человечества. Само за себя говорит то, что присужденная Никарагуа премия ЮНЕСКО носила имя Надежды Константиновны Крупской.
Кампании по борьбе с неграмотностью в меньшем объеме продолжались в Никарагуа все годы пребывания сандинистов у власти, и все они были отмечены ЮНЕСКО. Всего в 1980 году научились читать и писать 400 тысяч никарагуанцев.
Еще более ужасающим и социально несправедливым, чем в образовании, было во времена Сомосы положение в сфере здравоохранения.
Даже при диктатуре Никарагуа отличалась самыми высокими рождаемостью и темпами прироста населения в Латинской Америке. Однако никакой заслуги Сомосы в этом не было, скорее наоборот: женщины рожали много, так как детская смертность в раннем возрасте была чрезвычайно высокой даже по меркам развивающихся стран – 120-150 на 1000 живорожденных (в Коста-Рике, например, этот показатель не превышал 29 человек)[802]. Большинство женщин, особенно на селе, рожали дома и без всякой медицинской помощи. При этом подавляющая часть сельских жилищ не имела ни электричества, ни канализации, ни пригодной для питья воды.
Средняя продолжительность жизни именно вследствие неадекватного питания и полного отсутствия профилактической медицины не превышала 53 лет (в Коста-Рике – 70 лет). Люди гибли от таких болезней, от которых давно уже никто не умирал в цивилизованном мире. Например, 50 % детей и 31,4 % всех никарагуанцев умирали от банальной диареи. Понятно, что главная причина этой болезни была чисто социальной – отсутствие в сельской местности и многих мелких городах нормальной питьевой воды. На селе без нормальной воды обходилось 95 % населения. Другими причинами высокой детской и взрослой смертности были столбняк, корь и туберкулез – все эти болезни, опять же, провоцировали отсутствие гигиены, вакцинации и очень плохое питание. 66 % детей перед революцией недоедали практически каждый день.
По всей стране свирепствовала малярия, которой хотя бы раз в жизни, по статистике, переболел практически каждый никарагуанец.
Доступ к медицинскому обслуживанию имели только богатые горожане. В 1977 году в стране на 2,3 миллиона населения было 50 больниц с 4675 койками, то есть примерно две койки на 100 человек. Причем более половины койко-мест было сосредоточено в трех крупных городах Никарагуа. В стране было 1357 врачей, больше половины из которых работали в столице (а также 70 % профессиональных медсестер). В большинстве деревень не было даже фельдшеров и акушерок. По статистике, больницами пользовались только четыре из 1000 человек (даже в бедном соседнем Гондурасе – 26 из тысячи).
Сомоса, правда, создал Институт социального обеспечения (INSS), который должен был распространить страховую медицину на более бедные слои общества. Но реально доступ к лечению в рамках этой системы имели примерно 8 % населения и только в городах. Предпосылкой для страхования было наличие хорошо оплачиваемой и главное постоянной работы – но даже две трети жителей Манагуа таковой не имели.
Имелось несколько госпиталей и у церкви, но они были платными. Зато особая закрытая для общества система клиник и госпиталей была у национальной гвардии. Богатые никарагуанцы в любом случае предпочитали лечиться в США.
Во время войны многие госпитали в городах были разрушены или повреждены целенаправленными бомбежками и обстрелами национальной гвардии, стремившейся лишить повстанцев медицинского обеспечения. Около 500 из полутора тысяч врачей покинули страну – эти люди привыкли много зарабатывать и хорошо жить. Десятки тысяч раненых и инвалидов требовали неотложной и длительной медицинской помощи.
Революционное правительство немедленно провозгласило принцип бесплатного и всеобщего здравоохранения. С нуля было создано министерство здравоохранения, в ведение которого перешли все лечебные учреждения. Теперь врачи должны были большую часть дня работать в государственных клиниках и медицинских центрах (десятки которых создавались в сельской местности), а вечером продолжать свою частную практику. Ведь много платить врачам правительство не могло, а те не хотели терять привычный образ жизни. Власти смотрели на эту подработку сквозь пальцы.
500 врачей прибыли из-за рубежа, в основном с Кубы.
Само свержение диктатуры привело к массовому наплыву никарагуанцев в клиники и больницы, которые люди теперь впервые в жизни считали «своими». Только в 1980 году количество посещений больниц выросло по сравнению с последним «мирным» 1977 годом на 31 %. На 43 % увеличилось количество проведенных хирургических операций. Врачи совершили в 1980 году 5 миллионов визитов к пациентам (2,5 миллиона в 1977 году). Уже в первый год революции различными видами медицинского обслуживания было охвачено 70 % населения[803]. В медицинские центры и санатории были превращены некоторые резиденции Сомосы и его соратников. Госпитали национальной гвардии стали общедоступными.
Революционное правительство построило пять новых современных больниц с 947 койками, причем четыре из них были за пределами столицы. Если в 1978 году на здравоохранение было потрачено 202 миллиона кордоб, то в 1981-м – 1212 миллионов[804].
С первых дней революции министерство здравоохранения уделяло особое внимание профилактической работе (что было, помимо прочего, дешевле, чем лечить уже запущенные недуги), которая выражалась, прежде всего, в массовой вакцинации. 85 % населения были привиты от кори и полиомиелита. В деревнях появились медпункты. В первые полгода революции было построено 4200 нормальных туалетов. Передвижные группы стоматологов впервые оказывали помощь крестьянам, обычно терявшим зубы уже к 30 годам (опять же, сказывался недостаток качественной пресной воды).