К реальной оппозиции отнесли КОСЕП и некоторые профсоюзы.
Оппозиция раздобыла «Документ 72 часов» (он появился и в американском посольстве) и попыталась использовать его для нового раздувания пропагандистской кампании насчет тоталитарного характера СФНО. Однако американцев документ никак не впечатлил – ничего нового в нем сандинисты, по сути, не сказали, а их умеренная линия с оглядкой на США льстила Пеззулло, так как он считал, что обладает реальной властью в Манагуа.
Так, в октябре 1979 года Пеззулло с удовлетворением сообщал в Вашингтон об арестах левых профсоюзных лидеров и о том, что Томас Борхе в своих речах обширно цитировал американского экономиста Самуэльсона, чтобы объяснить невозможность резкого повышения заработной платы[824].
Все же лидер Демократической консервативной партии[825] Адольфо Калеро, которого очень ценили американцы как перспективного политического лидера, пригласил к себе домой члена Национального руководства СФНО Байардо Арсе, чтобы высказать ему очередную «озабоченность» «Документом 72 часов». Когда Калеро предложил Арсе выпить, открыв свой богатый бар, команданте заметил: «А у буржуазии по-прежнему всего полно». «Надеюсь, что так и останется», – парировал Калеро[826]. Арсе заверил, что умеренная линия СФНО в экономических вопросах будут продолжена.
Американцы активизировали тактику удушения сандинистов в дружеских объятиях. 20 октября по предложению Пеззулло председатель Объединенного комитета начальников штабов США пригласил главнокомандующего Сандинистской народной армии (СНА) Умберто Ортегу принять участие в Конференции американских армий в Боготе. Этот жест стал ударом в спину буржуазной оппозиции, которая резко критиковала СФНО именно за то, что армия была сандинистской, а не общенациональной. Термин «сандинистский» имел здесь ключевое значение. В сентябре 1979 года буржуазия решила создать новую оппозиционную силу – Сандинистскую социал-демократическую партию. Однако СФНО протестовал, заявив, что слово «сандинистский» может быть использовано только самим фронтом и связанными с ними организациями. Эту точку зрения специальным декретом поддержала хунта. Но тогда получалось, как отмечала буржуазная оппозиция, что СНА является не государственной, а партийной армией СФНО.
Реальным рычагом давления на сандинистов американцы и буржуазная оппозиция решили сделать вопрос возобновления экономической помощи США Никарагуа, которую Картер заморозил в последние месяцы существования диктатуры Сомосы. С самого начала эту помощь предполагалось увязать с политическими уступками со стороны СФНО.
С учетом катастрофического положения никарагуанской экономики американцы не сомневались в действенности экономического оружия. По оценкам правительства США, Никарагуа лишь для неотложных нужд требовалось в первый год революции около 800 миллионов долларов и еще по нескольку сотен миллионов (200-250) в последующие годы.
Помощь предполагалось направить только на поддержку частного сектора, который американское посольство в Манагуа в августе 1979 года охарактеризовало так: «…наш главный бастион, который способен влиять на новое правительство и его политику и готов принять указания и содействие США»[827]. «Этих парней», то есть сандинистов, следует заставить «работать» с Соединенными Штатами, и тогда «они откажутся от всех дурацких идей, которые у них могут быть». «Наше экономическое содействие, – писали американские дипломаты, – может в этом помочь»[828].
После 19 июля 1979 года США выделили Никарагуа в виде экстренной помощи 8 миллионов долларов и одобрили представление еще 39 миллионов на различные проекты[829]. Большая часть сумм шла на поддержку оппозиционных организаций.
Среди этих проектов было финансирование работы в Никарагуа упоминавшегося выше AIFLD, который, в свою очередь, помогал антисандинистским профсоюзам. Представитель AIFLD в Манагуа был позднее разоблачен как агент ЦРУ. Посол Пеззулло прямо (хотя, конечно, и не публично) характеризовал главную цель AIFLD как «противодействие агрессивным действиям СПТ (Сандинистского профцентра трудящихся) по привлечению в свои ряды масс новых членов»[830].
В сентябре 1979 года госдепартамент начал убеждать конгресс США выделить Никарагуа в 1980 году 75 миллионов долларов, прежде всего на поддержку частного сектора. Из этих 75 миллионов 70 были кредитом и только 5 – безвозмездной помощью. Заместитель госсекретаря США Уоррен Кристофер говорил конгрессменам, что ситуация в Никарагуа пока еще «зыбкая», «…частный сектор и политики-несандинисты хорошо представлены на высшем уровне правительства и сохраняется возможность для… влияния на процесс перемен в направлении, соответствующем базовым интересам США… Мы правильно поступим, если… будем пытаться использовать преимущества от перемен и двигать их в нужном нам направлении»[831].
Отношение в конгрессе (особенно в палате представителей) к сандинистам было явно враждебным, и Пеззулло поражался недальновидности американских парламентариев, которые своим упрямством только заставляли Никарагуа обращаться за содействием к социалистическим странам. Пеззулло говорил не очень просвещенным в теме конгрессменам, что сандинизм – явление чисто никарагуанское и возникло без всякого влияния Кастро: ведь Сандино погиб, когда Кастро был еще ребенком. Никарагуанские «умеренные (силы) ждут нашего содействия слишком отчаянно, чтобы мы могли позволить себе сидеть на обочине дороги и просто следить за ходом событий»[832].
Но несмотря на усилия Пеззулло и госдепартамента, сенат США принял закон, одобрявший экономическую помощь Никарагуа, только 29 января 1980 года. Из 100 сенаторов 54 проголосовали «за» и 35 – «против». Однако принятие закона в нижней палате по-прежнему находилось под угрозой срыва.
За всеми этими перипетиями внимательно следили как сандинисты, так и их противники.
СФНО решил использовать открытые нападки в американском конгрессе (которые дискредитировали, прежде всего, буржуазную оппозицию, связанную с США) для формального укрепления своей власти в стране.
Буржуазия же решила использовать дебаты в конгрессе США для нового наступления на СФНО. Застрельщиком опять выступила церковь, руководство которой 17 ноября 1979 года обратилось с пастырским посланием к никарагуанцам. Текст явно был согласован с буржуазной оппозицией. Церковь, которая при Сомосе не вмешивалась в «мирскую» политическую жизнь, теперь неожиданно заявила, что революционный процесс (было употреблено именно это слово, совершенно чуждое для прежнего языка клира) принадлежит всем, а не только СФНО. В послании содержались явные нападки, хотя и эзоповым языком, на сандинистские массовые организации («органы прямой народной демократии»).
Но больше всего левые силы были возмущены тем, что епископы стали трактовать само понятие социализма. Они выделили «плохой» тоталитарный социализм и «хороший». Причем главное различие было в том, что хороший социализм должен быть истинно никарагуанским по натуре и не копировать другие страны. Тем самым церковь фактически выступила против углубления отношений с Кубой и другими странами социалистического содружества[833].
Сандинисты подняли брошенную перчатку и тоже усилили в СМИ и через массовые организации идеологическую борьбу с буржуазией. Основным тезисом фронта было то, что буржуазные круги не принимали никакого реального участия в вооруженной борьбе против диктатуры, а наоборот, вместе с американцами пытались спасти ее, пожертвовав только фигурой Сомосы. Характерным примером является следующее меткое заявление лучшего оратора фронта Борхе: «В траншеях и на баррикадах мы не видели всех этих хорошо одетых и надушенных людей. Вместо них мы видели там рабочих, крестьян, великих протагонистов триумфа восстания и революции»[834]. Даниэль Ортега в «Баррикаде» отмечал, что буржуазия «никогда не играла последовательной роли в освободительном процессе».
Общественное мнение (прекрасно помнившее события революции) явно было на стороне сандинистов. КОСЕП сопротивлялся, доказывая свои заслуги в борьбе против Сомосы, но постепенно слово «буржуазия» в народе стало ругательным. Оппозиция, несмотря на всю активность «Ла Пренсы», явно проигрывала борьбу за умы никарагуанцев. Опираясь на поддержку населения, фронт решил консолидировать свои позиции в государственном властном аппарате.
В декабре 1979 года были произведены перестановки в кабинете министров, в результате которых СФНО стал численно доминирующей силой в правительстве (до этого только два министра были членами фронта). Три команданте из Национального руководства СФНО (помимо министра внутренних дел Борхе) стали членами кабинета – Умберто Ортега (министр обороны), Хенри Руис (министр планирования) и Хайме Уилок (министр сельского хозяйства). Таким образом, СФНО возглавил уже не только силовой, но и экономический блок правительства. Всего в хунту и кабинет теперь входили шесть из девяти членов Национального руководства СФНО – по три от каждой фракции (Луис Каррион стал заместителем министра обороны).
Буржуазной оппозиции и ее американским покровителям пришлось просто «проглотить» новое усиление позиций фронта, которое собственно отражало лишь уже существующий авторитет СФНО в обществе. Расчет сандинистов оказался правильным – если бы американцы в это время провалили в конгрессе законопроект о помощи Никарагуа, то авторитет буржуазной оппозиции (и так весьма невысокий) быстро приблизился бы к нулю.