4 ноября 1980 года Рейган был избран президентом США, получив 51 % голосов и 489 голосов выборщиков (за Картера проголосовали 41 % избирателей, но из-за косвенной системы выборов ему достались только 49 выборщиков). Американцы предпочли Рейгана, так как многим не нравилась излишне «мягкая» внешняя политика Картера.
Избрание Рейгана послужило сигналом для немедленного перехода никарагуанской оппозиции в наступление.
На следующий же день после выборов в США Никарагуанское демократическое движение Робело запросило у властей разрешение на проведение мощного антиправительственного митинга в городе Нандайме (примерно в 40 милях к юго-востоку от Манагуа).
7 ноября 1980 года со ссылкой на декрет о запрете «политического прозелитизма» МВД запретило митинг партии Робело в городе Найдайме. Робело отправился за разъяснениями к Борхе. Тот, по словам Робело, заявил, что раз сандинисты взяли в свои руки оружие, то они не сложат его до полной победы революции. Робело ответил: «Это означает, что мне придется либо вести жизнь овоща, либо уехать». «Продолжай делать, что делаешь, – ответил Борхе. – Может, в один прекрасный день ты посмотришь на все другими глазами»[879].
Правительство запретило «Ла Пренсе» печатать материалы о запрете митинга в Нандайме со ссылкой на декрет № 511. Это раззадорило оппозицию, и группа активистов молодежной организации партии Робело напала на одну из школ в Манагуа, где активисты «Сандинистской молодежи 19 июля» проводили свое мероприятие. Обе группы молодых людей жгли флаги друг друга, и все закончилось рукопашной. Полиция арестовала четверых активистов оппозиции.
Молодые сандинисты не остались в долгу и разгромили штаб-квартиру Никарагуанского демократического движения под лозунгами «Власть – народу!» и «Долой буржуазию!». Нападавшие сожгли много документов и одну автомашину.
Робело ответил новыми нападками на сандинистов, на этот раз обосновав их якобы тотальной зависимостью Никарагуа от Кубы и СССР, что должно было понравиться Рейгану. Лидер никарагуанской легальной буржуазной оппозиции голословно утверждал, что кубинцев в Никарагуа якобы больше четырех тысяч и даже охрана самого Борхе состоит из кубинцев[880]. Кубу же, как утверждал недавно избранный президент США, по данным Робело, направляет Советский Союз, поэтому Никарагуа превратилась в «сателлита советского сателлита»[881].
11 ноября 1980 года КОСЕП, по сути, предъявил властям ультиматум. Предприниматели требовали выборов, деполитизации армии, отмены недавних декретов о «политическом прозелитизме» и прекращения дружеских отношений с Кубой. Продолжая нагнетать напряженность, шесть представителей КОСЕП, три оппозиционные буржуазные партии и два оппозиционных профсоюза заявили 12 ноября о выходе из состава госсовета, который теперь, с их точки зрения, уже не отражал политический плюрализм никарагуанского общества.
К моменту нового обострения внутриполитической ситуации в Никарагуа американское посольство в Манагуа уже было в курсе готовящегося заговора по насильственному свержению власти, но, конечно же, не предупредило сандинистов. Как признавал впоследствии помощник секретаря Совета национальной безопасности США Роберт Пастор, Пеззулло впервые узнал о заговоре не позднее октября 1980 года: «Посол (США) был проинформирован, но его помощи [заговорщики] не просили»[882]. Правда, в СНБ и ЦРУ все же планировали помочь заговорщикам, хотя единства мнений на сей счет в администрации Картера не было. Госдепартамент считал заговор Салазара «очень рискованной затеей». Пастор вспоминал: «Некоторые в администрации были готовы пойти на риск даже ценой того, что нас снова обозвали бы „интервентами“, если бы заговор удался. Но если бы он провалился, то не только администрация Картера подверглась бы критике за неэффективность, но и ее стратегия поощрения умеренных тенденций среди сандинистов оказалось бы проваленной…»[883]
Таким образом, американцы не поддерживали Салазара только потому, что боялись осрамиться в случае провала. А ведь Картер и так подвергался массированной критике Рейгана за неэффективность в отношении применения силы против Ирана, где исламские студенты удерживали в заложниках американских дипломатов. Попытки американского спецназа освободить заложников (операция «Орлиный коготь») закончились 24 апреля 1980 года позорным провалом, когда вертолеты отряда «Дельта» столкнулись между собой в иранской пустыне. В конечном счете, это стоило Картеру президентского кресла.
Второго провала, в Никарагуа, Картер себе позволить уже просто не мог.
16 ноября 1980 года только что вернувшийся из-за границы Хорхе Салазар председательствовал на встрече руководства КОСЕП, обсуждавшего политическую обстановку в стране. Салазар считал, что простого ухода из госсовета недостаточно: следует создать единый фронт всех оппозиционных партий и организаций. После этой встречи Салазар на своем джипе отправился на встречу с Монкадой. Заговорщики должны были осмотреть одно из поместий Салазара на предмет возможного складирования там оружия и боеприпасов.
Салазар и не подозревал, что мчится в расставленную службой безопасности ловушку. Ибо никакого заговора в сандинистской армии не существовало. Лидер мятежа должен был встретиться с Монкадой на заброшенной заправке, но вместо Монкады там его ждала машина с сотрудниками органов безопасности. По их версии, сообщники Салазара открыли стрельбу, и последний попал под перекрестный огонь, когда никарагуанские чекисты начали отстреливаться.
Согласно версии оппозиции и семьи погибшего, сотрудники госбезопасности просто хладнокровно убили Салазара выстрелами в упор. Но это представляется не совсем логичным – доказательств на Салазара было хоть отбавляй, и суд над ним серьезно скомпрометировал бы всю оппозицию. Так что никакого резона в поспешной казни не было.
Заговор был разоблачен и разгромлен, хотя никарагуанская оппозиция обвинила в гибели Салазара самих сандинистов, которые якобы не оставили этому человеку другого пути для политической борьбы. В свою очередь, Даниэль Ортега подчеркивал, что гибель Салазара не скажется отрицательно на отношениях между СФНО и бизнес-сообществом.
Операция по разгрому заговора Салазара была одним из первых успехов Генерального директората государственной безопасности Никарагуа, который американцы прозвали «тропическим КГБ». Директорат входил в систему МВД. Его возглавил команданте (имел звание командира бригады) с характерным именем Ленин Хуарес Серна. Он родился в 1946 году в прогрессивной семье. Отсюда и его имя – брата Ленина звали Энгельс, а сестру – Крупская. Еще 15-летним мальчишкой Серна присоединился к сандинистскому подполью и участвовал во многих боевых операциях Внутреннего фронта СФНО. В 1968-1974 годах сидел в тюрьме за участие в экспроприации банков. Был освобожден вместе с Даниэлем Ортегой после захвата бойцами СФНО на рождество 1974 года самолета компании «Юнайтед Фрут» и обмена заложников на политзаключенных.
Помощь в организации директората государственной безопасности с первых дней революции оказывала самая эффективная разведка социалистического мира – Министерство государственной безопасности ГДР («Штази»). Например, именно «Штази» обучила всю охрану первых лиц нового государства.
О помощи в создании органов правопорядка Даниэль Ортега попросил министра иностранных дел ГДР Оскара Фишера, когда тот посетил Манагуа в сентябре 1979 года.
Томас Борхе, в свою очередь, нанес визит в Восточную Германию в начале апреля 1980 года. После переговоров с министром госбезопасности ГДР Эрихом Мильке подполковник «Штази» Хорст Шеель был назначен офицером связи между директоратом и МГБ ГДР. Борхе просил ГДР помочь МВД Никарагуа формой, средствами связи и опытом работы и встретил самый теплый прием.
Именно Мильке посоветовал Борхе внедрить в ряды оппозиции информантов МВД и директората, ибо в противном случае ситуация в стране могла бы обостриться, сделав необходимым применение репрессивных мер[884].
Борхе просил МГБ ГДР оказать содействие в осуществлении режима безопасности во время празднования первой годовщины революции, на которую ожидалось прибытие многих глав государства и правительств, в том числе Фиделя Кастро, бывшего давней мишенью ЦРУ.
К тому времени в никарагуанских органах безопасности работали всего 200 человек, но Борхе открыто признал, что пока в силу недостаточного опыта новых сотрудников все держится на 50 кубинских советниках. Аппарат госбезопасности был настолько слабым, что туда смогли внедриться информаторы оппозиционной Социал-христианской партии.
Мильке считал серьезной ошибкой никарагуанских товарищей недостаточную гибкость в отношениях с католической церковью. Некоторые священники подвергались оскорблениям и преследованиям со стороны местных сандинистских организаций, особенно молодежи. Борхе сообщил, что пока госбезопасность активно борется не столько с правой оппозицией, сколько с коммунистическими профсоюзами, требующими непомерного повышения зарплаты.
У Борхе сложилось о Мильке самое благоприятное впечатление – шеф «Штази» был умен, но не догматичен, и обладал хорошим чувством юмора[885].
Помимо «Штази» помощь оказывали уже с 1980 года и спецслужбы СССР, Болгарии и Чехословакии. Решение об этом было принято на совещании спецслужб социалистических стран в марте 1980 года. Чехословакия решила работать не напрямую, а через кубинцев.
На совещании выступил член Национального руководства СФНО Хенри Руис, который первое время отвечал в СФНО за связи с социалистическ