Главной задачей массированной кампании дезинформации американской и мировой общественности было доказать причастность СССР, Кубы и Никарагуа к поддержке «международного терроризма», к которому Рейган причислял все национально-освободительные движения от ФМЛН до Организации освобождения Палестины. Хейг прямо говорил, что если внешнеполитическим «коньком» Картера были права человека, то новая администрация сосредоточится на «международном терроризме»[951].
Однако Никарагуа ответила на лживые обвинения тонким дипломатическим ходом и предложила организовать совместное патрулирование гондурасско-никарагуанской границы, чтобы воспрепятствовать любому проникновению оружия в Сальвадор. Ни Гондурас, ни США на эту инициативу не отреагировали – сказать им было явно нечего. Тем более что любое совместное патрулирование обнаружило бы крупные лагеря никарагуанских «контрас», которые при помощи американцев – реальной, а не выдуманной – готовились к решающему наступлению.
В июле 1981 года американские газеты с подачи администрации США на все лады смаковали речь Томаса Борхе на митинге, посвященном второй годовщине победы революции. По сообщениям СМИ, Борхе заявил следующее: «Мы горды тем, что мы – никарагуанцы. Наша революция вышла за границы страны». Естественно, это было истолковано как доказательство агрессивных намерений сандинистов. Но американцы специально не процитировали Борхе до конца (известный прием пропагандисткой войны). Далее команданте сказал: «Это не означает, что мы экспортируем свою революцию. Достаточно для нас – и мы и не можем поступать по-другому – экспортировать наш пример, пример мужества, гибкости и решимости нашего народа»[952]. И именно эти слова до американских читателей так и не дошли.
Преемник госсекретаря США Хейга Джордж Шульц сравнил сандинистов с… Гитлером: «Сандинисты раскрыли свои истинные замыслы, так же, как и Гитлер выразил когда-то свои цели в «Майн кампф»[953].
Но все эти голословные обвинения в адрес Никарагуа были для Рейгана важны, прежде всего, с внутриполитической точки зрения. Президент хотел убедить конгресс США выделить деньги на финансирование никарагуанских «контрас» а для этого как раз и понадобились сказки о «присутствии коммунистов в Сальвадоре». Уже 9 марта 1981 года президент США решил выделить 19,5 миллиона долларов на поддержку никарагуанской вооруженной контрреволюции. И это на фоне докладов ЦРУ о прекращении помощи Никарагуа сальвадорским партизанам.
Хейг убеждал американских законодателей в духе спившегося борца против «антиамериканской деятельности» Джозефа Маккарти. Он говорил, что СССР составил некий «список мишеней» (hit list). Первой в этом таинственном списке была Никарагуа, и она уже «поражена», теперь на очереди Сальвадор, а за ним – Гондурас. Недоверчивые законодатели (ведь, естественно, ни оригинала, ни даже копии «списка» им не предъявили) спросили Хейга, не выдвигает ли он тем самым весьма странную теорию «карибского домино». Госсекретарь, видимо, претендовал на оригинальность в плане «теорий»: «Ну, я бы не назвал это прямо уж теорией домино. Я бы назвал это списком приоритетных мишеней, если угодно – списком для полного захвата Центральной Америки»[954].
Также он утверждал, что Советы, конечно, не ограничатся Центральной Америкой – они наступают повсюду, от Африкансокого Рога до Персидского залива. И администрация Рейгана преисполнена решимости не только остановить победное шествие мирового коммунизма, но и отбросить его, то есть «освободить» от коммунистов «порабощенные» ими страны и народы.
Истинной целью Хейга была Куба, и он подумывал о повторении «Карибского кризиса» 1962 года. К ужасу даже сотрудников Пентагона, госсекретарь не исключал морской блокады острова Свободы все под тем же предлогом прекращения помощи сальвадорским повстанцам. Госсекретарь воспоминал потом, что беседы с советским послом в США Добрыниным якобы убедили его, что Советский Союз ни причем и не вступится за Кубу. «Одна или две группы авианосцев, маневрируя между Кубой и Центральной Америкой, были бы полезным напоминанием… о нашей возможности блокировать Кубу, если в этом возникнет необходимость»[955].
Как ни парадоксально, сначала Хейг не очень хотел организовывать военную акцию против Никарагуа, именно потому, что считал эту страну второстепенной по сравнению с главным источником угрозы США – Кубой. Однако даже в администрации Рейгана понимали, что военные действия против Кубы могут закончиться ядерной мировой войной. Поэтому окружение Рейгана по отношению к Никарагуа можно было разделить на два лагеря.
Ближайшие помощники президента Эдвард Миз, Майкл Дивер и Джеймс Бейкер (будущий госсекретарь) не стремились нападать на Кубу просто потому, что не желали повторения фиаско в бухте Свиней 1961 года, которое катастрофически отразилось бы на внутриполитических позициях администрации. К этому же лагерю примыкал и министр обороны Уайнбергер, считавший, что армия США пока еще не готова к широкомасштабной войне, в том числе и морально, – над многими военными все еще довлел «вьетнамский синдром». Уайнбергер стоял за войну только в одном случае – если была бы стопроцентная уверенность в победе, чего он не мог гарантировать в случае с Кубой.
Напротив, Хейг, аппарат СНБ и ЦРУ полагали, что маленькая победоносная война в Центральной Америке как раз освободит армию США от «вьетнамского синдрома». Хейг, по его собственным словам, еще 23 марта 1981 года сказал Мизу: «…что бы мы ни затевали в Центральной Америке, мы должны быть готовы начать это в течение десяти дней»[956].
Новый заместитель госсекретаря по делам Латинской Америки Томас Эндерс предложил еще один выход – организацию масштабной партизанской войны против Никарагуа силами «контрас». Эндерс считался в администрации «голубем», но даже он с самого начала видел задачу «контрас» не в предотвращении «потока оружия» из Никарагуа в Сальвадор, а в том, чтобы «избавиться от сандинистов». Твердолобый «ястреб» Хейг поначалу был против. Он считал «контрас» «побочным шоу, которое могло бы только отвлечь внимание от главного спектакля, каким была Куба»[957]. К тому же даже Хейг полагал, что «контрас» никогда не смогут победить сандинистов.
Но уже в начале 1981 года администрация Рейгана приняла точку зрения ЦРУ, согласно которой «контрас» были беспроигрышным вариантом. Один из американских дипломатов вспоминал об этом так: «Некоторые люди… в Вашингтоне реально думали… что они могут разжечь восстание и свергнуть сандинистов… Но, в любом случае, превалировала точка зрения, что мы не проиграем. Если они („контрас“) возьмут Манагуа – замечательно. Если нет, то сандинисты… могут отреагировать двояко. Либо они начнут либерализацию и прекратят экспорт революции, что прекрасно и достойно, либо они закрутят гайки, поссорятся с собственным народом, своими друзьями на международной арене и сторонниками в США и тем самым в длительной перспективе станут более уязвимыми. В любом случае, это было бы даже лучше – вот так мы и думали»[958].
В августе 1981 года после образования политической «крыши» «контрас» – ФДН – директор ЦРУ Уильям Кейси поручил курирование никарагуанской вооруженной контрреволюции вновь назначенному начальнику латиноамериканского департамента ЦРУ Дуайну Кларриджу. Ранее тот работал в Непале, Индии и Турции, а затем возглавлял резидентуру ЦРУ в Риме, главной задачей которой было не допустить победы итальянской компартии на парламентских выборах. Кларридж импонировал Кейси как человек, который «делал реальные вещи» и не задавал лишних вопросов.
Для повседневного оперативного руководства «контрас» была образована специальная «ограниченнная межведомственная группа» (Restricted Interdepartmental Group, RIG), в которую помимо Кларриджа входили Эндерс (от госдепартамента), Нестор Санчес от Пентагона (бывший сотрудник ЦРУ) и генерал Пол Корман от Объединенного комитета начальников штабов.
Но перед тем как начать полномасштабную войну против Никарагуа руками «контрас», американцы решили для проформы предъявить сандинистам («этим маленьким коричневым людям», как их презрительно и с расистским подтекстом именовали в администрации Рейгана) очередной ультиматум, причем такой, какой не смогла бы принять ни одна уважающая себя страна.
11 августа 1981 года (в тот самый день, когда был образован ФДН) в Манагуа прибыл Эндерс. Он знал толк в подрывных операциях, так как в 1971 году стал заместителем руководителя американского посольства в Камбодже. Именно Эндерс был автором идеи варварских бомбежек нейтральной Камбоджи ВВС США, причем бомбили не некие районы сосредоточения «коммунистических партизан», а самые густонаселенные области страны.
Эндерс вел себя на переговорах так грубо, что был удивлен даже Пеззулло. Впрочем, он уже готовился покинуть свой пост. Даже благоприятно относившийся к США Артуро Крус был потрясен требованиями Эндерса, которые, по словам Круса, звучали как ультиматум победившей в войне державы.
Как вспоминал министр иностранных дел Никарагуа священник Мигель д'Эското, «мессидж» Эндерса сводился к следующему: никарагуанцы «идут по дороге конфронтации, и самое время остановиться и выбрать другую дорогу». В ответ на очередные безосновательные обвинения Эндерса в помощи со стороны никарагуанцев сальвадорским партизанам д'Эското ответил, что никакой помощи нет (это подтверждалось и сводками ЦРУ, о чем Эндерс прекрасно знал), но, может быть, тайно несколько винтовок или несколько добровольцев и проходят через территорию Никарагуа. Ни одно правительство в мире не смогло бы полностью гарантировать пресечение такой мелкой контрабанды.