довольны и решили развернуть диверсионную группу в более крупный отряд особого назначения, который мог бы уже уничтожать и военные, а значит, охраняемые цели.
21 февраля 1982 года в международном аэропорту Манагуа взорвался багаж, прибывший на самолете из Гондураса. Были убиты четверо и ранены трое грузчиков[1019]. ЦРУ приурочило эту диверсию к визиту в Никарагуа мексиканского президента, который досаждал США своими неуместными, с точки зрения Рейгана, мирными инициативами.
Тем не менее после переговоров с мексиканцами Даниэль Ортега предложил комплексный план из пяти пунктов по снижению напряженности в Центральной Америке. План включал, в частности, проведение совместного патрулирования никарагуанско-гондурасской границы и заключение всеми странами Центральной Америки соглашений о взаимном ненападении. Президент Мексики заметил, что Никарагуа вооружается только потому, что ощущает угрозу со стороны США. Если сами американцы постоянно твердят о собственной безопасности, то такое же право есть и у малых стран.
Американцы почувствовали, что дипломатическая инициатива явно уходит у них из рук. Поэтому начиная с марта 1982 года США стали постепенно отдаляться от «сальвадорской темы», тем более что никаких доказательство вмешательства Никарагуа или Кубы во внутренние дела этой страны не просматривалось. Теперь в Вашингтоне стали требовать от Никарагуа внутриполитических изменений и прекращения «милитаризации» страны, под чем понималось свертывание любых военных контактов Никарагуа с СССР и Кубой.
Как обычно, стратеги ЦРУ начали с очередного вброса в СМИ новой порции антиникарагуанской дезинформации. Заместитель директора ЦРУ Бобби Инман 10 марта 1982 года представил прессе фотоснимки с американских самолетов-шпионов У-2, которые должны были доказать советское и кубинское военное присутствие в Никарагуа. На снимках были танки Т-55, которые Никарагуа абсолютно открыто купила у Алжира еще год тому назад. Смех многих журналистов вызывала и полоса препятствий «советского стиля», включая беговую дорожку в одном из никарагуанских гарнизонов, которую американская разведка также представила в качестве доказательства «милитаризации» Никарагуа.
Удлинение взлетно-посадочной полосы в Пуэрто-Кабесасе (тоже одно из «доказательств» милитаризации) было задумано еще в 70-е годы, и американская фирма тогда подготовила для этого технико-экономическое обоснование (кстати, и сам аэропорт построили американцы в годы Второй мировой войны для своих ВВС, в то время базировавшихся в Никарагуа).
Недостаток фактов на брифинге заменили нарочитым драматизмом, который напомнил многим Карибский кризис 1962 года, тоже начавшийся, как известно, с опубликования снимков У-2. От американской военной разведки снимки на брифинге представлял заместитель начальника разведки Джон Хьюз, который делал то же самое и в октябре 1962-го.
Позднее пресса США и никарагуанское правительство легко опровергли все «доказательства» «милитаризации». Но это было потом.
Пока американские СМИ смаковали «милитаризацию» Никарагуа (например, заголовок в «Вашингтон Пост» гласил: «США демонстрируют фото для доказательства обвинений в адрес Никарагуа по наращиванию военной мощи»)[1020], ЦРУ решило, наконец, предоставить «железное» доказательство помощи Никарагуа сальвадорским повстанцам.
12 марта 1982 года прессе был представлен якобы захваченный в Сальвадоре и прошедший подготовку на Кубе и в Эфиопии (!) никарагуанский советник Орландо Хосе Тардесильяс. Будучи 19-летним студентом, он по своей личной инициативе примкнул к сальвадорским партизанам в апреле 1980 года. Тардесильяс должен был подтвердить перед журналистами, что обучался на Кубе. Но рассказал совсем другое – что не видел в Сальвадоре больше ни одного никарагуанца или кубинца и что его пытали и угрожали убить, если он не даст публично показаний, нужных ЦРУ. Тардесильяса пришлось передать никарагуанскому посольству в США. По словам одного из представителей администрации Рейгана, пресс-конференция оказалась «полной катастрофой». «Я не знал плакать мне или смеяться»[1021].
Но ЦРУ спешило взять реванш на другой пресс-конференции, которую планировалось провести в столице Коста-Рике Сан-Хосе. Там Пастора и Артуро Крус должны были торжественно объявить об основании новой антиправительственной, но на сей раз «революционной» организации.
В то время, когда Пастора совместно с Крусом активно работал в Мексике над своим воззванием к никарагуанцам, обученные аргентинцами и ЦРУ диверсанты тоже не сидели без дела. 14 марта 1982 года взлетели на воздух два моста в северной части Никарагуа недалеко от городов Сомотильо и Окоталя. Якобы именно по этим мостам сандинисты направляли в Гондурас оружие, откуда оно дальше шло в Сальвадор. На самом деле эти мосты были ключевым звеном всей транспортной инфраструктуры страны на севере, к тому же их ликвидация ограничивала возможности СНА по быстрой переброске подкреплений на гондурасскую границу.
Белый дом отказался подтвердить или опровергнуть причастность ЦРУ к этой диверсии[1022]. Однако она была осуществлена под бдительным руководством американской разведки, что ЦРУ и подтвердило уже в мае 1982 года. В июле 1982-го американская военная разведка с удовлетворением отмечала в секретном докладе: «…после 14 марта 1982 года повстанческое движение (в Никарагуа) все больше и больше распространяется. Хотя нынешний уровень активности не представляет военной угрозы для сандинистского режима, она наверняка возрастет в течение ближайших месяцев, так как оппозиция нынешнему режиму крепнет»[1023].
Взрывами мостов ЦРУ добилось того, чего давно хотело. Правительство Никарагуа объявило в стране чрезвычайное положение. Этот шаг, естественно, осудила буржуазная оппозиция. Оин из ее лидеров, бывший член Хунты национального возрождения Альфонсо Робело покинул страну, направившись в Коста-Рику к Пасторе.
15 апреля 1982 года из политического небытия вынырнул, наконец, – уже в качестве платного агента ЦРУ – Эден Пастора, который на пресс-конференции в столице Коста-Рики Сан-Хосе зачитал свою декларацию: объявление войны Национальному руководству СФНО. Пастора очень не хотел выглядеть предателем и вел диалог с журналистами под знаменем Революционного фронта Сандино, организации, которая еще в 1959 году вела борьбу против Сомосы. Большая часть заявления (начинавшегося с буквы «я») была посвящена описанию героического революционного пути самого Пасторы. Затем туманно говорилось о неких «политических и даже моральных отклонениях» от истинных целей революции, которые якобы допустили члены Национального руководства СФНО[1024].
Одновременно Пастора, к неудовольствию крууса, отметил в декларации свое восхищение кубинской революцией и самопожертвованием Че Гевары (которого убили его нынешние работодатели из ЦРУ) и театрально выразил готовность «бороться в траншеях» против любой внешней агрессии против Никарагуа. Смысл декларации, как его видело ЦРУ, был в иной фразе – Пастора потребовал, чтобы «интернационалисты» (то есть кубинцы) оставили Никарагуа в покое и покинули страну[1025]. И это при том, что до четверти бойцов Южного фронта СФНО, которым в 1978-1979 годы командовал Пастора, были этими самыми интернационалистами и понесли в боях против национальной гвардии Сомосы тяжелейшие потери. Далее Пастора, точно по сценарию американской разведки, критиковал сандинистов за нарушении свободы прессы, преследование бедных и невинных индейцев-мискито и незаконные аресты как реакционеров, так и марксистов.
Заявление Пасторы было рассчитано на его соратников внутри Никарагуа, занимавших посты в армии и милиции. Он выражал надежду, что «…вооруженный народ прогонит от власти тех, на кого осуждающий и обвиняющий палец Сандино указывает как на предателей и убийц»[1026]. Бывший «команданте ноль» надеялся на свою популярность, уповая на то, что сотни и тысячи его фанатов в Никарагуа надавят на Национальное руководство СФНО, которое ввиду этого изменит политику – и, прежде всего, включит в состав Национального руководства самого Пастору. Он открыто говорил журналистам, что в Никарагуа есть примерно 300 человек в силовых структурах, на которых он рассчитывает.
Лично знавшая Пастору и беседовавшая с ним американская журналистка Ширли Кристиан отметила: «Было сложно сказать, был ли Пастора более расстроен тоталитарным дрейфом режима или своим собственным отлучением от власти»[1027].
В этом смысле эффект от декларации оказался прямо противоположным ожидаемому. В Никарагуа выступление Пасторы, несмотря на всю его революционность, вызвало неподдельное возмущение, и в народе бывшего команданте стали именовать просто – «предатель». Не надо было даже добавлять имени – все сразу понимали, о ком идет речь.
Вместе с Артуро Крусом и Альфонсо Робело Пастора образовал Революционный демократический альянс (испанская аббревиатура АРДЕ), к которому примкнула часть «умеренных» «контрас» – мискито во главе с Бруклином Риверой. Тот сильно разругался с лидером МИСУРАСАТА Фаготом, который, по словам Риверы, стал обнаруживать черты психически неуравновешенного маньяка. Ривера имел в виду массовые убийства, пытки и изнасилования, которые осуществляли бойцы Фагота с полного одобрения последнего[1028]. Командующий военными силами «контрас» – мискито говорил в 1984 году: «Я люблю убивать. Я убивал на протяжении последних семи лет. Нет ничего, что нравилось бы мне больше. Думаю, что я мог бы убить несколько человек за один день»