[1185]. Но затем основные силы СНА будут разгромлены, и интенсивность потерь существенно снизится – до 15–30 убитых в день. Согласно сценарию, на каждого убитого американца пришлось бы примерно 10 погибших никарагуанцев. Всего за время первых интенсивных боев потери войск США должны были варьироваться от 1061 до 2122 погибших и 5400–10 800 раненых, не считая потерь от несчастных случаев.
В течение трех последующих месяцев, когда силы вторжения уже будут только преследовать разбитые части СНА и народной милиции, потери американцев составят 15 вертолетов, три самолета, 450–900 убитых и 2700–5400 раненых (плюс 81–161 погибший от несчастных случаев). За последующие два года противопартизанской войны США лишатся 30 вертолетов, шести самолетов, 200–600 убитых и 300–900 раненых. Главным на данном этапе будет решительно прервать любые каналы снабжения партизан-сандинистов оружием и боеприпасами с Кубы или из СССР. Основную тяжесть «зачисток» возьмут на себя части КОНДЕКА и бывшие «контрас».
Таким образом, вся операция по вторжению и «умиротворению» Никарагуа стоила бы США около 10 тысяч жизней американцев (и по логике потерь – примерно 100 тысяч никарагуанцев) и около миллиарда долларов.
Морана попросили написать план вторжения с двояким умыслом. Во-первых, администрация Рейгана как бы говорила конгрессу словами «независимых ученых» – если не профинансировать «контрас», способных свергнуть «коммунистический режим» в Манагуа, то свергать его придется гораздо более высокой ценой – ценой жизней сотен американских солдат. Во-вторых, Никарагуа давали понять, что свергнуть сандинистов США явно по плечу, причем американцы сумеют сделать это с не столь уж большими потерями (в сравнении с Вьетнамом). Соответственно, Никарагуа лучше пойти на уступки, договориться с «контрас» и свернуть революцию по-хорошему.
Помимо скандала с несуществующими МИГами США устроили истерику по поводу строящегося в Никарагуа военного аэродрома Пунта-Уэте с взлетно-посадочной полосой в 3200 метров. Американцы заявили, что аэродром готовят для советских стратегических бомбардировщиков, которые с территории Никарагуа будут патрулировать побережье США. Бросалось в глаза, что пропагандистская подготовка агрессии против Гренады начиналась с таких же домыслов относительно гренадского международного аэропорта Пойнт-Салинас. На самом деле работы в Пуэнте-Уэте ускорила американская бомбежка международного аэропорта Манагуа в 1983 году. Ведь столичный аэропорт был по совместительству единственной серьезной базой никарагуанских ВВС, и, строя другой военный аэродром, никарагуанцы просто хотели вывести из-под возможного повторного удара свой единственный международный аэропорт.
Реакцию никарагуанцев на новый виток американских угроз хорошо передают слова бойцов одного из батальонов народной милиции, сказанные советскому корреспонденту: «Да все шестьдесят тысяч янки здесь положим. Еще шестьдесят тысяч придут – и они в землю лягут. Дерева на кресты у нас хватит, не поскупимся. Нет, не взять им Никарагуа. Кубу не взяли, Вьетнам не взяли, нас тоже не возьмут – вооруженный народ непобедим. В Никарагуа в оккупантов каждый куст, каждый камень у дороги стрелять будет…»[1186]
12 тысяч студентов и молодых рабочих были отозваны с уборки кофе в территориальные батальоны народной милиции. Хайме Уилок прокомментировал это следующим образом: «Лучше пусть упадут на землю зерна кофе, чем наша страна»[1187].
Министр иностранных дел Никарагуа Мигель д’Эското так ответил на вопрос о реальности американского вторжения: «Если вы спросите, возможно ли вторжение США, я отвечу, что казалось невозможным переизбрание такого человека, как Рейган, но его выбрали. Если бы мы жили в другой стране, то могли бы откинуться в кресле и спрашивать себя, реально ли вторжение. Но, живя в Никарагуа, мы не можем позволить себе такую роскошь. Мы должны быть готовы к худшему»[1188].
Тем временем у берегов Никарагуа проводили очередные маневры крупные соединения ВМС США во главе с вновь используемым Рейганом линкором Второй мировой войны «Айова» (плюс еще 24 боевых корабля). В районе досягаемости берегов Никарагуа палубной авиацией дежурили по два авианосца в Атлантике и в Тихом океане. Многие обращали внимание на то, что вторжение на Гренаду год назад началось с точно таких же маневров в Карибском море.
Если доклад Морана можно было посчитать частным мнением ученого, то министр обороны США и один из главных «ястребов» в администрации Рейгана Каспар Уайнбергер расставил 28 ноября 1984 года все точки над «i». Уайнбергер провозгласил в Национальном пресс-клубе «шесть заповедей» возможного боевого применения вооруженных сил США. Главной из этих «заповедей» была следующая – если уж США применят свою армию, то не отступят, пока не добьются полной победы над врагом.
В это время положение «контрас» в Никарагуа и Гондурасе продолжало ухудшаться, причем не столько от прекращения финансирования по линии ЦРУ (были и другие источники), сколько от внутренних распрей и мощных ударов СНА и народной милиции.
Бермудес почти полностью прекратил как-либо руководить боевыми действиями. Освободившись от опеки ЦРУ, он полностью посвятил себя любимым занятиям: очередным «секретаршам» и разворовыванию и так оскудевшей спонсорской помощи американцев. Бермудес любил хорошо пожить и перенестись в старое доброе прошлое – как и во времена незабвенного Сомосы, денщик чистил ему ботинки, утюжил мундир и почтительно будил по утрам словами «Как спалось сеньору верховному главнокомандующему?»
В штабе «главкома» в глубоком тылу, в Гондурасе висела карта Никарагуа, на которой были отмечены места боев отрядов «контрас». Если в каком-то районе страны точек и стрелок не наблюдалось, то Бермудес удивленно вопрошал: «А почему там ничего не происходит?» На этой же карте он «инструктировал» уходившие в Никарагуа «тактические группировки» «контрас»: «Идите туда и что-нибудь сделайте!»
31 марта 1984 года «контрас» сильно не повезло – офицеры гондурасской армии, которым и самим очень надоели бандитствующие боевики, сняли с должности командующего гондурасской армией генерала Альвареса, который был до тех пор прочной «крышей» «проекта ЦРУ» в Гондурасе[1189]. Альваресу пришлось покинуть страну, а новое армейское командование под прессингом общественности стало разбираться со случаями многочисленных «исчезновений» оппозиционных деятелей во время фактического правления генерала. Вскоре гондурасцы вышли на след «китайца» Рикардо Лау, и тому пришлось скрепя сердце давать показания по принципу: «Да, я выполнял мелкие поручения генерала Альвареса». В результате сам Лау стал опасаться за свою жизнь – он не исключал, что гондурасские военные «уберут» его, чтобы скрыть следы своих собственных преступлений. Лау пришлось бежать в Гватемалу.
Вместо сильно запачканнного криминалом Лау Бермудесу пришлось назначить нового шефа контрразведки – Хуана Хосе Селайю, который во время Сомосы был личным секретарем начальника охранки генерала Самуэля Жени. Селайя, как и Бермудес, никогда не занимал никаких командных должностей и умел только послушно выполнять приказы начальства. Он был, конечно, неравнозначной заменой матерому Лау. Главным достоинством Селайи являлась его преданность самому Бермудесу.
По этому же качеству Бермудес отбирал и другие ключевые фигуры своего штаба. Всех этих людей полевые командиры откровенно презирали как «тыловых крыс», давно не державших в руках боевого оружия.
От Лау, сильно компрометировавшего светлый образ «борцов за свободу», удалось избавиться, но новой головной болью Бермудеса в его попытках сделать очередной демократический «фейс лифтинг» ФДН стал сын вновь назначенного начальника снабжения Армандо Лопеса (по кличке Полиция) Армандо Лопес-младший по кличке Бестия. Бестия очень много пил и, напившись, рассказывал всем, кто его слушал, о том, как он любит убивать людей длинным острым ножом[1190]. Его пришлось срочно отправить на «отдых» в США.
Неудачи преследовали и «золотого парня ЦРУ», «мясника Пантасмы» Майка Лиму. Ровно через месяц после атаки на Пантасму Майк пытался выстрелить из 82-миллиметрового миномета китайским снарядом от безоткатной пушки такого же калибра («золотой парень» зачем-то поместил в миномет сразу три снаряда). Мощным взрывом были убиты четверо «контрас». Майку Лиме почти оторвало правую руку, кроме того, он был ранен в ногу. Вертолетом ЦРУ «героя» срочно доставили в гондурасский госпиталь, а затем в Майами лучшие американские хирурги сделали ему протез. Но Лима не собирался сдаваться и уже через три недели вновь отправился в Никарагуа во главе своего отряда.
Однако сандинисты воевали уже всерьез. Крестьяне сообщали милиции и СНА о передвижениях «тактической группировки» Майка Лимы. 18 апреля 1984 года «контрас» попали в «тактическую засаду», и по ним начали «работать» артиллерия и минометы. Снаряд разорвался прямо над головой Лимы. Его контузило, швырнуло на землю (при этом он сломал здоровую руку), а один из осколков попал ему прямо в глаз. Почти неделю бандиты под плотным минометным и пулеметным огнем сандинистов отходили в Гондурас и несли на импровизированных носилках своего командира. Тот потерял много крови, но выжил. На кресле-каталке «золотого парня» опять доставили в Майами. В аэропорту его встречал сотрудник ЦРУ, обеспечивший мгновенное прохождение паспортных и таможенных формальностей. Американские хирурги спасли Майку глаз и вживили стальную пластину в ногу[1191].
Через два месяца Майк Лима опять был в Гондурасе, но для боевых действий уже не годился, – по его собственным словам, удача отвернулась от него окончательно. Тогда «герой Пантасмы» уговорил Бермудеса создать первое подразделение военной полиции в лагерях «контрас» для наведения элементарной дисциплины. Майк и его люди хватали пьяных и наркоманов, после чего те «исчезали». Бермудес запротестовал – проблемы с имиджем ему были не нужны, и он просил Майка Лиму хотя бы не убивать и не пытать провинившихся собственноручно. Но все же «золотого парня» ЦРУ – который просто любил убивать и не мог без этого существовать полноценно – пришлось уже через два месяца «освободить от занимаемой должности».