Были повышены тарифные расценки в системе СНОТС, что привело к росту заработной платы примерно для 300 тысяч лиц наемного труда.
Однако в реальности инфляция в Никарагуа стала ускоряться с апреля 1987 года, приобретая черты гиперинфляции. Если в первые три месяца 1987 года цены росли лишь на 1,4 % в месяц, то с апреля по декабрь 1987 года они увеличились на 1287 %, или на 33,9 % в среднемесячном исчислении[1366].
Причиной было поведение частных торговцев, взвинтивших цены и стремившихся таким образом урвать свою долю от повысившейся заработной платы. Торговцы повышали цены в ожидании очередной «адаптации» заработной платы, которая, в свою очередь, дала бы им новый предлог для очередного повышения цен.
В октябре 1987 года профсоюзы стали требовать отмены самой системы СНОТС, так как она выступала в форме смирительной рубашки против самостоятельного повышения заработной платы отдельными предприятиями. Ведь «адаптация» тарифной сетки СНОТС уже не могла угнаться за гиперинфляцией. Однако правительство опасалось, что отмена СНОТС вообще сделает инфляцию неконтролируемой.
СНОТС привела к очень нежелательному для страны явлению – оттоку высококвалифицированных рабочих и специалистов. Если при введении СНОТС разрыв оплаты труда между самыми высокими и самыми низкими тарифными классами составлял 8,82 раза, то после первой адаптации зарплат в 1985 году он снизился до 6,42 раза. Малоквалифицированным рабочим и служащим во имя социальной справедливости зарплату повышали более резко. Высокооплачиваемые слои специалистов искали счастья на чужбине, составив в 1985 году 16,5 % всех, кто покинул страну[1367]. Правительство стремилось это учитывать, и реформы СНОТС в 1986 году снова установили большую разницу между самыми высокими и самыми низкими зарплатами – 11,17 раза.
Однако набиравшая обороты инфляция сводила все эти усилия на нет. В декабре 1986 года самая высокая зарплата по СНОТС, очищенная от инфляции, была всего на 90 % выше минимальной зарплаты двумя годами раньше. Поэтому эмиграция специалистов увеличилась в 1986 году на 51 % по сравнению с 1985 годом.
Правительство пыталось удержать специалистов в стране с помощью особых распределителей и продажи им по льготным ценам (а с учетом инфляции фактически задаром) советских автомобилей «Лада».
Эмиграция и саботаж буржуазии наряду с снижением экспорта вследствие войны привели к концу 1987 года к резкой разнице между официальным курсом кордобы к доллару и курсом черного рынка. В конце 1984 года эта разница уже была 50:1, но спустя три года разрыв вырос до 300:1. Правительство боялось пойти на официальную девальвацию из опасений, что эта мера еще больше подстегнет инфляцию.
Сандинисты пытались наладить нормальный диалог с буржуазией, проводя осторожные, хотя и непоследовательные реформы рыночной направленности. Ортега и другие члены Национального руководства СФНО с февраля 1985 года постоянно подчеркивали, что никто не собирается уничтожать в стране частное предпринимательство. Однако КОСЕП отвечал на жесты доброй воли со стороны властей лишь выдвижением новых требований, согласованных с американцами. Например, в начале 1987 года при обсуждении экономического плана лидер КОСЕП Баланьос потребовал от властей начать прямой диалог с «контрас» и, характеризуя политику правительства, сказал Ортеге в лицо: «Все это тотальная неудача, национальная трагедия. Ваше правительство провалилось, политический проект СФНО провалился… Мы должны все начать заново»[1368].
Таким образом, буржуазия по-прежнему не хотела никакого компромисса, а стремилась убрать сандинистов от власти и прекратить революционные преобразования, которые в экономике и так были отнюдь не социалистическими. Фактически буржуазная оппозиция выступала в роли легального «политического крыла» «контрас» и их американских покровителей.
В конце 1987 года главной проблемой никарагуанской экономики была гиперинфляция. Конечно, одной из ее причин была непоследовательная экономическая полтика властей, которая к тому же из-за своей рыночной направленности все больше не устраивала рабочих, служащих и бедных крестьян. Но основополагающей причиной всех трудностей никарагуанской экономики была масштабная необъявленная война США против сандинистов, в которой «контрас» были только одним из инструментов давления.
В условиях, когда на войну шла подавляющая часть бюджета страны, сандинистам следовало, конечно, переходить на модель своего рода «военного коммунизма» с жесткой централизацией всей стоимостной цепочки, от закупки импортных товаров для производства до самого производства, распределения и экспорта. Децентрализация и отпуск цен в ситуации, когда товаров народного потребления не хватало, в том числе и потому, что из-за снижения экспорта не было валюты, чтобы их купить, могли привести и привели только к одному результату – гиперинфляции.
В 1987 году ВВП Никарагуа снизился на 0,7 % (в расчете на душу населения – на 3 %). По меркам военного времени это было неплохо, однако сама база, с которой происходило снижение, была очень низкой. Фискальный дефицит удалось снизить до 16,4 % ВВП, но зато инфляция стала практически непереносимой для экономики – 1347,2 %. Экспорт вырос до 295 миллионов долларов, а импорт удалось несколько сбить – до 734 миллионов долларов. Дефицит внешнеторгового баланса сильно сократился (439 миллионов долларов против 593 миллионов в 1986 году), но все еще оставался для экономики неподъемным. Внешний долг превысил 6,2 миллиарда долларов.
Следует подчеркнуть, что широкие народные массы в Никарагуа были настроены именно в пользу централизации и планового распределения. СФНО же, как ни парадоксально, вопреки собственным убеждениям проводил политику, выгодную, прежде всего, национальной буржуазии и торговцам-частникам, отчуждая таким образом самым тех, кто составлял истинную опору революционных преобразований.
Эта политика была вынужденной и объяснялась, в первую очередь, внешним пропагандистским давлением на Никарагуа, которое организовали американцы. Любое наступление сандинистов на права частного капитала (реальное или воображаемое) сразу же истолковывалось как сползание к тоталитаризму. С другой стороны, уступки буржуазии отнюдь не делали ее более дружественной по отношению к сандинистскому правительству, так как легальная никарагуанская буржуазия была самым главным оружием США в необъявленной войне против Никарагуа. Саботаж буржуазии путем сворачивания производства, перевода полученных от государства льготных кредитов в доллары и вывода этих активов за границу нанесли стране гораздо больший экономический ущерб, чем все воинство Бермудеса и его американских инструкторов.
Успех США в войне против Никарагуа состоял в том, что ей, по сути, не дали провести по-настоящему глубокие социально-экономические преобразования.
Уместным здесь будет привести сравнение с Советской Россией. До начала Гражданской войны Ленин был настроен в экономическом смысле очень умеренно, за что его критиковали левые эсеры и «левые коммунисты» во главе с Бухариным. В работе «Очередные задачи советской власти» (начало 1918 года) лидер большевиков призывал учиться у капиталистов рачительному хозяйствованию и был отнюдь не против сдачи госпредприятий в концессию иностранцам.
Но после начала Гражданской войны Ленин начал проводить вынужденную в условиях военного времени политику массовой национализации систем производства и распределения (знаменитая «красногвардейская атака на капитал»). Продразверстка и национализированная промышленность помогли большевикам разбить отечественную контрреволюцию и иностранных интервентов даже тогда, когда основные районы хлебозаготовок были в руках белых.
Следует подчеркнуть, что именно твердый контроль над распределением всех товаров создал большевикам прочную социальную базу в лице рабочих и бедных крестьян (то есть подавляющего большинства населения), что вылилось в многомиллионную и идейно сплоченную Красную армию.
После победоносного окончания Гражданской войны (в которой большевикам, в отличие от Никарагуа, извне никто не помогал) Ленин быстро заменил «военный коммунизм» рыночным НЭПом, учредил свободно конвертируемую валюту, и к 1925 году СССР уже восстановил довоенный уровень производства, создав задел для успешной индустриализации, равной которой не знала история человечества.
Экономика Никарагуа 80-х годов XX века была очень похожа на ту, что была в России в первые годы советской власти, своей промышленной отсталостью и тем, что основным источником валютных поступлений был экспорт сельскохозяйственной продукции. Этот экспорт был после 1929 года увеличен СССР в десятки раз путем частично добровольного, частично принудительного кооперирования крестьянства. Однако социальные издержки реформ окупились с лихвой, и Советский Союз встретил войну развитым индустриальным государством, в котором многие отрасли промышленности были с нуля созданы именно в 30-е годы.
Никарагуа шла прямо противоположным путем. В первые годы революции были сделаны попытки создания госсектора, который, однако, по своим размерам никогда не был движущей силой экономики. Аграрная реформа практически не проводилась. Умеренность курса объяснялась иллюзорным стремлением СФНО договориться с буржуазией. Причем сами сандинисты прекрасно сознавали эту иллюзорность, но держались за призрачный классовый мир (называвшийся официально «смешанной экономикой») во имя внешнеполитических соображений, или говоря проще, перед лицом мощного пропагандистского давления США.
Когда американцы в 1982 году начали против Никарагуа уже настоящую войну, сандинисты опять-таки не решились перейти к экономике военного образца, чем подорвали государственный бюджет и вызвали гиперинфляцию. Время от времени СФНО делал попытки централизовать распределение, но это было бесполезно в условиях, когда частный сектор производил более двух третей товаров в ст