С помощью всех этих мер по сокращению денежной массы правительство намеревалось снизить бюджетный дефицит с 17 % ВВП в 1987 году до 8 % в 1988-м. С этой же целью намечалось резко сократить количество государственных служащих, в том числе в армии и полиции. В марте 1988 года сандинисты объявили о сокращении числа госслужащих на 10 %, но подчеркнули, что государство обеспечит всех сокращаемых новыми рабочими местами.
Сокращение персонала сопровождалось (и даже объяснялось) сокращением уровня вмешательства государства в экономику. Государственным предприятиям было сказано, что отныне они должны выживать сами и не надеяться, как раньше, на финансовую помощь государства. Целью для предприятий госсектора отныне должен был стать на валовой объем производства, а максимизация прибыли.
На практике именно на госпредприятиях, а не в госаппарате были в 1988 году уволены по сокращению штатов практически все из намеченных для этого 10 тысяч человек[1391]. Еще 20 тысяч человек планировалось уволить в 1989 году.
Для сокращаемых сохранялось 100 % зарплаты в течение двух месяцев после увольнения, а на третий месяц они получали 75 % прежней зарплаты. Тем не менее профсоюзы возмущались, что увольнения часто происходят без всякого учета мнения профорганизаций. За 10 лет революционной власти все рабочие уже привыкли к тому, что потерять работу они просто не могут.
Но теперь министр финансов Уильям Хюппер объявил, что правительство уже не в состоянии гарантировать каждому право на труд, по крайней мере, по прежней специальности.
Тем не менее даже новые повышенные зарплаты не могли угнаться за ростом цен, и дефицит рабочей силы на многих предприятиях сохранялся. На работах в сфере коммунального хозяйства в Манагуа стали использовать осужденных.
В феврале 1988 года впервые за долгие годы в Никарагуа прошли «дикие» забастовки, причем в них приняли участие даже рабочие из сандинистских профсоюзов. Коммунисты организовали стачку строительных рабочих, которые требовали возвращения системы бонусов и повышения зарплаты на 200 %.
Президент опять уговаривал рабочих потерпеть, так как уровень благосостояния Никарагуа – страны с 3,5 миллиона населения – зависит всего лишь от 20 % рабочих и крестьян, занятых в производстве. А эти люди просто не могут адекватно содержать всех остальных граждан. Зарплату можно повышать только на основе роста производительности труда, так как в противном случае любое повышение денежных выплат только подстегнет инфляцию и тем самым снизит реальную заработную плату.
Рабочих и служащих пытались, как и в 1985 году, успокоить усилением борьбы против спекулянтов. В 1988 году полиция и инспектора министерства внутренней торговли опять взялись за борьбу против торговцев-спекулянтов. Тем торговцам, у кого находили более 20 фунтов продуктов повседневного спроса, грозила конфискация их магазинов. На рынках разворачивались настоящие сражения. 20 февраля 1988 года одного из проверяющих убили ударом ножа на Восточном рынке Манагуа.
Однако борьба против частной торговли была проиграна. Установленные правительством в феврале 1988 года новые цены опять оказались не в состоянии угнаться за уровнем инфляции, которая отнюдь не приостановила свой бег. Поэтому скоро официальные цены оказались даже ниже уровня себестоимости, и продавать по ним не мог ни один из производителей. Постоянная инфляция и девальвация кордобы лишали многих сельхозпроизводителей выручки за прошлый урожай и отбивали всякую охоту к увеличению производства.
В апреле 1985 года частные производители кофе жаловались, что себестоимость одного кинталя (примерно 46 кг) кофе при условии, что необходимые для его производства товары будут получены по государственным ценам, составит 2025 кордоб, а официальная государственная закупочная цена составляет 1130 кордоб[1392].
Поэтому в апреле 1988 года «социальный контроль» над ценами был фактически свернут. Такая непоследовательность оказалась для сандинистов фатальной. Комитеты сандинистской защиты – опора революционной власти на местах – были деморализованы зигзагами правительственной политики и фактически начали самоустраняться из общественной жизни. Их нишу постепенно занимала буржуазная оппозиция.
Ортега был вынужден публично признать, что правительство не сможет контролировать все цены и большинство из них будут «отпущены». Фактически в своей программной речи 15 июня 1988 года президент, как констатировала даже газета сандинистов «Баррикада», объявил о полной либерализации всех цен[1393].
Понимая, что многие члены СФНО и массовых революционных организаций (включая народную милицию) недовольны монетаристским экономическим курсом, Ортега в июне 1988 года подчеркивал, что этот курс во многом вызван внешнеполитическими и геополитическими соображениями. Именно из-за давления США сандинисты так и не решились полностью уничтожить частную собственность и ввести плановую экономику. Ортега уверял сторонников СФНО, что новая экономическая политика приведет к укреплению революционной власти и что социалистическая ориентация развития Никарагуа сохраняется. «Мы не проводим политику в стиле МВФ в полном смысле этого слова», – отметил президент[1394]. «Правда заключается в том, что нет других путей для мотивации производителей, которые реагируют только на экономические стимулы. Таким образом, есть более высокая цель – защита власти рабочего класса, которая является революционной властью, основанной на принципах сандинизма, который, в свою очередь, бесспорно, основывается на марксизме – идеологии пролетариата»[1395].
За июньской речью Ортеги последовала новая серия экономических мер в направлении дальнейшей либерализации и сокращения государственного участия в народном хозяйстве. Была произведена девальвация новой кордобы на целых 567 %, и ее новый курс составил 80 кордоб за доллар. С этого момента девальвация фактически стала непрерывной, так как изменение курса было привязано к изменению индекса стоимости жизни, который все время рос.
Эта мера полностью ликвидировала реальные прогнозируемые ставки по кредитам на закупку импортных товаров. Раньше, когда курс был неизменным, производитель, по сути, освобождался государством от любого валютного риска. Теперь этот риск целиком ложился на его плечи.
Шкала зарплат по СНОТС в июне 1988 года была «адаптирована» в сторону повышения на 30 %. Но с этого момента сами нормы СНОТС фактически отменялись – теперь они действовали только для госслужащих. Для работников производственного сектора СНОТС превращались в «рекомендательные нормы».
Цена на бензин повысилась в 10 раз, и было объявлено, что теперь цены на товары и услуги станут пересматриваться периодически, чтобы у производителей имелась гарантированная прибыль при производстве товаров и услуг. Правительство заявило, что будет отныне публиковать только рекомендуемые цены для товаров повседневного спроса.
КОСЕП выразила полное удовлетворение фактической ликвидацией государственного контроля над ценами и зарплатой[1396].
Однако сторонники СФНО были шокированы во второй раз за год. Бойцы революционной армии и милиции не понимали, за что они столько лет проливали кровь, если все социальные завоевания революции уничтожались, причем руками не «контрас», а сандинистского правительства.
Либерализация цен в условиях товарного дефицита, вызванного войной, привела к дикому росту цен. Торговцы-частники и производители стали придерживать товары, так как ждали очередного повышения цен.
В Национальном руководстве СФНО возникли разногласия. Борхе и Руис выступали за возврат к политике государственного контроля. Отражением массового недовольства новой экономической политикой стала статья в официальном органе СФНО – газете «Баррикада» от 20 сентября 1988 года[1397]. В статье критиковались социальные последствия монетаристской политики, отказ от «лозунгов-знамен» недавней эпохи, таких как «твердые цены», «государственные каналы распределения», «государственные субсидии» и т. д. Большинство населения, искренне поддерживавшее революцию в самые тяжелые времена, чувствовало себя брошенным правительством на произвол судьбы перед лицом рыночной стихии.
Многие частные предприниматели, которые ранее лицемерно заявляли о своей готовности повысить зарплату, но жаловались на то, что СНОТС якобы не дают им этого сделать, теперь показали свое истинное лицо. Если в среднем зарплаты выросли в июле-ноябре 1988 года на 477 %, то цены – на 1017 %[1398]. Реальная зарплата трудящихся вопреки заверениям Ортеги упала в 1988 году на 85 %.
Сандинисты искренне пытались облегчить положение наиболее бедных слоев населения. Все рабочие, в отношении которых сохранялись СНОТС, стали получать продовольственные пайки («программа АФА») – по 10 фунтов риса и бобов и 5 фунтов сахара в месяц. Этой программой были охвачены 160 тысяч человек.
Радикальные монетаристские меры 1988 года не привели к существенному улучшению экономической ситуации. Наоборот, она ухудшилась.
ВВП по итогам 1988 года упал на рекордную в истории Никарагуа величину – 12 %, причем падение в расчете на душу населения было еще более драматичным – 14,2 %. Оосбенно сильно пострадало материальное производство – новой добавленной стоимости в промышленности было произведено на 29 % меньше, чем в 1987 году. Причем наиболее сильно монетаристские меры ударили по мелким и средним производителям, многие из которых перешли в оппозицию к революционной власти.
Бюджетный дефицит по отношению к ВВП не только не сократился в два раза, как предполагалось, а наоборот, увеличился с 16 % в 1987 году до 26,6 %