Тем не менее в первые три месяца 1989 года инфляция существенно снизилась, и правительство было настроено оптимистично.
В апреле 1989 года (когда инфляция была на самом низком уровне за последние год-полтора) Даниэль Ортега объявил о замораживании ставок по кредитам на четыре месяца. Однако в июне – июле 1989-го инфляция опять ускорилась, и проценты по кредитам быстро стали для банков негативными[1406].
Покупательная способность зарплаты тех трудящихся, которые по-прежнему были в системе СНОТС, несколько увеличилась в 1989 году благодаря замедлению темпов роста цен. Но исходный уровень этого улучшения был таким мизерным, что люди все равно были недовольны. В мае 1989 года забастовали учителя, являвшиеся до сих пор самыми преданными сторонниками СФНО. На сторону учителей, требовавших повышения зарплаты, встали сандинистские профсоюзы и даже министр образования.
В июне 1989 года Даниэль Ортега встретился с сотнями учителей. Президент пытался убедить педагогов, что правительство не предало социальные идеалы Сандинистской революции: «Мы не пропагандируем общество богатых и бедных, потому что мы защищаем власть народа, власть трудящихся. Однако в экономической сфере мы защищаем и пропагандируем смешанную экономику, которая создает экономические различия, а также богатых и бедных». При этом президент признал, что правительство вынуждено проводить политику в духе МВФ, но альтернативой ей может быть только военная экономика, при которой «заработная плата уже больше не будет существовать, заработная плата исчезнет, и каждый будет получать по норме те продукты, которые будут в наличии»[1407].
Ортега говорил, что даже монетаристская политика может проводиться революционной властью в интересах большинства народа, так же как винтовку можно применять и для подавления народа, и для его освобождения.
Президент обещал учителям немного повысить зарплату в июне 1989 года с тем, чтобы это повышение компенсировало инфляцию в мае. Помимо этого были обещаны немонетарные льготы, например, талоны на бесплатный проезд в общественном транспорте.
Тем не менее стачка учителей показала сандинистам, что их рейтинг среди населения стремительно падает. Поэтому в июне 1989 года было принято решение приостановить девальвацию кордобы и временно заморозить цены на девять товаров массового спроса. Были заморожены и тарифы на жилищно-коммунальные услуги. Дизельное топливо (важное для сельского хозяйства) и керосин (которым дома пользовались многие бедные никарагуанцы) опять стали субсидировать. Государственным компаниям было предписано прекратить политику постоянного повышения цен, хотя ничего другого в условиях рыночной либерализации им не оставалось.
Однако правительство не хотело отказываться от монетаристского курса, который уже не могла скрыть революционная и марксистская риторика Ортеги и других членов Национального руководства СФНО. И Даниэль Ортега, и Томас Борхе в духе модного в то период «социал-демократического тренда» стали приводить в качестве примера для Никарагуа якобы «социалистические» скандинавские страны типа Швеции. В СССР тогда тоже модно было превозносить на все лады «шведскую модель», которая (как и «финская модель», процветавшая благодаря торговым связям с СССР) рухнула уже в начале 1990-х годов, когда страну открыли для мировой экономики.
Нерыночные меры правительства в июне 1989 года дали гораздо больший результат в плане борьбы с инфляцией, которая замедлилась в августе – декабре 1989-го и составила «всего» 439 %[1408]. Бюджетный дефицит достиг плановых показателей – всего 5 % от ВВП. Но этот успех дался тяжелой социальной ценой. Безработица, которая в 1981 году составляла 16 % трудосопособного населения и с тех пор не росла, подскочила в 1989 году до 31 %.
Именно поэтому ВВП в 1989 году упал в расчете на душу населения еще на 4,5 % (в целом на 1,9 %) и составлял менее половины от дореволюционного уровня. ВВП на душу населения был даже меньше, чем в 1960 году.
Инфляцию удалось обуздать, но она все равно оставалась на неприятном для населения уровне 1689,1 %. Экспорт вырос до 332 миллионов долларов, что было все еще существенно ниже уровня 1984 года. Импорт сократился до 570 миллионов (импортные товары из-за девальвации кордобы сильно подорожали), благодаря чему дефицит торгового баланса снизился до 238 миллионов долларов – лучший показатель за все революционные годы. Но хвалиться здесь было особенно нечем – сокращение импорта мешало развитию материального производства, которое не могло пока обходиться без импортных удобрений и комплектующих.
Внешний долг достиг 9,7 миллиарда долларов, так как Никарагуа приостановила его обслуживание.
Монетаристский курс правительства ни в коей мере не помирил его с национальной буржуазией, зато серьезно подорвал популярность сандинистов среди трудящихся.
Буржуазная оппозиция, ранее критиковавшая марксистов из СФНО за государственное вмешательство в экономику, теперь еще более яростно ругала правительство за отпуск цен и другие «антинародные меры». Сандинисты это понимали. Летом 1988 года Ортега предупредил: «Я… не разрешу людям, которые когда-то критиковали меры революции, подвергать сомнению наши усилия сейчас, когда мы приняли меры по сохранению экономики в период больших трудностей»[1409]. Президент обрушился с критикой на КОСЕП, «Ла Пренсу» и «фашистов, сторонников янки»: «Это подстрекатели толпы, которые вечно недовольны. Единственный способ удовлетворить их – это похоронить их всех разом… Им предложили мир… Но если они не воспользуются этой возможностью и не станут вести себя соответствующим образом, то будьте уверены – мы их сметем».
10 июля 1988 года полиция разогнала в городе Нандайме марш оппозиции, в котором участвовали примерно 2500 человек, после чего из страны выслали посол США Мелтон[1410], обвиненного садинистами в разработке «плана Мелтона» по дестабилизации Никарагуа, и семь других американских дипломатов. Были закрыты на 15 суток за подстрекательство к беспорядкам «Ла Пренса» и одна из католических радиостанций.
Демонстранты в Найдайме явно лезли на рожон, нападали на полицейских, и последним пришлось применить слезоточивый газ. Как сообщал, например, корреспондент «Нью-Йорк Таймс», митинг в Нандайме не продлился и пяти минут, когда его участники с камнями и палками напали на полицейских. Факты провокаций со стороны демонстрантов в отношении полиции зафиксировала и американская правозащитная организация «Америкас Уотч».
Были задержаны 40 человек. Несмотря на провокации, полиция не применила огнестрельного оружия, хотя демонстранты серьезно ранили шестерых полицейских.
Мелтон, в отличие от своего предшественника, активно встречался с деятелями оппозиции и подстрекал их к усилению борьбы против СФНО. Например, посол США участвовал в заседании КОСЕП в Эстели, на котором обсуждался план борьбы против правительства. Один из сотрудников посольства США участвовал в демонстрации в Нандайме, где его сфотографировали журналисты.
Версию сандинистов в отношении Мелтона подтвердил в сентябре 1988 года не кто иной, как спикер палаты представителей конгресса США, заявивший, что ЦРУ «специально провоцировало активность оппозиции в Никарагуа в надежде вызвать чрезмерную реакцию сандинистского правительства»[1411].
Администрация Рейгана в качестве ответной меры немедленно выслала из США восемь никарагуанских дипломатов. Однако президент США отказался разрывать дипломатические отношения с Манагуа, хотя и отметил, что это всегда можно сделать[1412]. Американцам было нужно посольство в Никарагуа для разворачивания кропотливой работы по объединению буржуазной оппозиции в единый антиправительственный избирательный блок.
Если сандинистов не удалось победить оружием, то их следовало разгромить на выборах, как американцы уже успешно сделали на Ямайке с левым правительством Майкла Мэнли в 1980 году, проведя широкую кампанию по дестабилизации режима и щедро профинансировав правую оппозицию.
Сандинисты после событий в Нандайме ясно дали понять, что либерализация экономической политики не означает капитуляцию революции как таковой. Через неделю после демонстрации оппозиции было объявлено о национализации крупнейшего частного концерна страны – завода по производству сахара и рома Сан-Антонио вместе с плантациями сахарного тростника площадью 3 тысячи гектара. Владельца компании Альфредо Пельяса рабочие обвиняли в саботаже производства еще в 1984 году. Борхе говорил, что семья Пельяса вывозит за границу оборудование. В 1987 году газеты писали, что завод Сан-Антонио работает только на 60 % своей мощности[1413].
Но до 1988 года сандинисты по политическим соображениям не трогали концерн, который служил своего рода доказательством нормальных прагматичных отношений между крупным частным бизнесом и правительством. Теперь национализацией Сан-Антонио СФНО ясно давал понять КОСЕП, что не потерпит курса крупного частного бизнеса на дестабилизацию положения в Никарагуа.
В начале 1989 года, запустив новую серию экономических реформ, сандинисты опять попытались наладить рабочие отношения с частными предпринимателями. Министр экономики и член Национального руководства СФНО Луис Каррион на встрече с руководством Торгово-промышленной палаты подчеркнул, что правительство намерено дать частному бизнесу четкие гарантии против национализации и ясно определить его место в системе смешанной экономики.
В рамках так называемой политики консертации (то есть «единения») правительство предложило создать для каждой отрасли экономики советы из представителей частного бизнеса и государственных структур, которые должны были вырабатывать рекомендации по развитию этих отраслей.