После первых же заседаний эти советы подверглись критике со стороны КОСЕП и правой оппозиции. И КОСЕП, и «координадора» заявили, что будут участвовать в работе советов только в том случае, если туда пригласят и «контрас»[1414].
Сандинисты относились к правой оппозиции снисходительно, и эта недооценка сыграла для них роковую роль. Даниэль Ортега так охарактеризовал правых в июне 1989 года: «Мы живем со скорпионом на рубашке. Мы знаем об этом скорпионе, но верим в силу народа, и если скорпион прибегнет к силе, то мы его раздавим»[1415]. В этом же месяце правительство для демонстрации серьезности своих намерений экспроприировало три кофейные плантации в Матагальпе, собственники которых были связаны с КОСЕП. Причиной этой акции стало «конфронтационное и анархистское поведение» собственников, мешавшее «достижению единства перед лицом кризиса в Никарагуа». Заместитель министра внутренних дел назвал бывших владельцев «профессиональными провокаторами на службе ЦРУ»[1416].
Глава КОСЕП Энрике Боланьос утверждал, что в его распоряжении есть список из 36 поместий, которые сандинисты наметили к национализации по политическим мотивам.
В ответ на национализацию трех кофейных плантаций организации – члены КОСЕП вышли из советов по животноводству и хлопку, но многие организации частных производителей продолжили работу в этих органах.
19 июля 1988 года в речи по случаю очередной годовщины Сандинистской революции Даниэль Ортега подтвердил, что целью СФНО является построение социалистического общества. «В этот день, 19 июля, были разбужены многочисленные ожидания… что сандинисты провозгласят себя социалистами. Кажется, что они (никарагуанская буржуазия и США) до сих пор не поняли, что сандинисты – это социалисты и что социализм преобладает в Никарагуа с 19 июля 1979 года»[1417].
На встрече президентов центральноамериканских стран в феврале 1989 года Ортега пообещал, что сандинисты уступят власть в течение трех месяцев, если потерпят поражение на выборах в феврале 1990 года. Сразу же после этого заявления ЦРУ и посольство США в Манагуа начали активно сколачивать единый оппозиционный блок.
Это было непросто. Буржуазные партии, бойкотировавшие выборы 1984 года, считали предателями тех, кто в этих выборах участвовал. Некоторые оппозиционные партии открыто поддерживали «контрас», другие относились к ним более чем настороженно. Никакого единства не было и насчет кандидатуры на пост президента.
По иронии судьбы сами сандинисты в процессе «консертации» призывали оппозицию к объединению, чтобы у правительства был единый партнер на переговорах о преодолении экономического кризиса. Член Национального руководства СФНО Байардо Арсе заявил в январе 1989 года, что он предпочел бы союз консерваторов, либералов и «прочих»[1418].
Сандинистам в этом их стремлении «помогли» американцы. В апреле 1989 года Национальный фонд демократии конгресса США выделил 2 миллиона долларов на предвыборную кампанию буржуазной оппозиции. Было публично объявлено, что целью этого финансирования является «помочь оппозиции сплотиться, преодолеть ее исторические разногласия и создать общенациональную политическую структуру»[1419]. ЦРУ в 1989 году выделило оппозиции из своего секретного фонда 5 миллионов долларов.
Именно благодаря финансовому и политическому содействию американцев в июне 1989 года был создан единый предвыборный блок – Национальный союз оппозиции (испанская аббревиатура УНО – точно так же еще совсем недавно называли себя и «контрас»). Помимо традиционных буржуазных партий – различных группировок консерваторов и либералов – в УНО вошли социал-демократы Педро Хоакина Чаморро, Никарагуанское демократическое движение Робело и ряд только что образованных правых групп типа Партии национального действия[1420].
Американцам для того чтобы избавиться от имиджа УНО как блока «бывших», удалось привлечь туда и левые партии – Никарагуанскую социалистическую (коммунисты, которые к тому времени уже официально объявили себя социал-демократами), Коммунистическую партию Никарагуа (откололась от соцпартии в 1966 году и стояла на более левых позициях; в отличие от социалистов с первых дней революции находилась в оппозиции к СФНО) и Народную социал-христианскую партию. Правда, последняя прямо перед выборами раскололась, и большая ее часть покинула УНО.
Никакой роли в руководстве блока УНО левые не играли, но придавали этой коалиции «народный» вид.
Еще девять мелких партий (как правых, так и левых) решили пойти на выборы самостоятельно, но никаких шансов у них не было. Избиратели понимали, что реальными претендентами на власть являются СФНО и УНО и что УНО создана с единственной целью – отстранить сандинистов от власти.
На зарубежные поездки лидеров УНО американцы истратили 50 тысяч долларов, еще 1,25 миллиона было потрачено на «зарплаты» и льготы для оппозиционных политиков. Американцы купили для оппозиционеров японские машины «тойота» и мотоциклы.
10 мая 1989 года госсекретарь США Бейкер провел в Москве переговоры со своим советским коллегой Шеварднадзе. Среди многих тем Бейкер затронул и положение в Никарагуа. Он практически потребовал от СССР прекратить поставки оружия в эту страну, так как они якобы могут повредить советско-американским отношениям в других областях. Шеварднадзе, как вспоминал Бейкер, заверил его, что сандинисты «готовы провести выборы на истинно демократической основе, даже если им суждено проиграть»[1421]. Впоследствии Бейкер писал, что Шеварднадзе, в отличие от многих лидеров западных стран, похоже, предвидел поражение сандинистов.
Сандинисты не стали менять лошадей на переправе и выдвинули кандидатами на пост президента и вице-президента Даниэля Ортегу и Серхио Рамиреса. Предвыборным слоганом СФНО стал лозунг «Все будет лучше!», который был не очень убедителен в сложившейся в стране обстановке.
С кандидатом УНО все обстояло не так просто. Шесть партий блока поддерживали лидера КОСЕП Энрике Боланьоса. Но этот крупный предприниматель был в глазах многих никарагуанцев олицетворением той части буржуазии, которая активно сотрудничала и процветала при диктатуре Сомосы. Американцы сочли, что он будет слабым кандидатом и удобной мишенью для пропаганды сандинистов, и остановили свой выбор на Виолетте Чаморро, вдове убитого в январе 1978 года главного редактора «Ла Пренсы» Педро Хоакина Чаморро.
Донья Виолетта до весны 1981 года входила в состав правительственной Хунты национального восстановления – высшего органа революционной власти. В политику Виолетта Чаморро попала именно из-за трагической гибели мужа, став символом борьбы против диктатуры Сомосы в буржуазных кругах. Когда она подала в отставку по состоянию здоровья, к ней в дом, чтобы отдать дань уважения, приехали все члены Национального руководства СФНО.
Виолетта Чаморро была в оппозиции к СФНО, но никакого активного участия в политике не принимала. Ее сделали кандидатом на пост президента отчасти из-за «революционного» прошлого, но главным образом потому, что она была слабым политиком, и за ее спиной к власти могли прорваться «контрас» и откровенно проамериканские силы. Когда Чаморро в сентябре 1989 года официально была утверждена кандидатом УНО на пост президента, США немедленно выразили ей свою полную поддержку.
На пост вице-президента от УНО был выдвинут либерал Вирхилио Годой, который работал в революционном правительстве до 1984 года, а потом участвовал в «нелегитимных», с точки зрения американцев, выборах 1984-го. КОСЕП выступила против Годоя, и только посольство США смогло заставить предпринимателей остаться в составе УНО[1422].
Таким образом, внешне кандидаты УНО выглядели весьма умеренно, и избиратели не ассоциировали их с бывшей диктатурой или с «контрас».
Лозунги УНО были весьма просты – сандинисты-де довели страну до экономического коллапса и раскололи общество, вызвав гражданскую войну. УНО же в случае прихода к власти даст стране мир и процветание, так как будет поддерживать хорошие отношения с США и не сковывать частную инициативу в экономике. Виолетта Чаморро избегала в своих выступлениях конкретных обещаний, зато часто апеллировала к божьей помощи, что производило впечатление на отсталых крестьян и женщин. Она говорила, что часто общается с богом и со своим убитым мужем, которые ей помогают. Примечательно, что Чаморро ничего толком не говорила об экономических проблемах и путях их преодоления, так как и сама в этом абсолютно не разбиралась.
Но при этом кандидат УНО позиционировала себя как единственную фигуру, способную примирить всех никарагуанцев. Она обещала не только полную амнистию всем «контрас», но и отказ от политических репрессий в отношении сандинистов, если те проиграют выборы. Уставшие от войны люди охотно внимали таким речам.
Годой открыто издевался над своим партнером – мол, выступления Чаморро нельзя назвать «слишком умными»[1423]. Когда между ним и представителями других партий блока возникли разногласия относительно списка кандидатов в Национальную ассамблею, то есть парламент, Годой стал угрожать снятием своей кандидатуры, но тут опять вмешались американцы.
В январе 1990 года окружение Чаморро прекратило финансирование Годоя и его сторонников. Дело дошло до того, что сторонники Годоя и Чаморро дрались между собой на предыборных митингах.
Сандинисты в своей кампании ассоциировали УНО с Сомосой и «контрас» и предрекали реставрацию диктатуры в случае победы оппозиции. Даниэль Ортега заявил, что людям предстоит сделать выбор между «революцией и контрреволюцией, между сомосизмом и сандинизмом»