Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия — страница 57 из 204

Сандино и его спутники подчинились, причем Сандино все еще надеялся, что речь идет о каком-то недоразумении. К тому же в момент ареста рядом остановился автомобиль дочери Сакасы Маруки, которая возмущенно воскликнула: «Что вы делаете? Генерал только что ужинал с моим отцом!» Сандино был уверен, что Марука немедленно отправится в президентский дворец и расскажет обо все Сакасе.

В форте Эль-Ормигеро под дулом пулемета Сандино потребовал, чтобы его связали с Сомосой. Однако последнего «не удалось найти». Сомоса в этот момент был на вечере поэзии в офицерском клубе национальной гвардии, где внимал стихам поэтессы Зоилы Росы Карденас.

Только теперь Сандино понял, что его ждет. Он воскликнул, обращаясь к национальным гвардейцам: «Что все это значит? Ведь мы братья! Мы заключили мир и стараемся возродить нашу страну, трудиться на благо народа. Я воевал только за то, чтобы Никарагуа была свободной»[392].

Но на вымуштрованных американцами национальных гвардейцев слова «генерала свободных людей» не произвели никакого впечатления. Вскоре прибыл еще взвод солдат, и Сандино, Эстраде и Умансору было приказано следовать за ними. Трех генералов поместили в грузовик и отвезли в военный лагерь Ларрейнага в семи километрах от Манагуа. Там один из офицеров национальной гвардии потянулся к кошельку Сандино, но тот его оттолкнул. Сандино попросил воды, но ему отказали. Эстрада сказал своему вождю: «Генерал, разве ты не видишь, это не люди, а звери. Не надо у них ничего просить. Скажи, пусть скорее убивают».

Между тем Марука сообщила Сакасе об аресте Сандино, и тот связался с миссией США, чтобы помешать казни. Но американцы отнюдь не желали спасать ненавистного им Сандино, хотя и обещали Сакасе предпринять все необходимые меры.

Трех генералов расстреляли из пулемета примерно в 11 часов вечера. Последними словами Сандино были: «Политиканы… предатели». Капитан Карлос Теллериа подошел к умирающему Сандино и выстрелил ему в лицо, после этого национальные гвардейцы обшарили карманы убитых, забрав деньги, кольца, цепочки и ордена. Трупы раздели догола, одежду сожгли, а изуродованные до неузнаваемости тела бросили в колодец. После этого командовавший расстрелом лейтенант Монтеррей отвез участников казни в ближайшую рощу и расстрелял их из пулемета.

На следующий день национальная гвардия напала на кооператив сандинистов у реки Коко и в течение месяца зверски убила более трехсот человек.

Сомоса торжествовал победу. Он не знал, что его самого в 1956 году настигнет пуля патриота, а в свое время именем Сандино назовут главный аэропорт Манагуа и поставят «генералу свободных людей» памятники по всей стране.

Глава 3. Диктатура клана Сомосы и сандинистская революция: Никарагуа в 1934-1979 годах

21 февраля 1934 года Сомоса не ограничился убийством самого Сандино и двух самых толковых его генералов. Отряд национальной гвардии атаковал и дом Сальватьерры, где находились брат Сандино Сократес и полковник армии сандинистов Лопес. Возникла перестрелка, в ходе которой Сократес был убит, а Лопес – ранен в ногу, но сумел скрыться[393]. Во втором часу ночи в казарму пятой роты национальной гвардии без каких-либо проблем приехал американский посланник Лейн, который «уговорил» отпустить Сальватьерру и отца Сандино. Лейн потом хвалился, что спас их от неминуемой гибели. Из американской миссии Пол Дэниэлс отвез Грегорио Сандино и Сальватьерру к Сакасе, который хотел услышать о происшествии от очевидцев.

На следующий день сводная сестра Сандино Америка и ее племянница Амелия Альфаро пришли в американскую миссию и в штаб национальной гвардии. Женщины просили отдать им для погребения тело Сандино, но их никто не хотел и слушать.

Сакаса публично резко осудил убийство Сандино и потребовал полного расследования и установления виновных. Больше всего его возмутило то, что были нарушены гарантии безопасности Сандино данные им, Сакасой, лично как президентом республики. Формально к этому требованию присоединился и Сомоса. Однако командующий национальной гвардией уже видел себя президентом и Сакасу всерьез не воспринимал. На стороне Сомосы были теперь единственная вооруженная сила в стране – национальная гвардия – и страна, которая эту силу создала. Наконец, убийству Сандино октрыто аплодировали крупная олигархия и бизнесмены Никарагуа.

Злодейское и подлое убийство «генерала свободных людей» вызвало волну осуждения в Латинской Америке, США, да и в Европе. В центральноамериканских странах во многих местах в знак траура были приспущены национальные флаги. Один из американских солдат, воевавший против Сандино, написал отцу генерала письмо: «Я только что узнал о смерти Ваших детей Аугусто и Сократеса. Позвольте мне выразить Вам самое искреннее сочувствие. Хотя генерала даже некоторые его соотечественники называли бандитом, мы, морские пехотинцы, воевавшие против него, восхищались его военным талантом. Республика Никарагуа потеряла выдающегося вождя, воина и патриота. Пусть его имя навсегда останется в сердцах его сограждан!»[394]

Уже 25 февраля 1934 года в президентском дворце был устроен роскошный прием в честь «национальной гвардии» и ее «верховного директора». В присутствии дипломатического корпуса Сакаса хвалил Сомосу как «национального героя». Но престарелый президент понимал, что после Сандино на очереди он сам.

И Сакаса, и Сомоса стремились заручиться поддержкой Вашингтона и продвинуть на ключевые посты в национальной гвардии лично преданных им людей. Но Сакаса, в отличие от жесткого и беспринципного Сомосы, был политиком старого салонного типа. Он мог произносить пышные речи и принимать верительные грамоты. Однако к борьбе не на жизнь, а на смерть с готовым на все выскочкой он готов не был.

Первая открытая схватка между Сомосой и Сакасой произошла 25 мая 1934 года в никарагуанском конгрессе, где у обоих были свои люди. Один из консервативных депутатов предложил отменить в стране осадное положение, так как Сомоса и национальная гвардия полностью умиротворили страну. Сакаса, напротив, предложил продлить осадное положение и внес в конгресс соответствующий законопроект. Депутат-консерватор специально подчеркнул, что говорил с Сомосой и выражает его позицию. Несколько либеральных депутатов заявили, что мнение президента важнее точки зрения Сомосы. Законопроект Сакасы был отвергнут большинством в 27 голосов против 15. Последовали жаркие дебаты, в ходе которых некоторые либералы обвинили консерваторов в том, что они готовят диктатуру Сомосы[395].

Всей страна впервые публично продемонстрировали, кто является настоящим хозяином Никарагуа.

21 июня олигархия консервативной Гранады чествовала на банкете Сомосу, который заявил: «Единственный способ покончить с преступлениями заключался в ликвидации генерала Сандино и сандинистов. В районе Сеговии бандиты разрушали дома, грабили, убивали. Национальная гвардия не могла равнодушно взирать на эти преступления. Мне, начальнику гвардии, удалось ликвидировать виновных в актах бандитизма. Наступил момент, когда я был вынужден решить назревшую проблему, я это сделал и не пытаюсь уйти от ответственности».

Заявление Сомосы напечатали все газеты, и это стало публичной пощечиной Сакасе, который формально искал виновных в убийстве Сандино и его соратников. Но 25 августа голосами и либералов, и консерваторов никарагуанский конгресс принял решение о полной амнистии всех замешанных в злодейском преступлении (в «февральских событиях» на языке парламентариев). За амнистию высказались 33 депутата, против – только четыре. Напрасно Сакаса убеждал депутатов, что юридически неверно объявлять амнистию, если еще даже не установлены виновные. Но один из депутатов-либералов Карлос Пасос возразил, что раз в феврале 1933 года были амнистированы сами «бандиты», то почему бы не амнистировать тех, кто этих «бандитов» убил.

Консервативная партия в ходе дебатов заявила, что соглашение с Сандино было «аморальным» (хотя представитель партии его подписал). И вообще этим соглашением с Сандино был заключен не мир, а всего лишь перемирие. Тем более, говорили консерваторы, если уж судить виновных, то следует признать, что виновата вся национальная гвардия и ее следует распустить (что и предлагал в свое время Сандино). Но это, мол, ввергнет страну в хаос, из которого она и так еле выбралась.

Напрасно один из депутатов-либералов убеждал коллег одуматься, пока не поздно. Ведь если национальная гвардия убила Сандино и тем самым нарушила закон конгресса об амнистии, что помешает ей в будущем убить любого другого человека?

Сакаса и его правительство наложили на закон об амнистии вето, но оно было преодолено конгрессом.

Интересно, что незадолго до появления закона об амнистии, в июле 1934 года, Сомоса «раскрыл» заговор с целью собственного убийства[396]. Шеф национальной гвардии намекал, что за заговором стоит президент республики. В таких напряженных условиях депутаты конгресса предпочитали с Сомосой не ссориться – это было опасно для жизни.

Сомоса в 1934-1935 годах усиленно продвигал на ключевые посты в национальной гвардии своих людей. Постепенно в руках президента остались лишь небольшая президентская гвардия и форт в твердыне либералов – Леоне, которым командовал родственник Сакасы.

На сторону Сомосы постепенно перешел и крупный бизнес. Он был крайне недоволен экономической политикой Сакасы, хотя ее, собственно, диктовали американцы. Именно банкирам из США принадлежал Национальный (эмиссионный) банк Никарагуа, который выпускал кордобы и менял их на валюту. Биржи в стране не было, и от хозяев Национального банка зависело, дать тому или иному бизнесмену доллары или нет. Вся экономика Никарагуа была завязана на экспорт (прежде всего кофе), и без коммерческих кредитов в долларах внешняя торговля постоянно находилась под угрозой краха.