Брат Даниэля Умберто (1947 года рождения) тоже с юных лет присоединился к СФНО. В 1969 году его тяжело ранили в бою, вследствие чего у Умберто была парализована правая рука.
Третий брат Ортега, чье имя вошло в историю СФНО, Камило, родился в 1950 году в Манагуа – в квартале «Сомоса» недалеко от парка имени Сомосы и напротив стадиона имени Сомосы. Камило активно работал среди революционных школьников и студентов, организовывая первомайские демонстрации в 1964-м, 1965-м и 1966 годах. В 1966 году Камило вступил в СФНО и стал формировать «вооруженные команды сандинистов», фактически городские партизанские отряды. Участвовал в нескольких боевых операциях в Манагуа. Камило Ортега отвечал и за организацию акций солидарности с политическими заключенными. В 1969 году поступил в университет Леона, чтобы получить профессию инженера.
После акции 1974 года СФНО уже воспринимался всеми как главная сила, оппозиционная диктатуре.
Однако надежды сандинистов на то, что их смелая акция вызовет всеобщее восстание, не оправдались. Репрессивный аппарат диктатора был все еще силен. К тому же акция группы Контрераса не была заранее скоординирована с массовыми рабочими и студенческими организациями.
Элитные подразделения национальной гвардии, пользуясь режимом осадного положения, отменявшего все гражданские права и вводившего цензуру прессы, начали активно зачищать партизанский район в горах Матагальпы, не останавливаясь перед массовыми репрессиями. Авиация гвардии бомбила деревни напалмом. Крестьян загоняли в шесть специально организованных концлагерей, чтобы они не смогли оказать помощь партизанам.
В марте 1975 года партизаны на короткий срок захватили казармы национальной гвардии в Рио-Бланко (район Панкасан). Вернувшись, национальные гвардейцы превратили Рио-Бланко в настоящий укрепленный лагерь. К нему даже была построена дорога. В Рио-Бланко то и дело проходили показательные казни местных крестьян. В целом сандинистские отряды по-прежнему не могли выстоять в бою против подразделений национальной гвардии.
Городские отряды фронта оказались слабыми и не смогли помочь своим товарищам в горах, открыв второй фронт против гвардии в городах.
Положение усугублялось фактическим расколом СФНО на три группировки, который особенно сильно дал себя знать в 1975 году. Раскол был вызван не разницей в программных целях, а разногласиями относительно тактики борьбы против диктатуры.
«Пролетарская тенденция» (ее сторонников называли «пролетариями») считала, что упор надо делать на политико-пропагандистскую работу среди рабочих, чтобы превратить СФНО в массовую марксистскую партию. «Пролетариос» тоже стояли за вооруженное восстание, но только не в горах, а в городах и при условии предварительной тщательной политической подготовки. Эта группа нерегулярно издавала две газеты: «Кауса Сандиниста» («Дело сандинизма») и «Эль Комбатиенте Популар» («Народный боец»)[543]. «Пролетариос» создавали на фабриках и в рабочих кварталах собственные организации – «Комитеты революционных рабочих». Путь к восстанию «пролетарская тенденция» видела через организацию массовой политической забастовки.
Другая группа членов СФНО считала, что надо придерживаться исконной линии фронта на партизанскую войну в горах. Поэтому эта фракция получила название «длительная народная война». Ее возглавляли Гери Руис (главный специалист СФНО по тактике партизанских действий) и Томас Борхе.
Обе группы состояли из людей, работавших в подполье в самой Никарагуа.
В то же время среди руководителей фронта в эмиграции возникла и третья группа, пытавшаяся примирить две первые. Ее членов стали называть «терсеристами» (от испанского «терсеро» – «третий») или «центристами». Их возглавляли Даниэль и Умберто Ортега. К этой же группе принадлежали Фонсека и Контрерас. «Терсеристы» справедливо считали, что взгляды «пролетариев» и сторонников «длительной народной войны» друг друга не исключают, а дополняют. Народ Никарагуа готов к восстанию, и его можно вызвать и в городе, и на селе эффектными акциями СФНО, типа налета в декабре 1974 года. Поэтому «терсеристов» еще называли «сторонниками восстания».
Фонсека считал, что раскол в СФНО вообще вызван главным образом тем, что городские и сельские отряды действуют в отрыве и друг от друга, и от руководства фронта.
В некотором смысле раскол СФНО был вызван изменением позиции Кубы по отношению к партизанским движениям во всем мире. В июне 1975 года на Кубе состоялось совещание коммунистических партий Латинской Америки, и лозунг Че Гевары о «длительной народной войне» был снят. Теперь кубинцы, как и Москва, считали, что революции должны быть подготовлены повседневной пропагандой и политической борьбой, а народное восстание (причем в городах, а не в горах) будет лишь кульминацией этого процесса. Коммунистов и все левые силы ориентировали на создание в Никарагуа широкого антидиктаторского фронта с участием местной буржуазии.
В руководстве СФНО с кубинцами согласились братья Ортега. Но многие руководители фронта, в том числе и Карлос Фонсека, продолжали придерживаться прежней линии на непрерывную партизанскую борьбу как катализатор будущего восстания. В 1975 году Фонсека решил вернуться в Никарагуа и лично возглавить новую попытку развертывания партизанского движения.
В 1975 году руководство фронта состояло из 12 членов, но вскоре пятеро из них погибли в боях. В октябре 1975-го национальный директорат СФНО (так называлось официально руководство фронта) по инициативе Томаса Борхе («длительная народная война») исключил из СФНО лидеров «пролетарской тенденции» Хайме Уилока, Луиса Карриона и Роберто Уэмбеса[544]. От имени национального директората был обвинен в измене и казнен ветеран СФНО и лидер крестьянского движения фронта «Чико» Сепеда.
Фактически национальный директорат был расколот, и три группировки признавали его членом только самого Фонсеку.
К этому моменту Фонсека уже тайно вернулся в Никарагуа (август 1975-го) и осудил казнь Сепеды. Тогда положение фронта было, пожалуй, самым тяжелым за всю его историю. Сомоса публично заявил, что с СФНО покончено. Действительно, в конце 1975 года в Сандинистском фронте состояли не более трех десятков активных бойцов[545]. Причем партизаны в горах были отрезаны от городских групп поддержки, контролируемых исключенными из фронта «пролетариями».
Фонсека вернулся в страну, чтобы личным примером вдохнуть новую жизнь в партизанское движение. С декабря 1975-го по февраль 1976 года он скрывался на конспиративной явке в 20 километрах от Манагуа.
Затем он перебрался в горы, но к перелому в борьбе это не привело. Национальная гвардия постоянно наседала на партизанские группы, и те обычно избегали боя, что еще больше раззадоривало карателей. Фонсека вел активную пропаганду среди крестьян в пользу аграрной реформы и побуждал партизан не только политически воспитывать людей, но и просто учить их грамоте. Лидер фронта делал это и самолично. Также Фонсека считал, что партизаны должны быть для населения примером «нового человека» и в быту. Поэтому он не терпел ни пьянства, ни обычных мужских разговоров о женщинах.
В 1975 году Фонсека составил своего рода «моральный кодекс» из 17 пунктов, написав статью «Кто такой сандинист?». Там в частности говорилось: «…Сандинист прежде всего обладает революционной скромностью. Это качество имеет гораздо большее значение, чем кажется на первый взгляд. Скромность облегчает, во многих случаях, возможно, решающим образом, коллективную жизнь, деятельность сообщества людей… Революционер должен помнить, что сандинисты называют друг друга словом „брат“, такое обращение не мешает быть энергичным и вместе с тем строгим, но справедливым – качества, крайне необходимые в суровой подпольной и партизанской жизни. Революционер-сандинист не может выступать только в роли учителя народных масс, а одновременно должен учиться и быть учеником народных масс. Все его поступки должны отвечать интересам нашего народа…»[546]
В том, что касается тактики борьбы, Фонсека по-прежнему был сторонником развертывания партизанской войны в горах. За месяц до своей гибели, анализируя историю вооруженной борьбы СФНО, он писал: «Идея о том, что горы наиболее благоприятны для ведения войны с правительственными войсками, становится реальностью. Однако необходимо избегать крупных сражений и отдавать предпочтение засадам и стычкам с мелкими отрядами гвардии: после Панкасана… распространилось мнение, будто мелкие стычки и нападения – это проявление своего рода партизанского консерватизма и что только бои с противником отвечают характеру революционного партизанского движения. На практике происходит так, что бои приводят к большим потерям, сроки наступления переносятся, что вызывает апатию у бойцов, а это и есть самый настоящий консерватизм. Сегодня все убеждены в важности стычек и нападений… Такая форма способствует созданию условий для полного уничтожения противника, когда изменится соотношение сил»[547].
Однако было не совсем ясно, как в результате мелких боев с прекрасно вооруженной гвардией может измениться соотношение сил.
На 15 ноября 1976 года Фонсека назначил общий сбор на берегу реки Ийяс командиров городских и сельских отрядов для координации тактики борьбы. На этой же встрече Фонсека был намерен и преодолеть раскол фронта. Однако посланные Фонсекой курьеры либо были арестованы, либо задерживались. В начале ноября Фонсека разделил свою боевую группу из 12 человек (в том числе двух женщин) на четыре части, несмотря на протесты бойцов. Одну подгруппу он оставил в лагере, другую отправил на север к гондурасской границе (она должна была прикрывать возможный отход), третью – на запад для встречи лидеров городских партизанских отрядов