угам, прямо не связанным с семьей Сомосы. Предпринимателей и консерваторов поддержали иерархи католической церкви.
В конце октября 1977 года буржуазная оппозиция избрала комиссию, которая должна была вести диалог с Сомосой. Помимо архиепископа Мигеля Обандо-и-Браво (Сомоса называл его за симпатии к сандинистам «команданте Мигель») в нее входил производитель растительного масла Альфонсо Робело. Именно на этого «свежего» и «незапятнанного» политика и делали ставку американцы.
Однако Сомоса явно не хотел помочь сам себе и отверг идею «национального диалога» с оппозицией как «антиконституционную»[565]. Он был уверен в своей национальной гвардии, а силы сандинистов оценивал невысоко.
Точно такого же мнения было и ЦРУ, которое оценивало боевой потенциал СФНО в ноябре 1977 года в 50 бойцов: «Вооруженная оппозиция никарагуанскому правительству ограничена Сандинистским фронтом национального освобождения, партизанско-террористической организацией, основанной в начале 1960-х годов при поддержке Кубы. Несмотря на рост ее активности в последнее время, эта группа по-прежнему мала и неспособна на продолжительную конфронтацию с достаточно хорошо обученной Национальной гвардией»[566].
28 декабря 1977 года СФНО атаковал полицейский участок в Манагуа, а 2 января 1978-го – город Окоталь. 9 января сандинисты распространили заявление с отказом от любого диалога с Сомосой. Диктатора это не особо впечатлило, так как он и сам не хотел никакого диалога с оппозицией.
Однако все в Никарагуа изменилось во вторник утром 10 января 1978 года, когда по дороге на работу был убит в своем автомобиле «сааб» лидер легальной оппозиции и главный редактор «Ла Пренсы» Педро Хоакин Чаморро. Машину Чаморро прижал к обочине темно-зеленый пикап «тойота». Оттуда выскочили три человека и через лобовое стекло расстреляли Чаморро из автоматов. Он получил около 20 ранений в голову, руки, грудь и горло и скончался по дороге в госпиталь[567].
Все никарагуанцы сразу же спонтанно обвинили Сомосу в смерти видного оппозиционного политика, хотя тот оправдывался, утверждая, что если бы хотел, то мог бы убить Чаморро гораздо раньше. Он был одноклассником Чаморро и ненавидел его с детства. Эта ненависть особенно сильно выросла к 1977 году, когда Чаморро опубликовал «Энциклопедию прегрешений Сомосы». «Ла Пренса» постоянно разоблачала коррупцию режима при ликвидации последствий землетрясения 1972 года Мешал Чаморро и американцам, так как, несмотря на консервативную политическую принадлежность, был непримиримым борцом против Сомосы. Чаморро вряд ли одобрил бы «национальный диалог» на условиях освобождения Сомосы от наказания. Для США (которые даже подозревали Чаморро в марксизме) он был гораздо более выгоден в роли «мученика». Ведь до сих пор «мученики» были только у сандинистов, что и составляло основу авторитета фронта среди населения. Теперь свой идол появился и у буржуазной оппозиции.
В любом случае убивать Чаморро Сомосе было никак не выгодно. Чаморро много лет представлял легальную оппозицию, позволявшую Сомосе заявлять, что никакой диктатуры в Никарагуа нет. Наконец, надо понимать, что в Никарагуа было не принято убивать представителей олигархии. Клан Чаморро при Сомосе активно участвовал в бизнесе, и именно поэтому диктатор и не боялся этой семьи. Убивали крестьян, рабочих и студентов, но никак не людей своего круга. Чаморро в 1959 году с оружием в руках участвовал в попытке свержении Сомосы и мог быть убит на законных основаниях, в бою. Но его никто не тронул.
Уже через день после убийства Чаморро Сомоса объявил об аресте четырех подозреваемых. На них указал репортер газеты «Новедадес», принадлежавшей Сомосе, что только усилило подозрения в адрес самого диктатора. Вдова Чаморро Виолетта (будущий президент Никарагуа) прямо обвинила Сомосу в причастности к убийству своего мужа.
За день до покушения Чаморро обсуждал возможность налаживания постоянного контакта между СФНО и легальной оппозицией, но он по-прежнему считал сандинистов незрелой и не очень влиятельной силой.
Власти представили организатором убийства кубинского эмигранта Педро Рамоса, который продавал за границу кровь, собранную у никарагуанских бедняков и бомжей (по 5,5 доллара за литр). «Ла Пренса» посвятила его фирме «Плазмафересис» ряд критических материалов. Рамос подал на Чаморро в суд за клевету и за день до убийства уехал в США, где он постоянно проживал.
Хотя некоторым и казалось странным, что Сомоса вдруг ни с того ни с сего убил своего давнего, но предсказуемого недруга, появилась еще одна версия, по которой убийство организовал «Крутой», который после инфаркта отца стал позволять себе излишнюю самостоятельность.
В любом случае убийство Чаморро стало катализатором давно копившегося у населения протеста против диктатуры. Как вспоминал лидер СФНО Умберто Ортега, после убийства Чаморро тысячи людей впервые вышли на улицу в знак солидарности с Сандинистским фронтом.
Тело Чаморро провожала на кладбище многотысячная толпа, в которой были представители всех оппозиционных партий: от консерваторов до коммунистов и маоистов. Люди стали жечь покрышки, а потом подожгли здание фабрики «Плазмафересис», которую в народе называли «домом Дракулы». Тысячи демонстрантов не подпустили к горящему зданию пожарные машины. Затем такая же участь постигла принадлежавшую Сомосе текстильную фабрику «Эль Порвенир»[568]. Всего 11 января 1978 года демонстранты подожгли 15 зданий, включая банки, заводы и склады.
Люди были готовы к восстанию, но у них не было оружия, а СФНО все эти события застали врасплох.
На третий день, когда хоронили Чаморро, в антиправительственных митингах участвовали уже около 50 тысяч человек, хотя буржуазная оппозиция уговаривала семью погибшего изменить время проведения похорон, чтобы снизить накал напряжения.
23 января 1978 года союзы предпринимателей Никарагуа объявили невиданную прежде забастовку. Рабочих и служащих отправили домой, и некоторые хозяева даже платили им зарплату. Закрылось 80-90 % предприятий. Однако предприниматели уговаривали рабочих сидеть дома и не выходить на улицу. Они хотели использовать забастовку, чтобы выбить из Сомосы уступки для буржуазной оппозиции и для несвязанного с тремя олигархическими кланами бизнеса, который просто хотел, чтобы и ему дали нормально работать. Сомоса отнесся к забастовке снисходительно, назвав ее – в общем, правильно – «стачкой капиталистов». Он по собственному опыту знал, что жажда прибыли скоро заставит торговцев открыть свои магазины.
Так и получилось. Торговцы потихоньку стали открывать свои магазины (тем более что к этому их призвало посольство США в Манагуа), но к тому времени инициатива была уже не у буржуазно-предпринимательской оппозиции. В городах формировались Комитеты народного сопротивления, в которых участвовали в основном левые силы, в том числе коммунисты и сандинисты.
Часть предпринимателей на второй неделе забастовки желали стоять до конца, то есть вплоть до отставки Сомосы, но большинство хотели снова зарабатывать деньги. 5 февраля 1978 года предприниматели решили прекратить забастовку. В этот же день избиратели фактически бойкотировали муниципальные выборы, в которых приняли участие менее 20 % граждан, причем 52 из 132 кандидатов консервативной партии сняли свои кандидатуры[569].
Сандинисты решили использовать народные протесты для активизации вооруженной борьбы. Бойцы СФНО перешли костариканскую границу и напали на город Ривас, который они смогли удерживать несколько часов. В это же время другая колонна Южного фронта СФНО под командованием Камило Ортеги атаковала казармы национальной гвардии Ла-Польвора в Гранаде. Сандинисты находились в городе пять часов и даже сумели провести народную ассамблею. После этого они в полном порядке и с минимальными потерями отошли. На севере бойцы сторонников «длительной народной войны» атаковали контрпартизанский центр национальной гвардии в Санта-Кларе.
Таким образом, попытки буржуазно-предпринимательской оппозиции перехватить инициативу после убийства Чаморро провалились, зато популярность СФНО выросла. Теперь повсюду в городах на антиправительственных митингах и манифестациях (даже тех, которые созывали буржуазные партии) были видны черно-красные флаги СФНО.
UDEL и предприниматели, объявляя забастовку после убийства Чаморро, надеялись лишь на помощь США, которые заставят Сомосу уйти по-хорошему и передадут власть консервативно-либеральному правительству, сохранив национальную гвардию под другим командованием.
Но американцы считали, что Сомоса контролирует положение и давить на него не следует. Для вида и с оглядкой на Вашингтон Сомоса произвел в правительстве ряд перестановок, убрав оттуда несколько наиболее одиозных персонажей, вроде своего дяди Луиса Мануэля Дебайле, который был символом коррупции и возглавлял государственную энергетическую компанию. Покинул свой пост и министр финансов Монтьель, ранее возглавлявший ненавистную населению службу безопасности национальной гвардии. Но время для таких полумер было уже упущено – люди требовали ухода самого Сомосы.
В начале февраля 1978 года посол США в Манагуа Маурисо Солаун посетил Сомосу, и тот прямо спросил, что он должен делать, чтобы Вашингтон был доволен. Посол не имел из госдепартамента никаких указаний, но от себя заметил, что, возможно, для успокоения умов хватило бы заявления Сомосы, что он не будет баллотироваться на следующих президентских выборах в 1981 году[570].
Сомоса не возражал и 27 февраля 1978 года действительно сделал такое заявление. Но ему никто не поверил. Ведь в прошлом Сомосы уходили только для того, чтобы не уходить, и никто не хотел терпеть «Тачо» еще три года. Сомоса собрал для своего заявления огромный митинг (официальная пресса писала, что пришли более 150 тысяч человек). Однако ситуация в стране была уже такой, что Сомосе пришлось обращаться к своим сторонникам из-за пуленепробиваемого стекла.