Один из бойцов Внутреннего фронта СФНО позвонил по телефону в конгресс. Трубку на столе председателя поднял Пастора: «Национальный конгресс. Свободная территория Никарагуа». Теперь сандинисты знали, что операция удалась.
В течение всего лишь нескольких минут примерно в 12:35 друг Сомосы-младшего, инструктор пехотной школы и бывший американский спецназовец Майкл Эчаннис окружил дворец солдатами на грузовиках. Сандинисты открыли огонь и убили капитана национальной гвардии. Пастора бросил из дворца гранату, после чего приказал Луису Паллейсу Дебайле немедленно позвонить Сомосе, чтобы тот приказал прекратить стрельбу. В противном случае, сказал он, сандинисты начнут расстрел заложников и каждые два часа будут убивать по одному из них. Эчаннис просил разрешения на немедленный штурм, но ему велели прекратить огонь.
Однако Сомоса сначала все же отдал приказ стрелять по дворцу. Группа Пасторы не выдержала бы длительного боя – у сандинистов было всего пять автоматов, полсотни гранат и 20 винтовок. К этому добавилось оружие, конфискованное у охраны. Отдали сандинистам свои пистолеты и многие депутаты.
В 14:20 Луис Паллейс Дебайле позвонил своему родственнику в «бункер» на холме Тискапа и попросил прекратить стрельбу. Эчаннис в это время тоже был в «бункере» и уговаривал Сомосу дать разрешение на штурм. Американец обещал отбить дворец за 15 минут[579]. По плану атаки предполагалось обстрелять дворец из танков и выбить ворота из безоткатного орудия. Во время обстрела Эчаннис с бойцами спецподразделений должен был с вертолета проникнуть во дворец через люки в крыше. Правда, ожидалось, что при этом погибнут 200-300 человек из числа заложников.
Сомоса отказался принять план Эчанниса только по одной причине: среди заложников был «сын Папы Чепе», то есть Хосе Сомоса.
Группа Пасторы попросила (опять через Луиса Паллейса) прибыть во дворец архиепископа Мигеля Обандо-и-Браво, который должен был стать посредником на переговорах с правительством. В 14:35 архиепископ в сопровождении трех епископов пришел во дворец. Переговорщики передали Сомосе требования сандинистов:
– освободить 85 заключенных-сандинистов (сандинисты знали, что по крайней мере 20 из них уже нет в живых, но диктатор это отрицал – теперь он был бы вынужден это признать);
– уплатить выкуп в размере 10 миллионов долларов;
– зачитать по телевидению и радио, а также напечатать в газетах коммюнике СФНО на 50 страницах;
– предоставить самолет для вылета команды Пасторы («группа Ригоберто Лопес Перес») и освобожденных сандинистов из страны.
В 21:00 22 августа Сомоса запросил 24 часа на размышление. Один из епископов остался во дворце в качестве гарантии того, что национальная гвардия не предпримет штурма. Но на всякий случай сандинисты отвели в отдельную комнату трех самых видных заложников (включая Луиса Паллейса Дебайле), пригрозив немедленно убить их, если прекращение огня будет нарушено[580].
В 0:50 23 августа группа депутатов по приказу сандинистов вывесила в центре зала заседаний черно-красное знамя СФНО. Сандинисты обнаружили в одном из помещений приемник, настроенный на волну национальной гвардии, и отныне были в курсе замыслов противника. В 4:00 партизаны передали представителям Красного Креста тела убитых национальных гвардейцев, а также выпустили из дворца беременных женщин и детей.
В ходе переговоров Сомоса согласился отпустить примерно 50 заключенных (тех из списка сандинистов, кто был обнаружен в тюрьмах) и обеспечить беспрепятственный отъезд сандинистов из страны. Другие требования диктатор выполнять не хотел. В 10:25 Пастора дал Сомосе три часа на полное принятие всех требований. В 13:20 Сомоса согласился. Правда, в качестве выкупа он был готов выделить всего 500 тысяч долларов – мол, больше в кассе Национального банка просто нет. Деньги для сандинистов не являлись главным пунктом, и соглашение было заключено.
Диктатор хотел, чтобы партизаны уехали из страны поздним вечером 23 августа, стремясь избежать массовых демонстраций в поддержку СФНО. Однако Пастора этот маневр разгадал (к тому же он не исключал, что гвардия под покровом темноты может напасть на его колонну по пути в аэропорт) и сообщил, что его группа покинет дворец только утром 24 августа. Пастора вспоминал: «Мы, зная, насколько коварен диктатор, способный на любую подлость, отказались покинуть захваченный нами дворец вечером 23 августа. Ехать в темноте в аэропорт значило дать Сомосе возможность попытаться уничтожить нас или во время переезда, или во время посадки в самолет. Кроме того, мы хотели, чтобы жители Манагуа своими глазами видели позор Сомосы, почувствовали, что с диктатурой не только можно, но и нужно бороться»[581].
С 16:30 до 18:00 23 августа 1978 года по радио читали документы СФНО. Панама и Венесуэла изъявили готовность прислать за партизанами и освобожденными узниками два самолета. В 6:30 24 августа освобожденных заключенных доставили в столичный аэропорт, а в 9:30 группа Пасторы с четырьмя заложниками (в том числе и с Хосе Сомосой) на автобусе отправилась от дворца в аэропорт. По пути автобус приветствовали тысячи людей, которые скандировали «Долой Сомосу!» и «Сомосу – на виселицу!». Пастора охотно позировал перед камерами с автоматической винтовкой Г-3 (западногерманского производства) и ручной гранатой на поясе. На память об удачной операции он захватил золотой «ролекс» Хосе Сомосы[582]. За один день Пастора стал самым популярным сандинистом в мире.
В 10:30 венесуэльский транспортный самолет С-130 «геркулес» и панамский «электра» взяли курс на Панаму.
Популярность СФНО после успешного завершения «Операции Свинарник»[583] взлетела на невиданную доселе высоту. Это никак не устраивало ни американцев, ни буржуазную оппозицию. 25 августа 1978 года с санкции американского посольства ФАО объявила очередную «забастовку предпринимателей»[584]. Сомоса приказал прекратить выделение государственных кредитов всем участникам забастовки: «Настало время свернуть кое-кому головы». 300 солдат были отправлены на патрулирование Манагуа, чтобы защитить тех торговцев, которые решатся открыть свои магазины. В 26 августа в результате забастовки было закрыто 90 % всех коммерческих предприятий в Матагальпе и 80 % – в Манагуа.
Но если предприниматели объявляли забастовку с целью переключить внимание людей со смелой акции фронта на самих себя, то сандинисты решили использовать эту же забастовку для организации вооруженного восстания.
На улицы вывели женщин, протестовавших против роста налогов и цен. В Матагальпе группы молодежи выкрикивали оскорбительные для национальной гвардии лозунги. В «барриос» этого города 29 августа возникли первые баррикады, рылись траншеи. На крышах домов появились первые снайперы фронта. Сторонники «длительной народной войны» выпустили листовки, в которых рассказывали об опыте партизанской борьбы в Панкасане в 1967 году.
30 августа 1978 года «барриос» Матагальпы Эль-Чорисо и Ла-Чиспа были захвачены практически безоружными повстанцами (у них имелись несколько карабинов, охотничьи ружья и пистолеты). Однако на сей раз гвардия не дала повстанцам укрепиться в Матагальпе. В город были немедленно переброшены части пехотной школы, танки «шерман» и авиация. Район восстания был локализован, и гвардия начала методически уничтожать его с воздуха и путем артиллерийского обстрела. Церкви Матагальпы были превращены в наблюдательные пункты и пункты корректировки огня. Опасаясь полного уничтожения, две трети населения Матагальпы бежали из города[585]. 3 сентября 1978 года части национальной гвардии после очередной варварской бомбардировки взяли Матагальпу под контроль.
9 сентября 1978 года СФНО выпустил коммюнике, в котором призвал народ Никарагуа к всеобщему вооруженному восстанию: «Час сандинистского народного восстания пробил. Все на улицы! Сандинистская армия, сандинистская милиция (под армией понимались регулярные части партизан, а под милицией – вооруженное партизанами гражданское население из числа созданных раньше рабочих и молодежных организаций – прим. автора) и сандинистский народ должны взяться за оружие против национальной гвардии Сомосы. Всем необходимо сплотиться вокруг временного правительства во главе с «группой двенадцати»[586].
Сандинисты провозгласили временное правительство из трех человек: Серхио Рамиреса («группа двенадцати»), Альфонсо Робело и консервативного адвоката Рафаэля Кордовы Риваса. Такой крайне умеренный состав объяснялся тем, что сандинисты не хотели давать США ни малейшего повода для вмешательства под лозунгом борьбы с «мировым коммунизмом».
Коммюнике исходило только от «терсеристов», однако две другие группировки СФНО также поддержали восстание. Но все три группы боролись без должной координации друг с другом. Сторонники «длительной народной войны» дрались в своем традиционном районе – на севере и играли руководящую роль в восстаниях в Леоне и Эстели. «Пролетариос» сражались в Манагуа и Карасо. «Терсеристы» пытались вторгнуться в Никарагуа с юга из Коста-Рики. Зачастую единство действий между тремя группировками складывалось уже в ходе боев.
9 сентября в условиях охватившей всю страну всеобщей забастовки восстание вспыхнуло в традиционном оплоте левых сил – Леоне, а также в Эстели (30 тысяч жителей), Чинандеге и Дириамбе. В 6 часов утра в этот день СФНО предпринял скоординированные нападения на посты и казармы национальной гвардии в Манагуа, Леоне, Чинандеге и Эстели. Было убито несколько десятков гвардейцев и захвачено определенное количество оружия.
К 10 сентября часть городов Масайя, Эстели, Чинандега, Леон и Чичигальпа контролировались восставшими. Однако у СФНО не было ни достаточного количества оружия, ни хорошо подготовленных многочисленных отрядов. Поэтому повстанцы закрепились в рабочих пригородах и начали готовить их к обороне. Обычно каждой баррикадой руководили два-три хорошо вооруженных бойца СФНО. под командованием которых были плохо вооруженные (иногда просто камнями и палками), но полные энтузиазма люди, в основном молодежь.