- Так, стоп, - взмолился он. - Я расскажу тебе всё, как есть, только сама не придумывай себе всякого!
- Хорошо... - кивнула она. Судя по её кислому тону, “придумать всякого” и накрутить себя она и так уже успела, причём весьма продуктивно.
Он похлопал ладонью возле себя.
- Садись поближе.
Поколебавшись немного, Галинка всё же подвинулась к нему.
- Мы встречались сегодня с Кети вовсе не как тайные любовники, - начал он, - и это не было романтическим свиданием, что бы там ни сочиняли журналисты. Просто дружеская встреча. Попили вместе кофе - и всё. У нас с ней ничего никогда не было и быть не могло, ты же в курсе. Мы вообще не общались с ней все эти годы. А сейчас... она оказалась в Москве, позвонила мне и попросила встретиться.
- Зачем?
Он растерялся, потому что сам ломал голову над этим вопросом.
- Зачем?.. Да я, если честно, так и не понял. Может, по старой памяти?.. Вообще-то, они вместе с Анжелкой решили организовать встречу нашего курса, собрать всех самойловцев, повспоминать прошлое, узнать, кто как живёт сейчас...
- А что, если... - Галинка кусала губы в волнении. - Если у неё к тебе вдруг проснулись какие-то чувства?
Ему совсем не было весело, но тут он даже коротко рассмеялся от этого странного предположения.
- Двадцать два года спустя?! Вот так, вдруг, внезапно проснулись? Да ну, такого не бывает.
- А у тебя... - было видно, что ей тяжело об этом спрашивать. - У тебя ничего не дрогнуло при встрече? Ведь такая любовь была...
- У меня тоже ничего не проснулось и не дрогнуло, потому что давным-давно умерло, перегорело и отболело, - поколебавшись, он обнял её, не будучи уверенным даже в том, что она позволит это сделать. Однако Галинка не отстранилась. Только вздохнула как-то измученно, словно уставший и обессилевший вконец человек.
- Да, может быть, возникло некоторое приятное волнение... - признал он нехотя, - но это, скорее, воспоминания об ушедшей юности в целом, лёгкость и романтика того жизненного периода, а вовсе не вернувшаяся вновь первая любовь.
- А может быть, она просто самоутверждается за твой счёт? - предположила Галинка нерешительно.
- В каком смысле?
- Ну, судя по всему, эта твоя... Кети, - имя далось Галинке с явным трудом, - никакого особого успеха в карьере не добилась. А тут - ты. Успешный, известный, красивый... Приятно же потешить больное самолюбие, напомнив себе - да и тебе заодно - как ты увивался за ней прежде. Может, она так попыталась возвыситься... нет, скорее - приосаниться на твоём фоне.
- Если это и в самом деле так, - произнёс он с сомнением, - то метод она выбрала довольно жалкий. Это как-то... мелочно. Даже ничтожно.
- Это не ничтожно, а жестоко по отношению к тебе, - покачала головой Галинка.
- А Кети всегда была жестокой, - усмехнулся он. - Она никогда не думала о моих чувствах, точнее, думала, но при этом хладнокровно брала их в расчёт - как бы повыгоднее использовать в своих целях.
Она опять тяжело, прерывисто вздохнула и уткнулась ему в грудь.
- Успокоилась? - спросил он, поглаживая её по волосам. Галинка неуверенно кивнула. Ей было и хорошо, и плохо одновременно. Он приподнял её лицо за подбородок и внимательно взглянул в глаза.
- Плакала тут в одиночку, признавайся?
- Немножко...
- Дурашка маленькая, - он снова прижал её к себе и поцеловал в макушку. - Ты ведь есть у меня. Неужели так трудно поверить и запомнить, что мне никто больше не нужен?
- Я верю, но... Саша, зачем они всё время сочиняют про тебя все эти мерзости? - жалобно спросила она, имея в виду журналистов. - Постоянно смакуют твои якобы измены, выуживают из небытия интервью с твоими бывшими, считают их количество...
- Количество - это единственное, в чём меня можно упрекнуть, Галюша, - усмехнулся он невесело. - До того, как мы встретились, у меня было много, очень много женщин.
- Я знаю, - она передёрнула плечами. - И не собиралась тебя упрекать, меня это не касается. Это всего лишь прошлое...
Он поморщился.
- Да, но всё равно я сейчас об этом очень жалею.
- Твои бывшие, я уверена, не жалеют! - подколола его Галинка, не удержавшись.
- И всё-таки, я не должен был... не имел права... чёрт, не знаю, как сформулировать, - пристыженно произнёс он. - У меня до сих пор комплекс, что такому распущенному похотливому идиоту, как я, досталась такая волшебная и чистая девочка. Я же вижу, что тебя это тоже гнетёт. Может быть, на уровне подсознания...
- Неправда! - запротестовала она. - Я об этом даже не думаю! Ну, почти...
- "Почти"... - повторил он со странным выражением, словно у него внезапно заболели зубы. - Вот поэтому я и не нахожу себе места. Боже, да у тебя не должно возникать даже тени сомнения! Ты у меня одна - и точка. Я не умею говорить о любви красиво, извини...
- Ты - и не умеешь?! - она нервно рассмеялась от подобного заявления.
- Нет, - твёрдо сказал он. -Я всегда прячусь за слова классиков, за чужие стихи и чужие мысли, как за палочку-выручалочку. В этом плане, несомненно, актёром быть очень удобно. Всегда держишь в голове чёртову тучу стихов и цитат на все случаи жизни...
- Успокойся, - произнесла она видя, что он не на шутку взволнован. - Мне и не нужны от тебя красивые признания.
Белецкий с нежностью провёл ладонью по её щеке.
- Просто знай, что без тебя мне пусто и холодно. Если утро не начнётся с твоей улыбки - весь день пойдёт коту под хвост. Ты мне нужна, - добавил он почти беспомощно. - Ты ведь в моей жизни появилась, прямо как в сказке - в нужное время и в нужном месте... Появилась и спасла. Андерсеновская русалочка... - намекая на её безграничную любовь к морю, пошутил он. - Жаль только, что я - так себе принц. Ну, какой уж есть... прошу любить и жаловать.
Галинка, затаив дыхание, умоляюще взглянула ему в глаза.
- Поцелуй меня, - прошептала она, облизнув пересохшие губы. После непростого разговора она чувствовала не лёгкость, а самое настоящее опустошение, и ей требовалось немедленно заполнить чем-нибудь эту пустоту, иначе она боялась, что снова по-детски расплачется.
Белецкий не заставил себя упрашивать, наклонился и сразу же накрыл её тёплые губы своими. Он словно ещё не знал их вкуса и только пробовал, дразня и раззадоривая - медленно, вкрадчиво, томительно исследуя, будто впервые. Галинка задрожала в его объятиях, резко переключаясь от печальных эмоций на прямо противоположные. Обычно муж был с ней пронзительно-нежен, но именно сейчас она внезапно поняла, что не хочет ни ласки, ни нежности, а жаждет подчиняться грубой мужской силе. Казалось, что именно напор придаст ей необходимое чувство защищённости, а вовсе не романтический трепет и робость, которые, напротив, сделали бы её в данный момент ещё более уязвимой и хрупкой.
Белецкий почувствовал её настрой и тут же перешёл к более активным действиям. Невольно издав приглушённо-благодарный стон, Галинка жарко ответила на поцелуй, положила ладонь ему на затылок и чуть надавила, крепче прижимая к себе. Страсть затопила её в момент, по самую маковку, безжалостно вытесняя всю невысказанную тревогу и смутную тоску. Ей хотелось кричать от нетерпения, и она сжала его плечи напряжёнными пальцами. Он уже и сам завёлся, как двадцатилетний, точно они не занимались любовью сегодняшним утром. Было не до прелюдий и долгих церемоний.
- Галюша... - он многозначительно указал взглядом наверх, где находилась спальня. - Извини, но до кровати я сейчас не дойду. Ты сама напросилась!
Подняв безропотно подчинившейся Галинке руки, он рывком стянул с неё лёгкий домашний сарафанчик. Она осталась практически обнажённой, только тонкая полоска белых трусиков - простых, хлопковых, никакого шёлка и кружев - соблазнительно оттеняла её смуглую кожу. Он обожал смотреть на неё, никогда не мог насмотреться: всегда казалось мало, недостаточно, так, что впору было ослепнуть от подобного хрупкого совершенства, женственности в её самом идеальном воплощении... Он безумно любил её тело, знал на вкус и на ощупь все его изгибы, впадинки и складочки, и когда Галинка чуть качнулась вперёд, привычно ощутил в ладонях мягкую тяжесть её упругой высокой груди. Дыхание его участилось; он с жадностью притянул жену к себе, и она подалась навстречу, одновременно расстёгивая его рубашку, отчаянно спеша и путаясь в пуговицах, сталкиваясь с его руками, тут же переплетаясь с ним пальцами и торопливо, почти неистово целуя всюду, куда только могла дотянуться.
- Ты - мой... только мой! - сладко и отчаянно выдохнула она ему прямо в губы, дрожа от охватившего её желания и чувствуя всем телом его горячую, обжигающую кожу, его ответную дрожь. - Я тебя никому не отдам, так и знай!
Он никогда не был особо суеверным, но тут невольно поймал себя на том, что хочет трижды постучать по дереву. “Пожалуйста, не отдавай, - взмолился он мысленно, ещё крепче прижимая её к себе. - Пожалуйста...”
1995 год, Москва
От растерянности Белецкий не успел ничего сообразить, не придумал сходу оправдания, почему он находится сейчас не на даче, а в городе. Но оправдываться и не потребовалось: тётя Нателла, ни о чём не спрашивая, просто произнесла тусклым, каким-то безжизненным голосом:
- Сандро, у меня к тебе большая просьба. Привези, пожалуйста, Кети домой.
- Её... - он кашлянул, не совладав с голосом, - её сейчас нет рядом.
- Я в курсе, - бесцветно подтвердила она. - К ней приехал этот парень из Дагестана... Аслан.
У него уже не было сил ничему удивляться. Очевидно, весь запас эмоций был вычерпан до донышка за эти два дня. Он просто до боли в пальцах стиснул телефонную трубку и тихо поинтересовался:
- Вы давно знаете?
- Утром узнала... Решила устроить генеральную уборку, пока Кети нет, и обнаружила пачку писем на шкафу, под старыми газетами и журналами. “Главпочтамт, до востребования”, - она то ли рассмеялась, то ли вхлипнула. - Конспиратор из Кети так себе... Господи, какими же мы все были дураками! И её родители, и я свято уверовали в то, что она выкинула этого парня из головы, смирилась и успокоилась...