щенный был. Да и вся поза, которую при этом изобразил Пьер, была какая-то горделивая. В общем, все это его поведение и меня заставило собраться в кулачок и готовиться к неожиданностям. Пьер между тем продолжал.
— Я представитель очень древнего аристократического рода и свято чту наставления и заветы, которые передавались в моей семье из поколения в поколение. Один из таких заветов — это что-то вроде рекомендации, как приобретать друзей. По каким критериям формировать ближний круг. Говоря простыми словами, предки настойчиво советовали дружить с людьми бескорыстными, способными на самопожертвование, из тех, кто не будет спрашивать, почему в трудную минуту надо помочь, а просто встанет рядом и будет сражаться вместе с тобой. Ваш поступок как нельзя лучше характеризует вас как человека, которому стоит предложить дружбу, поэтому и отношение к вам в нашем доме будет таким — как к другу.
Блин, сколько пафоса — и только для того, чтобы сказать спасибо? Что за тараканы у него в голове? Нет, я понимаю, традиции там и прочее, аристократы всегда отличались кучей заморочек, непонятных простым людям, но ведь в наше время можно вести себя попроще, без вот этого всего.
Пьер между тем и не собирался останавливаться.
— Теперь, когда мы с вами разобрались с главным вопросом, можно перейти к другой части разговора. Я, как вы, надеюсь, заметили, достаточно обеспеченый человек и могу позволить себе по достоинству отблагодарить того, кто не задумываясь пришел на помощь моему сыну в трудную минуту. Как вы посмотрите на то, что я обеспечу вам возможность получить достойное образование здесь, в Париже, где у меня есть достаточно связей, чтобы устроить вас в любое учебное заведение?
Чуть не выматерился в ответ, вот правда. Чудом сдержался. И то только потому, что видел: человек говорит искренне. Мне пришлось взять небольшую паузу, чтобы успокоиться. Потом я как мог спокойно ответил ему:
— Пьер, спасибо, что объяснили мотив своего поступка. Поверьте, мне импонируют ваши принципы. Более того, я ценю и понимаю желание следовать заветам предков и соблюдать семейные традиции. Я буду счастлив принять дружбу от такого человека, как вы, если она будет предложена. Но я категорически не приемлю, когда в таких важных принципах возникает путаница. Я могу оплатить себе любое образование самостоятельно, если мне это понадобится, но речь не об этом. Если люди дружат, то, в моем понимании, между ними не может быть каких-либо вознаграждений. Есть взаимопомощь, взаимовыручка, в конце концов, если говорить языком аналогий, другу можно дать удочку, которой он поймает рыбу. И то — только на время, пока он не купит свою. Можно в конце концов компенсировать какие-то затраты, если друг понес их, оказывая вам помощь. Но никак не вознаграждать за эту самую помощь, потому что тогда это будет уже не дружба, а бизнес. Поэтому — нет, вознаграждение я от вас не приму, да и от кого-либо другого в подобном случае тоже, ведь это было мое решение вмешаться. Я поступил так не ради выгоды, но потому что у меня тоже есть принципы, даже несмотря на юный возраст.
Пьер выслушал это мое выступление с каменным лицом, выдержал небольшую паузу и с тем же пафосом спросил, протягивая руку:
— Примете ли вы мою дружбу, Александр?
Пожимая руку, я ответил не менее пафосно:
— Приму с радостью, — немного подумав, я добавил. — Может, ну его, этот пафос, предлагаю общаться без всякой вычурности, как раньше.
Пьер, улыбнулся, расслабился и ответил:
— Я совсем не против, вернее, полностью за.
Тут уже мы вместе засмеялись.
Собственно, на этом для меня разговор закончился. Но на самом деле он имел последствия, о которых я узнал позже, гораздо позже.
К тому моменту, когда мы освободились, народ разбежался по своим делам, и мне ничего другого не оставалось, кроме как возвращаться к себе в комнату и дальше зубрить французские слова. Терзать себя попытками что-то вспомнить из прошлой жизни я сейчас не стал. Просто не то место и время. Передавать кому-то во Франции какие-то интересные технологии я не собираюсь, поэтому и напрягаться сейчас не буду. Лучше уж сосредоточусь на изучении языка. Им, собственно, я почти весь день и занимался, да так активно, что к вечеру уже хорошо понимал разговоры французов.
Прожил я у этой гостеприимный французской семьи не две недели, как планировал, а полторы. После разговора с Пьером, во время которого мы договорились о дружбе, горничная резко изменила свое отношение ко мне и свое поведение. Как я понял, раньше она просто провоцировала неразумного пацана. Скорее всего, это была своеобразная проверка на стрессоустойчивость, иначе даже не знаю, как все это объяснить. Все остальное время, что я провел в гостях у французской семьи, Кэтрин вела себя предельно вежливо, но в тоже время стала ну очень строгой и серьезной, прямо с перебором.
На следующий день после того памятного разговора я съездил на такси к месту, где спрятал свои трофеи, забрал их и увез за город. Там в первом же попавшемся лесочке оборудовал небольшой тайник. Пусть все эти вещи пока лежат, может, когда-нибудь и пригодятся. Себе из трофеев оставил только выкидной нож и хитрую расческу (которая на самом деле не совсем расческа, но об этом я позже расскажу), а еще выгреб все оставшиеся деньги. Больше ничего брать не стал, в этом пока не было никакой необходимости.
Время в гостях пролетело быстро и незаметно. Я купил себе очки примерно как у Мишеля, чтобы гулять по Парижу, не пугая людей своими фингалами. Этим я очень активно пользовался, тем более что гулял я в приятной компании детей. Да, мы за это недолгое время успели крепко подружиться, даже Кристина, маленько привыкнув к моему присутствию, расслабилась и превратилась в обычную смешливую девчонку с легким характером. Несмотря на свои потрясающие внешние данные, она была еще дитя дитем, поэтому о каком бы то ни было флирте и о других подобных глупостях пришлось на время забыть. Не извращенец же я на самом то деле. Не созрела еще эта малолетка до того, чтобы вступать в отношения. Да и не понимает она пока, как действует на мужчин и что из этого следует.
Французский язык я изучал потрясающими темпами, чем изрядно поражал окружающих. Уже через три дня надобность в переводчике отпала. Нет, конечно, запомнить слова — не значит выучить язык, есть же еще грамматика и другие языковые особенности. Первое время я до истерики доводил своих новых друзей, выдавая такие перлы, что они загибались от смеха. Но, как говорится, упорство и труд все перетрут, так и я мало-помалу, но начал в итоге говорить приемлемо. Будь у меня чуть больше времени, думаю, стал бы калякать не хуже самих французов. С Пьером мы больше на серьезные темы не разговаривали, так, легкий треп ни о чем зачастую перед или после ужина, не более того. Была у меня мысль предложить ему поучаствовать в будущей большой афере и использовать его в качестве посредника, который в итоге и будет нелегально поставлять в Союз оборудование, но не стал пока этого делать. Вдруг в Америке у меня ничего не получится с этой темой, нехорошо будет обнадежить человека и потом так плохо выглядеть в его глазах.
А с отъездом именно через полторы недели так получилось только из-за того, что именно тогда в Нью-Йорк отправлялся пароход, принадлежащий Пьеру. Это был самый удобный вариант. Просто следующий рейс должен будет уйти только еще через неделю, а я и так нехило задержался в пути. Вот я и решил отправляться в путь именно сейчас.
До Французского Бреста, откуда мне предстояло отправиться в путешествие через океан, меня провожали все члены семьи, причем почему-то аж на трех автомобилях. Два из них были уже знакомые мне легковые, а третьим шел небольшой фургон, на который я поначалу не обратил внимания. Как выяснилось, зря.
Этот фургон вез подарки, которые приготовили мне мои новые друзья. Они вручили их мне только перед расставанием, чуть ли не у самого трапа корабля. Как выяснилось, портной не просто так меня обмерял. Мишель объяснил, что это дети скинулись и решили обновить мне гардероб. Не знаю, что они там понашили, буду разбираться позже, уже на корабле, но три здоровенных чемодана, видимо, набитых шмотками, они мне передали. Но вот кто меня реально удивил, поразил и озадачил, так это Пьер.
Когда из фургона выкатили мотоцикл, чем-то напоминающий настоящий Иж Юпитер-5, у меня натурально челюсть свалилась ниже пояса. Охренел я напрочь. Но, конечно, ненадолго. Да, очень похож этот аппарат на знакомый мне чуть ли не до боли мотоцикл, но это был не он. Очень хорошее подобие, но не он.
Пьер, глядя на меня, со смехом в глазах произнес:
— Я показал твой рисунок другу, у которого есть очень хорошо оборудованный механический завод, и попросил найти похожий мотоцикл и подогнать, насколько это возможно, под твой рисунок. Вот, это то, что получилось. Теперь ты владелец аппарата, дизайн которого придумал сам.
Дорогой подарок на самом деле, ведь другого такого мотоцикла сейчас в мире нет. Поэтому я от души поблагодарил этих людей за доброе ко мне отношение, пообещал обязательно отдариться (до этого почему-то даже не пришла в голову мысль, что неплохо бы подарить им что-то перед расставанием) и, по очереди обнявшись с каждым из них, ушел на корабль. Но не удержался при прощании от небольшого хулиганства. Шепнул на ушко Кристине, чтобы гнала от себя подальше поклонников, пообещал, что через несколько лет вернусь и сам на ней женюсь. Девушка зарделась и на удивление серьезным голосом прошептала в ответ:
— Я подожду.
Честно сказать, она этим своим поведением меня озадачила. Я ждал, что съязвит в ответ по привычке, может, засмущается или рассмеется, но чтобы вот так серьезно ответила — такого я не ожидал. Не зря когда-то отец говорил, что жизнь проживешь, а что творится в голове у женщин, так и не поймешь, золотые слова на самом деле.
В общем и целом, расставание с этой семьей получилось грустным. Понравились они мне, и, наверное, я даже прикипеть к ним успел, но деваться-то на самом деле некуда. Не оставаться же здесь навечно, впереди ждут великие дела, по крайней мере, я на это надеюсь. Поэтому, чем раньше я начну делать эти самые дела, тем будет лучше для всех, в том числе и для моих новых друзей.