еньги в любом случае пригодятся, а одной жопой, как известно, на все базары одновременно не сесть.
Только глубокой ночью, когда мы закончили обсуждать совместный бизнес, мне удалось поделиться с Пьером и своими бедами. Естественно, всего я ему не рассказал, во всяком случае в деталях. Но вот о противостоянии с еврейскими семьями обмолвился и, главное, о достигнутых с ними договоренностях. Обозначил, что трогать они меня не рискнут только какое-то время, что будет потом, когда мне нечем будет прижать этих противников к ногтю, один бог знает. Может, они и не рискнут что-то предпринимать в отношении человека, от которого получили по зубам, но наверняка постараются убрать препятствие, которое мешает им резвиться так, как они давно привыкли. По всему этому выходит, что жить как раньше у меня не получится. По-любому придется озаботиться вопросом своей безопасности, так что и тем, кто будет рядом со мной, ничего кроме золотой клетки не светит. Это я про Кристину, если кто не понял. Пьер, внимательно меня слушавший, неожиданно произнес:
— Хорошо, что ты это наконец-то осознал. Пойми, Александр, даже люди с состоянием гораздо скромнее твоего не могут себе позволить жить, как простые смертные. Им приходится мириться с присутствием охраны, соблюдать какие-то правила, чтобы не мешать этой охране работать. Вообще их жизнь кардинально отличается от жизни обычных людей. Вот чтобы совсем уж не стать отшельниками, они организуют клубы по интересам, где позволяют себе расслабиться и спокойно пообщаться с равными себе. Дружат семьями и создают что-то вроде кланов, где все поддерживают друг друга. По поводу Кристины можешь не переживать, она с детства готовилась именно к такой жизни, и ей в отличие от тебя привыкать не придётся.
Эти его слова меня действительно успокоили. Ведь невеста моя и правда из очень непростой семьи, и ей по определению все эти заморочки должны быть близки и понятны. Поэтому, кажется, зря я переживал и изводил себя сомнениями.
В Париж мы прибыли только на следующий день, поздно вечером, можно сказать, даже ночью. Мои бронеавтомобили Пьеру понравились. Да и не мудрено, ведь они благодаря своей массе были ещё очень мягкими на ходу. Эти мини-танки, казалось, плыли по дороге, а не ехали, от чего Пьер был в полном восторге.
Хотя уже было поздно, нас ждали, и если Кристина с братьями тут же полезли обниматься, то будущая тёща явно чувствовала себя не в своей тарелке. Да и как по-другому, накосячила ведь неслабо. Будь я и правда малолетним пацаном, наверное, даже здороваться не стал бы, а так подошел и произнес после приветствия:
— Зла я на вас не держу, но больше подобных выходок терпеть не стану.
Нет, я не угрожал, просто дал понять, что добром такие интриги не закончатся, если не дура — поймёт, а нет, значит ей же и не повезёт. Посмотрим, что будет дальше, сейчас же она просто извинилась, и на этом все.
Рассказывать о пребывании в гостях у друзей не стану, все было как всегда. Львиную долю времени я проводил в компании Кристины. Вернее, наверное, будет сказать, что все время мы проводили вместе, за исключением сна, так что пообщаться с кем бы то ни было наедине не представлялось возможным. Да и не нужно мне это было, хотя тёща несколько раз пыталась организовать разговор тет-а-тет. Что она хотела поведать наедине, я так и не узнал, как я уже говорил, это мне неинтересно. Может, конечно, зря я не стал ей помогать в этих её устремлениях, но такой уж я человек. Один раз человек нагадит мне в душу, и уже перестает для меня существовать. Поэтому и здесь я простить, конечно, простил, но на одном поле с ней даже по-большому не схожу, нет желания снова подпускать её близко, без меня как-нибудь.
Неделя, отведенная на Париж, пролетела как один день. Надо ли говорить, что очередное расставание было как серпом по известному месту, и далось мне с немалым трудом. Только и подумал, садясь в поезд: в следующий раз никаких отмазок по поводу возраста невесты в принципе не приму, надоело.
В Москве на вокзале меня встречал Абрам Лазаревич, которого я предупредил о своём приезде заранее, позвонив из Парижа. Конечно, особой необходимости во встрече нет, но ведь гораздо проще уехать с вокзала, когда автомобиль тебя уже ждёт, тем более, что приехал я не один и снова с кучей вещей. Нет, столько подарков, как в прошлый раз, я не тащил, всего пару чемоданов, но учитывая ещё и багаж двух телохранителей, вещей все равно получилось немало.
Абрам Лазаревич за время, пока мы не виделись, сильно похудел и выглядел как загнанная лошадь. На вопрос, что такого могло произойти, что он стал похож на высушенную мумию, он только отмахнулся. Уже по дороге домой дал понять, что позже расскажет и начал засыпать меня вопросами о моих делах. Пришлось рассказывать. Без подробностей, но основными новостями я поделился. Вообще он как-то странно себя вёл, слишком уж суетился и нервничал. Я не стал заострять на этом внимание, но сделал себе отметку выяснить, что здесь творится.
Дома я не успел даже вещи разобрать и оценить сделанный ремонт, как появились два неразлучных товарища, которые в прошлый раз опекали как родного. Приехали они с кучей подарков в виде серьёзного продуктового набора. Естественно, не обошлось без застолья, во время которого они и поведали мне, несмотря на то, что Абрам Лазаревич не хотел об этом говорить, о причине несвойственного ему поведения.
Оказывается, он, вернувшись из Америки, не стал ничего скрывать от руководства страны и рассказал о моем противостоянии с еврейскими финансистами во всех подробностях. Не забыл упомянуть он и о добытых у них документах, благодаря которым удалось прижать их к ногтю. В общем, долго рассказывать, главное, что Сталин нехило так обиделся на богоизбранный народ и хотел, как водится, начать махать шашкой направо и налево. Вот Абрам Лазаревич и принял, если так можно выразиться, всю его ярость на себя и начал уговаривать его не делать глупостей и просто вычистить страну от агентов влияния, не трогая евреев как таковых. Нет, некоторые евреи заслужили наказания, не без этого, но ведь из-за нескольких десятков уродов, наверное, не стоит спускать собак на целый народ. Если говорить коротко, Абрам Лазаревич сейчас находится под нехилым прессом, постоянно грызётся с главой государства, поэтому и выглядит, прямо скажем, не очень.
Прикольно всё-таки. Я, конечно, подозревал, что он очень не простой человек, но вот то, что он может грызться с самим Сталиным, это выше моего понимания. Как-то ещё из прошлой жизни у меня сложилось мнение, что с этим человеком спорить себе дороже, а тут вон оно как, оказывается.
Посиделки наши затянулись, и я даже слегка перебрал со спиртным. Нет, до беспамятности не напился, но, судя по жуткому утреннему сушняку, лишку хапнул. Но жаловаться мне в сейчас грех. Во время застолья мне удалось договориться с Ворошиловым, что он выделит мне нескольких грамотных штабистов, которые помогут подготовить доклад для руководителей страны с обоснованием, почему нужно создать несколько подразделений и обучить их по принятым в ЧВК стандартам. С Орджоникидзе я тоже очень продуктивно поговорил по поводу помощи мне в открытии здесь офиса и подборе нужных людей для руководства принадлежащими мне в активами на территории Союза. Очень удачно все вышло, вот только я так и не придумал, как помочь Абраму Лазаревичу, очень уж он на себя не похож, даже жалко его.
Думал, прежде чем окунуться в здешние дела, по-быстрому смотаюсь к деду, но не срослось. Просто неугомонные Орджоникидзе и Ворошилов уже к обеду нагнали толпу сотрудников, с которыми мне пришлось вести разговоры, объясняя им свои задумки, рассказывая все в подробностях и даже споря с некоторыми. Пока я занимался этой говорильней, а потом предварительным планом работ по подготовке доклада и подбором руководителей, как-то незаметно прошла неделя. Видя, что конца-края делам не будет, я потребовал себе самолёт, и когда мне после нескольких часов ругани с Ворошиловым его всё-таки предоставили, сразу сорвался к деду.
Одного меня в этот раз не отпустили, да и вообще отправили, как выразился Ворошилов, с опытным пилотом. Собственно, и самолёт был другим, тоже один с моего концерна, но четырехместный. Как меня уверили, теперь рядом с деревней есть подготовленное место для посадки и более крупного аппарата, не то что нашего самолетика. Пользуясь случаем, я, естественно, постарался взять с собой побольше подарков. Ничего такого, просто закупил все, чего обычно не хватает в деревне, живущей своим укладом в отрыве от цивилизации. Как-то упустил я из внимания тот факт, что теперь ни о какой изоляции от внешнего мира и речи нет. Народ все необходимое может приобрести без проблем, ведь самолеты, который я подарил в прошлый свой приезд, благополучно летают по графику, так что и проблем с покупкой всего, что нужно, у них нет. Осознал я, что с подарками в этот раз накосячил, только на месте, когда увидел лицо деда, с удивлением глядящего на все это изобилие. Благо я додумался кроме того, что действительно нужно (по моему мнению) в хозяйстве, я ещё и деликатесов разных с выпивкой прихватил, чем немало порадовал деда. После положенных в таких случаях обнимашек, когда мы начали разгружать самолёт, я обратил внимание на незнакомую тётку, трущуюся рядом с дедом. Эта женщина как-то очень уж по-хозяйски командовала пацанами, помогающими разгрузить самолет. Дед, заметив мой интерес, как-то засмущался и произнес:
— Вот, Саша, это Варвара, я тут, пока тебя не было, женился.
Сказать, что я охренел от такой новости, это ничего не сказать. Мой дед, ярко выраженный социопат, и женился, сказал бы кто другой, никогда бы не поверил, но тут пришлось. Теперь уже с интересом, пока мы разгружались, я наблюдал за этой тёткой и понял, что она не такая старая, как кажется на первый взгляд. Вернее она и так старой не казалась, просто одежда слишком уж на ней бабская, что ли. А когда она, улучив момент, улыбнулась деду, я понял, что этой тётке едва ли больше тридцати лет. Осознав это, я только и подумал: «похоже, недалек тот час, когда у меня появится малолетний дядя». Эта мысль почему-то рассмешила, и я с трудом не расхохотался, когда дед уже официально представил нас друг другу.