Когда добрались до коптильни, где как раз доставали очередную партию готовой рыбы, он не удержался и попробовал леща холодного копчения, и вкус его очень удивил. Потом он не поленился обследовать, как тут все устроено, притом до мелочей. Он не скрывал, что рыба ему понравилась и что он хочет построить у себя такую коптильню. Более того, он тут же предложил выкупить у меня одно из людей, которые умеют коптить рыбу, отчего я на миг даже растерялся. Понимая, что таким людям отказывать не принято, и при этом не желая распоряжаться судьбой своих крестьян, я ответил ему очень осторожно, но при этом честно:
— Ваша светлость, не сочтите за дерзость, но о торговле крепостными не может идти и речи. Не могу я продавать людей. Я легко дам им вольную, и вы можете с ними договориться о переезде и работе на вас, но продавать не могу и не буду, потому как считаю это неправильным. Можно без проблем обучить этому ваших людей, если, конечно, вы их сюда пришлёте. Или вы договоритесь с отпущенными на волю крестьянами. Но продажа людей попросту невозможна. Извините, если я вас огорчил, но это принцип, переступить через который я не могу.
Граф почему-то стал ещё более задумчив, ничего мне на это не ответил, а после прогулки довольно долго о чем-то разговаривал с мамой.
Глава 7
— Признаться, Александр, вы меня удивляете, и чем дальше, тем больше, — вещал граф, сидя в удобном кресле за небольшим столиком, смакуя вино и любуясь видом на реку. Мы устроили что-то вроде пикника и для этого использовали походную плетеную мебель, которая, оказывается, у графа была с собой. Он вообще неординарный человек, и одной из его слабостей, как выяснилось, был как раз отдых на природе. Понятно, что я, узнав это, тут же вспомнил про шашлыки, и вот на третий день пребывания графа у нас в гостях мы наконец-то выехали в одно интересное место, где открывались по-настоящему красивые виды. Небольшая полянка на краю леса с удобным выходом к реке как нельзя лучше подходила для такого отдыха.
Сейчас, расположившись на этой самой поляне, я самолично жарил шашлыки, мама как наседка присматривала за резвящимися сестренками, а граф, развалившись в кресле, прихлебывал вино и рассуждал о жизни в целом и обо мне в частности.
— Да, я поначалу, слушая ваши рассуждения о судьбе крестьян, подумал, что вы подвержены набирающим сейчас популярность идеям вольнодумства. Но вскоре сделал вывод, что это не так. На самом деле вы очень глубоко анализируете процессы, происходящие в стране, и высказываете здравые замечания и идеи, что очень странно, если вспомнить, сколько вам лет.
Ну да. Зацепились мы вчера языками на тему освобождения крестьян от крепости, и я высказался по этому поводу, не сдерживаясь. Что называется, прованговал, чем может закончиться освобождение крестьян, если им не выделят землю, если государство не поможет им на первых порах им государства и не примененит выкупные платежи. А несколькими вопросами, которые я задал графу во время обсуждения, я и вообще поставил его в тупик и заставил задуматься. А всего только и спросил: кому на самом деле принадлежит вся земля в государстве целиком и полностью, разве не царю? Ведь, как я понимаю, государи ей награждали отличившихся за верную службу, давая им таким образом возможность зарабатывать на достойное существование? Притом не могло идти и речи о том, чтобы награжденные могли на этих землях устанавливать свои законы или организовывать свои государства внутри страны? Получается, что правящие государи давали землю своим сподвижникам как бы во временное пользование за верную службу? Тогда почему сейчас царь не может распоряжаться, по сути, своей землёй? Почему не может приказать помещикам выдать крестьянам при освобождении часть этой земли и добиться выполнения этого приказа?
Понятно, что граф начал заниматься словоблудием, пытаясь донести до меня, что не все так просто. На что я ответил ему очередной порцией вопросов.
— Хорошо, допустим, у помещиков теперь землю не отобрать. Тогда почему бы не поставить их в такие условия, чтобы они сами захотели от неё избавиться? У царя ведь есть земли, которые принадлежат ему лично, так почему бы отмену крепостного права не провести в несколько этапов? Можно ведь освободить поначалу только часть крестьян и дать им землю, которая не принадлежит помещикам, при этом поддержать этих крестьян кредитами и временной отменой податей. А вот помещиков, у которых эти крестьяне будут отобраны, обязать обрабатывать принадлежащую им землю и в случае, если они с этой задачей не справятся, просто её отобрать. Естественно, помещики попытаются от неё избавиться и продать, чтобы получить хоть какие-то деньги. Тогда надо выкупить у них эту землю по минимальной цене и продолжить освобождение крестьян в том же духе.
Понятно, что граф не мог не задать один простой вопрос:
— Откуда на все это взять деньги?
— У помещиков и взять. Если подойти к делу грамотно, деньги можно найти, притом быстро, собственно, как и землю. Почему у помещиков, заложивших свои земли не по одному разу и просрочивших платежи по этим займам, до сих пор не отобрали землю? Это первое, но есть ведь и второе. Почему дворяне не платят подати? Не пора ли обязать их платить налоги? Ведь, если я не ошибаюсь перед войной с Наполеоном налоги вводили? Так зачем их было отменять?
— Александр, как я уже говорил, все эти вопросы очень непростые. Ведь дворяне — это опора престола и обижать их, действуя по предложенному вами сценарию, идея не самая лучшая. Так и до восстания недолго довести.
«Ага, опора. Дармоеды эти дворяне, потерявших всякое чувство меры», — так я подумал про себя и не стал ничего отвечать графу.
Но этот разговор был вчера, сегодня граф, похоже, решил его продолжить, вот только у меня настроения на это не было никакого. Что толку распинаться, если ничего нельзя поменять. Собственно, так я ему и ответил, что, дескать, не вижу смысла переливать из пустого в порожнее, если бы от меня что-то зависело, тогда да, можно было бы поломать голову, а так и без этого есть о чем подумать.
Не так, конечно, резко я ответил, но по смыслу близко, и граф мой ответ принял и сразу сменил тему, заговорив об обстановке и положении дел в нашем поместье.
— Скажите, Александр, вот вы объединили крестьянские наделы и заставили людей работать сообща. Зачем это нужно было делать? И как так получилось, что ваши крестьяне совсем не возмущены этим порядком вещей? Ведь известно, что они за свои наделы глотки готовы друг другу перегрызть, а тут все прошло мирно и работает эффективно.
— Да просто все. Дело в том, что большинство деревенских мужиков ушли с отцом в злосчастный поход и не вернулись. Если бы я не объединил землю и не организовал ее коллективную обработку, сами крестьянские семьи с этим не справились бы ни при каком раскладе, и они это прекрасно понимали. Конечно, те семьи у которых мужики не уходили с обозом, особо этому объединению не порадовались, но так было до тех пор, пока я не пообещал все взаимоотношения между участниками объединения перевести в денежное выражение. Говоря другими словами, здесь создано подобие организации действующей по принципу «от каждого по возможности, каждому по труду». Если говорить совсем просто, по итогам их работы я буду распределять заработанные всеми нами деньги в соответствии с трудозатратами каждого человека.
В общем, я перевёл все взаимоотношения крестьян в совершенно другую, непривычную для них но рабочую и эффективную плоскость. За работу они получат деньги и какую-то часть от той пищи, которую все собрали и заготовили. Куда они будут тратить заработанные средства, их проблемы.
— Хорошо, идея понятная и для какой-нибудь европейской страны вполне приемлемая. Но у нас, мне кажется, она утопична, ведь вам все равно придётся продавать результаты своего труда большим перекупщикам, как это делают другие. В итоге, как и раньше, выгодной ваша система будет для совершенно других людей, а ваши крестьяне, как и раньше, останутся без денег. Получится, что те, кто больше вложил сил в эту работу, останутся ни с чем и будут недовольны, а это в свою очередь поставит на этой идее крест. Не так ли?
— Да, вы правы, если реализовать продукцию по вашему сценарию, так и будет, но я не собираюсь следовать по этому пути. Я не хочу и не буду продавать все перекупщикам, потому что, если учесть, что имение у нас совсем небольшое, это путь в никуда. При таком раскладе я могу и не свести концы с концами. А вот если продавать не ресурсы, а в некотором роде изделия, расклад может быть совершенно другим. Мне и надо только придумать, что предложить людям с деньгами что-то такое, чего у них нет. Естественно, это что-то должно быть изготовлено из ресурсов, полученных благодаря работе моих крестьян. Идеальным вариантом был бы ресторан в городе, где мы использовали бы выращенные здесь продукты, как я изначально планировал, но сейчас придётся придумывать что-то другое. Мама наотрез отказалась, как она выразилась, поганить наш городской дом.
— Даже не представляю, как можно изготовить что-то интересное, допустим, из пшеницы, чего нет у богатых людей, — задумчиво произнес граф.
— Как раз из пшеницы очень легко приготовить что-то интересное и необычное, вот из овощей, которые мы выращиваем — это да, придётся голову поломать, но я справлюсь.
— Не поделитесь секретом, что такое можно изготовить из зерна, чего нет у других?
— Почему нет, очень даже есть, но не такое, — с улыбкой я ответил графу. — Вы же, наверное, знаете что-нибудь о макаронах или спагетти?
Дождавшись от графа кивка, я спросил:
— Что мне помешает их изготавливать? Ведь продать их будет гораздо выгоднее, чем зерно, не так ли?
— Но ведь для их изготовления нужно ещё больше труда людей, — парировал граф.
— Да, это так, но и курочка ведь по зернышку клюёт и набирает вес, так и здесь. Передо мной стоит задача продать подороже продать свою продукцию и получить за нее живые деньги. Как мне кажется, придумать какой-нибудь уникальный товар можно и нужно. Те же макароны можно делать разной формы, а люди падки на все необычное.