Если бы они просто уведомили, что это теперь принадлежит государству и никаких гвоздей, я, наверное, отнесся бы к этому с пониманием и дергаться не стал. Но они предложили мне оплату за передачу прав и обидели меня. Нет, не самим предложением, а озвученной суммой.
Ещё больше меня возмутился сам факт переговоров в моё отсутствие. Так как я несовершеннолетний и не могу самостоятельно подписывать какие-либо бумаги, эти скунсы насели на маму, предлагая подписать их документы не глядя.
Так уж звезды сошлись, что я вернулся из гимназии как раз в тот момент, когда мама вела чиновников в отцовский кабинет, чтобы там подписать все бумаги. Естественно, эта процессия меня заинтересовала, и я спросил, что, собственно, происходит, а когда услышал мамин ответ, по-настоящему прифигел и разозлился.
Для начала, извинившись перед гостями, я увёл маму в сторонку и спросил:
— Мама ты правда считаешь правильным подписывать за меня какие-либо документы без моего ведома?
Мама слегка смутилась и попыталась оправдаться, сказав, что это для пользы державы. Пришлось мне в довольно резкой форме объяснять ей прописные истины.
— Мама, а ты точно знаешь, что это для пользы державы? Ты читала то, что собиралась подписывать? Это первое. Второе: ты полностью уверена, что подписанные тобой документы мне не навредят? И третье: ты и правда считаешь меня недееспособным? До сих пор думаешь, что я ещё маленький и не способен осознать последствия тех или иных поступков? Или, может…
В общем пришлось читать целую лекцию о том, что такое хорошо, что такое плохо и похоже я до мамы достучался. Хоть и довёл её до слез, но теперь на все сто уверен, что она без меня никаких документов в принципе не подпишет. И, не только вместо меня, она в принципе ничего не подпишет без моего одобрения.
После разговора с мамой начались хороводы с чиновниками. Вернее, с одним из них, который, как я понял, исполнял обязанности юриста, ну или стряпчего, как здесь говорят.
Этот дядька, одетый в гражданское платье, вёл себя слишком самоуверенно и даже нагло, прям на грани фола. Естественно, мне это не понравилось. Тем не менее я — в отличие от него — старался разговаривать очень вежливо, конкретно и по делу. Мой оппонент в этих переговорах выглядел натуральным колобком, надувшимся от своей важности, который изо всех сил старался давить авторитетом, чтобы побыстрее закончить с этим делом. Росточка он был небольшого, заплывшим жиром лицом напоминал упитанного поросенка, злобно зыркающего на мир глубоко посаженными глазками, поэтому вся изображаемая им важность, как по мне, смотрелась нелепо. Но это ладно. Главное, что меня возмутило это не его поведение в целом, а отношение этого дятла лично ко мне.
Когда после разговора мы с мамой вернулись к гостям и зашли с ними в кабинет, мама попросила колобка дать мне прочесть документы, требующие подписи. На что этот дурачок объявил, что смысла в этом не видит, мол, я там все равно ничего не пойму. От такого развития событий я на миг даже потерялся, но мухой взял себя в руки.
— Хорошо, господа, в таком случае будем прощаться. Разговаривать нам больше не о чем, — произнес я очень спокойным ровным голосом и с доброжелательный улыбкой.
Колобок мгновенно вызверился и разразился гневной тирадой:
— Что значит «прощаться»? Вы должны подписать документы, и вы их подпишете. Или вы думаете столь уважаемым людям, — он обвел рукой вокруг себя, — заняться больше нечем, кроме как преодолевать такие расстояния впустую? Нет уж, раз мы сюда приехали, значит того требует государственная необходимость, — тут он поднял указательный палец вверх, — и мы добьётся нужного результата…
Этот поросенок продолжал вещать, забивая эфир ничего не значащим словоблудием, а я в это время наблюдал за присутствующим при этом цирке графом, который, как мне помнится, обещал за мои изобретения серьезные деньги. Сейчас он молчал и просто с интересом наблюдал за разворачивающимися событиями.
На слова колобка о том, что он может обойтись и без подписи, получив привилегии от государства, я с все той же улыбкой ответил:
— Тогда тем более нам не о чем разговаривать. В таком случае мы вас, господа, не смеем задерживаит. Счастливого пути.
После этих моих слов спутники колобка, до этого сохранявшие невозмутимый вид, растерянно переглянулись, что не укрылась от моих глаз. Колобок, между тем, как-то даже взвизгнул, обращаясь непосредственно ко мне:
— Ты ничего не получишь!
— Ну почему же? — спросил я, изобразив глубокое удивление. — Думаю, как только стану совершеннолетним, смогу получить за историю о том, как здесь ведутся дела, неплохие деньги. В Европе людям будет интересно об этом почитать.
Толстяк несколько секунд просто молча открывал и закрывал рот, а потом завизжал:
— Да как ты смеешь, сопляк?
Видя, что на меня его визг особого впечатления не произвёл, он вдруг повернулся к маме и, протягивая бумаги, произнес приказном тоном:
— Подписывай, иначе об угрозах твоего щенка узнает государь.
— Конечно, государь об этом узнает, — сказал я, закрыв маму спиной. — Думаю ему без искажения расскажут, что тут произошло. А подписывать мы ничего не будем. Теперь-то уж точно.
Колобок неожиданно растопырил свои толстые, похожие на сардельки пальцы и потянулся к моей груди. Я сам не понял, как у меня в руке оказался револьвер, но воспользоваться им я не успел. Граф неожиданно рявкнул во всю мощь своей глотки:
— Стоять! — после чего сказал уже спокойно: — Александр, спрячь оружие. Я тебе обещаю, что обо всем произошедшем государь узнает, как ты выразился, без искажений.
После этого граф повернулся к колобку и уже каким-то вкрадчивым голосом спросил:
— Сударь, кто вам дал право вести дела государя подобным образом?
Слегка побледневший колобок гордо выпрямился и произнес:
— Я представляю здесь интересы военного ведомства.
Граф фыркнул и негромко сказал:
— Интересно, кто там у нас такой прыткий, — и уже громче коротко кинул, протягивая руку: — Бумаги!
Колобок понял его правильно и тут же передал стопку документов графу. Тот быстро, явно по диагонали их просмотрел и неожиданно протянул их мне.
— Полюбопытствуйте, Александр
Пока я читал условия соглашения меня, разбирал смех. Ну а как иначе, если, согласно этому договору, я передаю все права на свои изобретения неизвестному господину, фамилия которого была написана очень уж неразборчиво, за тысячу рублей ассигнациями. По пятьсот за винтовку и револьвер. Закончив чтение, я решил немного похулиганить и произнес:
— Странно, я не увидел упоминания военного ведомства. Но в принципе это неважно. Мне уже предлагали за передачу прав несравнимо больше, поэтому смысла подписывать этот документ я не вижу. Ведь полтораста тысяч рублей серебром всяко лучше тысячи ассигнациями, не так ли?
Интересно было наблюдать за реакцией на эти слова всех присутствующих.
Колобок почему-то сдулся, растерял всю важность и лицо у него стало похоже на печеное яблоко. У мамы глаза увеличились в несколько раз и стали настолько огромными, что я даже запереживал за её здоровье. Граф тоже неслабо удивился и буквально уронил челюсть, а сопровождающие колобка господа почему-то засуетились, о чем-то активно перешептываясь между собой.
«Похоже шутка у меня удалась», успел я подумать, прежде чем граф начал неожиданно резким голосом задавать вопросы.
— Александр, надеюсь, вы не подписывали никаких документов?
Граф при этом стал предельно серьезным, собранным и остро посмотрел мне в глаза. Я же, продолжая играть, ответил:
— Нет, конечно. Обещал подумать, все-таки деньги предложили совсем небольшие.
Эти мои слова тоже вызвали у всех неоднозначную реакцию. Колобок икнул, мама несмело улыбнулась, а граф с облегчением выдохнул и, повернувшись к колобку с компанией, сказал:
— Господа, вам действительно пора. Дальнейшие переговоры не имеют смысла. Эти бумаги, — он кивнул в мою сторону, — я заберу и покажу государю. Дальнейшие переговоры о передаче прав будут вестись без вашего участия.
Колобок стал белым, как стена, и попытался что-то возразить, но граф, как-то подобравшись, коротко рявкнул: «Воон!»
Высоких гостей как ветром сдуло, они прям наперегонки исчезли из кабинета.
— Ничего не меняется, — произнес граф с тяжелым вздохом. Потом выдержал небольшую паузу и снова остро посмотрел мне в глаза. — Рассказывайте, Александр, кто вам сделал предложение о передаче прав?
Честно сказать, мне хотелось просто послать этого аристократа далеко и надолго. Как-то слишком много его стало в нашей жизни, и меня это начало напрягать.
Но я все же смог сдержаться и не наговорить глупостей.
— Никто, — ответил я и ненадолго замолчал, задумавшись. — Я сказал так, только чтобы сбить спесь с этих дельцов. Но сейчас появилась идея, что неплохо было бы устроить аукцион и продать права подороже.
Граф зависший, от моего ответа, секунду напоминал изваяние, а потом начал хохотать, как ненормальный, и в какой-то момент даже согнулся, держась за живот. Мы с мамой только переглянулись, и я пожал плечами, как бы говоря, что сам в шоке от такого его поведения. Граф, просмеявшись, негромко произнес:
— Давно я так не смеялся. Умеете вы, Александр, удивить. Но бог с ними, с этими дельцами. Давайте всё-таки определим, сколько вы хотите получить за передачу прав на изобретения. Я буду докладывать государю, заодно и сумму озвучу.
Отвечать я не спешил и сначала немного подумал. Мне не особо сделают погоду деньги, полученные таким образом, но и отказываться от них было бы глупо.
Размышляя, какую сумму мне назвать, я почему-то вспомнил, сколько получил за свое изобретение знаменитый Мосин, придумавший трехлинейку. Читал об этом когда-то в прошлой жизни и не понимал, честно сказать, человека, который, по сути, купил себе жену за вырученные деньги. Наверное, благодаря этому казусу и сумму запомнил. Ему тогда выплатили тридцать тысяч рублей. Но ведь он был военнослужащим и еще получал зарплату, работая над этой винтовой. Поэтому, наверное, не будет наглостью если озвучу скажем по пятьдесят тысяч за каждое оружие. Приняв решение, я не стал сразу озвучивать сумму, а начал издалека.