Рядом с бронзовой головой находилась бронзовая закрытая дверь, ведущая, как я догадался, в другую комнату.
— Там еще что-то есть? — спросил я, потянувшись к ней.
Движение Аэлиона было насколько быстро, таким молниеносным, что я не заметил, как оно произошло. В одно мгновение моя рука тянулась к дверному проему, а в следующее он уже оказался рядом со мной, а его кулак навис над моей рукой.
— Это личное, — грозно произнес он. — И я думаю, что наш разговор законен.
Я посмотрел в его карие глаза. Аэлион не был зол, я не думаю — он просто настаивал.
— Ладно, — ответил я, отдергивая руку и смеясь.
Я оскорбил его. А может, просто нарушил правила гостеприимства. В любо случае, о не двигался.
Я отступил.
— Я отнял твое время.
Теперь он улыбнулся. Я мог сказать, что он хочет, чтобы я ушел. И из-за этого я захотел остаться. Трон, почему я такой?
— У меня есть дела, которые мне нужно сделать, — произнес Аэлион.
Мне так хотелось надавить на него, увидеть, чего он стыдиться в этой комнате. Это конечно было невозможно. Я уже рисковал своей рукой, провел с ним больше времени, чем расчитывал, и не похоже, что я мог запугать его настолько, чтобы он сделал то, чего не хочет.
— Я бы хотел еще раз повторить наш разговор, — произнес я. — Если ты еще найдешь на это время.
Аэлион не пошевелился.
— Отправь свою просьбу палубному мастеру.
Я знал, чем это закончится.
— Возможно, я просто найду тебя снова, — сказал я. — Когда все успокоится. Или когда все закончится.
Аэлион активировал внешнюю панель, и дверь открылась.
— Тебе не долго ждать этого, — ответил он.
Он был прав — мы не заставили себя долго ждать. Когда настал момент и представилась возможность увидеть последствия неповиновения мира, мне вспомнились именно слова Аэлиона.
«Тебе лучше стать свидетелем настоящей битвы».
Сангвиний не хотел сражаться. Нежелание не было притворным. И все же, когда это случилось, насилие, развязанное им, поражало воображение. Я оказался не готов к полному масштабу этого, даже после стольких предупреждений. К этому оказались не готовы и илехимы. В первые несколько дней титанических столкновений в пустоте, когда массивные линкоры освещали пустоту огнем и яростью, делегация из осажденного мира пыталась установить контакт, чтобы отбросить свою прежнюю непримиримость и просить о мире.
— Теперь мы готовы к сотрудничеству, — говорили они. — Нет необходимости в таких масштабных разрушениях.
Слишком поздно. Как и говорил примарх, шанс был честно предоставлен, а теперь он исчез. Завоевание орбитального господства заняло всего два дня. Затем последовали высадки, направленные на все населенные пункты. Ударные подразделения Кровавых Ангелов уничтожили ключевые оборонительные сооружения, в то время как Ауксилии, при хорошей поддержке, волна за волной захватывали города. Планирование было безупречным. Я лично видел, как тщательно фронты сражений накладывались и поддерживали друг друга. Они делали это множество раз и точно знали, куда нанести удар. Это происходило быстро, жестоко и ошеломляюще.
Теперь уже остались последние дни, в развязке казни мира. Перед нами стояла их последняя оставшаяся столица — огромный обнесенный стеной городской комплекс, возвышающийся над тем, что когда-то было плодородными равнинами. Башни на стенах пылали, пораженные многочисленными одновременными атаками. Атмосфера наполнилась клубами горящего прометиевого пара, поля превратились в отравленную кипящую трясину. Защитные бастионы выдержавшие все восстания и вторжения ксеносов в темные дни Долгой Ночи, теперь представляли собой груды дымящихся обломков.
После того, как мой «Носорог» подбили, а мои спасители прилетели за мной, у меня появилась возможность понаблюдать за событиями с еще более близкого расстояния. Мне удалось повернуть голову, чтобы получить размытый вид из узких щелевых окон корабля. Среди летящего пепла и грязи я увидел высокие валы с огромными пробоинами, пробитыми в них. Местность внизу густо усеивали бронированные машины, пробивающие себе путь через проломы, их поддерживали воины, спешащие преодолеть любой изолированный очаг сопротивления.
В огненном мраке я едва мог различить защитников. Они были разбиты, отброшены назад и заживо погребены, под рушащимися цитаделями вокруг них. Между огромными остовами двух разбомбленных черных цилиндрических башен я разглядел сопротивление — отделение бойцов в тяжелых бронекостюмах, пытавшихся держать оборону позиции при поддержке каких-то многоногих механизированных шагоходов. Объем огня, который они испускали, выглядел впечатляюще: энергетические лучи, коротко вспыхивающие неоново-голубым светом, подкрепленные снарядами, выпущенными из открытых стволов статических пусковых установок.
Это продолжалось недолго. Перед тем, как корабль скрылся из виду, я увидел, как тяжелые орудия легиона выстрелили прямо в них, с исключительной точностью выцелив врага. Я не эксперт по боеприпасам. В том урагане были лучи волкита? Лазерные разряды, дополненные болтерными снарядами и взрывными? Возможно, все и сразу. Главное — это неведение, которое было идеальным. Залп уничтожил позицию, разрушив стены по обе стороны, баррикады, доты, а затем пробив землю, пока из трещин, словно гейзеры, не взметнулись вверх шлейфы горящей земли.
Это было больше, чем война. Как и обещал Примарх, это стало уничтожением. Кровавые Ангелы пришли не для того, чтобы захватить это место. Они находились здесь, чтобы уничтожить его, разрушить, не оставить ни одной стены и улицы.
Я не мог оторвать глаз от этого. Каждый раз, когда я прищуривался, я видел новые акты уничтожения. Большая часть широкомасштабных разрушений была произведена тяжелой бронетехникой, но пехота так же сновала повсюду. В ней не было необходимости. Они могли бы сидеть сложа руки и позволить танкам разнести вражескую оборону, но они предпочли подойти ближе, достать свои мечи и топоры и вступить в бой. Даже сквозь бешеный гул и взрывы я слышал их боевые крики, выражавшие такую глубинную ярость, о которой я даже не подозревал.
Я бросил быстрый взгляд на своего спутника — того, кто меня спас. Он не обращал на меня никакого внимания, а внимательно вглядывался в показания ауспекса. Время от времени, когда корабль набирал высоту, он смотрел в обзорные окна, словно пытаясь отыскать что-то на определенном участке земли. Остальные молчали, едва шевелясь, пока мы кувыркались в воздухе. Я не мог этого понять — пять космодесантников были бесценным активом. Тем не менее, у них есть какой-то приказ, и я не собирался задавать никаких вопросов.
По правде, я должен был ужаснуться, или, возможно, испугаться. Но я почем-то не испугался. Адреналин от поездки разогнал мою обычную усталость, и мое сердце бешено колотилось. Я продолжал наблюдать. Впитывал все — темп, масштаб, почти космические уровни разрушения. Я стал частью этого. Всего лишь кусок дрейфующего дерева, удерживаемый на плаву приливом ярости легиона, но я был здесь, в самом эпицентре происходящего. Я смогу написать об это, я знал это. Я мог бы создать эту картину для Империума, как для вдохновения, так и для предупреждения.
Они — ангелы в архаическом смысле, — повторил я про себя. — Посланники далекого Престола, блюстители его безжалостного закона.
Затем корабль внезапно изменил направление, сильно накренился, и я резко поднял голову. В поле зрения на мгновение открылось широкое пространство руин, целая цепь разбитых и перемешанных каркасов башен. Я увидел, что из самого сердца пекла поднимается могучее зиккуратоподобное сооружение, темное, как битый свинец, все еще частично целое и распростертое более чем на километр по обеим осям. Наружу выходили проходы, соединяющиеся с огромными арочными воротами, каждый из которых пульсировал неоново-голубым светом. Бой шел на всех поверхностях, переливаясь через валы и парапеты, спускаясь по подъемным проходам и ангарным воротам.
Я не смотрел ни на одну из этих сотен отдельных дуэлей и схваток, несмотря на то, что Иллехи оказывали здесь ожесточенное сопротивление. Конечно, они сопротивлялись — должно быть, это их последний дворец, их единственный оставшийся центр управления и контроля, место их почти исчезнувшей цивилизации. Я не смотрел на все это, потому что лишь одно зрелище приковывало мое внимание: он был здесь, она сражался, вел бой спереди, нанося убийственные удары своими безупречными руками.
Мне удалось лишь мельком взглянуть на него. Всего несколько секунд, прежде чем мы снова умчались прочь, туда, куда пилотам было приказано добраться и сесть. Но это было достаточно, потому что казалось, что при нем время ускорялось. Казалось, что летящие обломки замедлялись, колеблющееся пламя вязло в трясине, и все это для того, чтобы дать ему надлежащую оправу, галерею вокруг драгоценного камня.
Херувимы тоже были с ним. Облаченные в свои тяжелые терминаторские доспехи, они несли гигантские щиты и орудовали мечами, копьями и длинноручными топорами. Они сражались на труднопроходимой местности — в паутине разорванной арматуры и взорванной каменной кладки — и просто пробивали себе путь через нее, испаряя препятствия и отбрасывая преграды. Несмотря на всю эту неразбериху и пыль, они сохраняли полный строй — круг вокруг защищаемого ядра. Я заметил там Бел Сепатуса и с трудом мог поверить в его трансформацию. Все их движения были невероятно быстрыми, учитывая размеры их доспехов, и это делало их еще более ужасающими — как кошмар, движущийся в неестественном темпе, или лихорадочный сон, в котором время ускорилось. Они были телохранителями своего повелителями, и сражались именно так, подставляя себя под удар, используя свои щиты для создания единой дугообразной линии обороны.
Что касается Сангвиния, я не знал, как долго он сражался. Возможно, всего несколько часов. Возможно, несколько дней. Его доспехи больше не сияли золотом, а стали черно-красными, обугленными пламенем и запятнанными кровью, которую он уже пустил. Крылья, полностью расправленные, выглядели одновременно великолепно и ужасающе. Их перламутровые блеск сменился месивом из крови и обломков, накопившихся после его падения в гущу сражений. Конструкции вокруг него представляли собой не более чем скрутки сломанных стоек и лонжеронов, расходящихся от него вогнутой полусферой, словно он врезался в них сверху и создал взрывную волну при ударе.