– Характер ран? – изогнул дугой брови Паша.
– Да. Этот человек в обоих случаях одним и тем же ножом орудовал, наверное.
Вот оно что. Как же это сразу не пришло ему в голову.
– И еще – характер самого ранения, – добавил Дегтярев. – "Почерк убийцы", как в детективах пишут: направление удара, глубина раны во всех этих случаях сходятся.
– Ну их всех к черту, – отмахнулся Паша. – Ужинать давай.
Он уже не мог слушать Дегтярева, потому что понял вдруг, какой он опасности подвергается. Ему открылось, как глупо и неосторожно он действовал. То, что Дегтярев рассказывает, – это ведь не все, это на поверхности лежит. А сколько еще у милиции способов разных.
– Яичницу будешь? – спросил из кухни Дегтярев.
– Буду.
Паша в кухню не пошел, остался в комнате. Ему успокоиться надо было. Через пять минут подошел к зеркалу, всмотрелся в свое отражение. Выражения испуга на лице не было. Только суровость какая-то, но это не страшно, это у него обычное выражение.
Выглянул из кухни Дегтярев, пригласил к ужину. На столе стояла непочатая бутылка водки.
– Ну что, трезвенник? – сказал Дегтярев и на водку показал. – Будешь сопротивляться?
– Наливай.
– Ого! – сказал Дегтярев, взглянул с интересом. – В твоей жизни, я чувствую, происходят большие изменения.
А Паше сейчас хотелось одного – водкой страх вглубь загнать. И еще – чтобы руки не дрожали. Он раскис совсем в последнее время.
Выпили.
– Слушай! – сказал Дегтярев. – Когда гости придут…
– Какие гости? – встрепенулся Паша.
Он никого не хотел видеть сейчас.
– На мой день рождения.
– А-а, – протянул Паша, успокаиваясь.
– Так вот, когда гости придут – ты не говори им, что мы с тобой грузчиками работаем.
– Это почему же?
Дегтярев улыбнулся застенчиво, разлил водку по стаканам.
– Знаешь, я не говорю никому об этом, – сказал. – Встретимся, бывает, на улице. "Привет!" – "Привет!" – "Где работаешь?" – "Так, в конторе одной". – "Купи-продай, а?" А я отвечаю: "Да". И все. Они думают, что я по бизнесу. А у нас сам знаешь какой бизнес.
Выпили.
– А что же ты грузчиком работаешь, если тебе работа эта не по душе?
– Паша, я бизнесом-то занимался.
– Неужели?
– Ага. Только бизнес странный какой-то. Купил, продал, подсчитал доход – и получается, что лучше бы на зарплате какой-либо сидел. Деньги те же, зато не клят, не мят.
– И люди уважают, – подсказал Барсуков.
– Да, и люди уважают.
Дегтярев посмотрел подозрительно на бутылку с водкой.
– Она некрепкая какая-то.
– Облегченная, – пояснил Паша. – Для детей младшего и среднего школьного возраста.
– Нет, Паша. Для таких – ситро "Буратино".
– Это в нашем с тобой детстве было "Буратино", Дегтярь. А сейчас ребятишки водку пьют с самого детского сада.
Паша склонился через стол к Дегтяреву, сказал тяжело, с придыханием:
– Знаешь, почему я их ненавижу всех?
– Кого, Паша?
Дегтярев отклонился немного, отчего-то разволновавшись.
– Краснопиджачных этих. Я их за то ненавижу, что они всю нашу жизнь прежнюю сломали.
– Это не они, Паша.
– Они! И теперь детишки по помойкам лазают и водку пьют, им "Сникерсы" вонючие дороже всего.
– Да, – сказал Дегтярев печально, издевку в голосе подавив. – Из-за "Сникерсов" этих фабрика "Красный Октябрь" простаивает.
– Ты не шути со мной! – вдруг озлобился Паша и грохнул кулаком по столу.
Дегтярев отодвинулся еще дальше, сказал примирительно:
– Я и не думал шутить. Откуда мне было знать, что я святого коснулся своими грязными руками.
Паша не сдержался, схватил со стола водочную бутылку, удар о раковину – в руке осталось бутылочное горлышко. Дегтярев поспешно поднялся и скрылся в комнате. Паша в себя приходил долгие пять минут. Ярость уже прошла, наваливалась усталость, хотелось лечь и лежать, и чтобы не думать ни о чем.
Дегтярева в комнате не было. Паша нашел его на балконе. Встал рядом, Дегтярев при этом даже головы не повернул.
– Ты не обижайся на меня, – сказал Паша.
Ответа не было.
– Глупо это все.
И опять Дегтярев промолчал. Паша вздохнул, ушел в комнату. Страх покинул его. То ли водка сказывалась, то ли вспышка ярости внезапная ему сил придавала. Но он не боялся сейчас никого. Достал из сумки туалетную воду, брызнул себе в лицо. Дегтярев, вошедший в комнату через несколько минут, потянул носом воздух, сказал:
– Ого, как пахнет.
Он тоже отошел, кажется. И готов был помириться. Спросил:
– Как называется?
– "Месье N". Я говорил уже тебе.
– Да-да, – вспомнил Дегтярев. – Ты где покупал эту воду?
– Я не покупал. Мне ее привезли из Франции.
He смог бы себе объяснить, зачем солгал. Но очень хотелось, чтобы вот так – из Франции.
– Хорошая вода, – похвалил Дегтярев.
Паша склонил голову, соглашаясь.
– Тебе фамилия Подбельский ни о чем не говорит? – спросил неожиданно.
– Нет. А кто это?
– Я и сам не знаю: Сегодня днем там, на складе, двое ребят на иномарке… Помнишь?
– Помню. Приезжали, четыре упаковки "шестнадцатых" забрали. Ну так что?
– И вот они разговаривают между собой, и один говорит: я, мол, сделал бы это – что именно, не говорит, – но Подбельский запретил.
– А-а, – сказал Дегтярев. – Вспомнил. Слышал я об этом Подбельском. Он у нас в городе верховодит в Ассоциации предпринимателей.
– Самый главный, что ли?
– Вроде того…
– И ребята те тоже сказали – царь и бог. Тебе на день рождения что подарить? – привычно перевел разговор на другое Паша.
– Воду, как у тебя.
– Не получится.
– Почему? – удивился Дегтярев.
– Это для самых крутых вода.
– А я, значит, не крутой?
– Нет.
– А ты?
– А я – да.
– Понятно.
Дегтярев вздохнул, но оспаривать не стал, хватит им на сегодня этих разговоров.
– Спать будем ложиться? – спросил. – Я тебе шикарную раскладушку приготовил.
– Мне все равно. Кстати, я в половине седьмого встаю.
– Отчего же так рано?
– Бегаю.
– Здоровье бережешь?
– Да.
– Желаю успеха.
27
О Ектенбаеве, оказывается, статья в журнале была напечатана. Называлась статья «Пауки». Журналист – не свой, не местный – писал о том, что нет сил уже совладать с преступниками. В прошлые времена детективы тем заканчивались, что преступник пойман. Подразумевалось, что дальше уже неинтересно – будет суд и законное наказание. Естественно, за преступлением следует наказание. И вдруг все изменилось. Преступник – пойманный и изобличенный – не обязательно будет наказан. И улики, против него собранные, тоже ничего не весят. Все ясно, казалось бы. Вот преступление. Вот подсудимый. Вот улики, доказывающие неопровержимо вину подсудимого. А вот – оправдательный приговор суда. «Вы хотите сказать, что так не бывает? – вопрошал в своей статье журналист. – Что ж, извольте. Вот вам реальная, из жизни, история». И дальше на четыре страницы – статья о Ектенбаеве.
Ектенбаев этот умудрился большие деньги из казны получить – на инвестирование социально значимых программ, как было написано. Но когда прошло некоторое время, выяснилось: не сделано ничего. И денег нет. За Ектенбаева взялись всерьез, выяснили, что деньги он попросту разворовал – обналичил, и после этого их следы затерялись. Грозил ему за это немалый срок. Но судья почему-то решил, что Ектенбаев невиновен. А все вокруг сделали вид, что судья прав.
Была в журнале и фотография. Несколько человек – хорошо одетые, сытого вида мужчины – стоят в тени дерева, улыбаются в объектив. Ектенбаев был стрелкой указан, но Паша его и без стрелки узнал бы, конечно. Хоть и коротка была их встреча, но лицо Паша запомнил. Ектенбаев, как и все на фотографии, улыбался тоже. Дела у него в ту пору, наверное, шли неплохо. Не боялся ничего. Знал, что откупится. Но не знал, что есть такой человек – Паша Барсуков. А иначе не улыбался бы беззаботно.
– Любишь старые журналы листать? – поинтересовался Дегтярев.
Паша поднял голову и сказал равнодушно:
– Не такой уж он и старый, этот журнал.
Знал, что говорил, – с Ектенбаевым история и вправду не такой давней казалась.
– Про наш город написано.
– Да, – кивнул Дегтярев. – Я читал.
Потянулся.
– Ты все выходные так проводишь?
– Как? – спросил Паша.
– Лежа на диване.
– А что в этом плохого?
– Ничего.
– И я так думаю, – сказал Паша и отвернулся.
– Одному плохо, – неожиданно встрепенулся Дегтярев.
– Неужели?
– Ты когда женат был, по-другому жил, наверное.
– Точно так же, – ответил Паша сухо.
– И к жене не тянет?
– Нет.
– Она ведь в другом городе теперь живет?
– Да.
– И ты к ней не ездил?
– Какое твое дело?! – взорвался Паша, отшвырнув журнал. – Ну что ты вечно в душу лезешь!
Дегтярев взглянул на него почти испуганно, но промолчал.
– Не лезь ты ко мне с расспросами! – сказал Паша уже более мирно, словно извиняясь. – Давай о чем-нибудь попроще побеседуем.
Поднял журнал с пола, раскрыл нервно – как раз на той странице, где фото с Ектенбаевым было. Надо будет снимок вырезать. И повесить в своей квартире на стену – рядом с Самсоновым и Охлопковым. Друзья по несчастью. Но вот этот, с Ектенбаевым рядом, – уж больно лицо его знакомо. Где он мог его видеть? Приблизил к глазам, всмотрелся. Нет, не вспомнил.
28
В понедельник Паша заехал к себе домой – вечером, после работы. Когда к Дегтяреву собирался переезжать, забыл бритвенный прибор. Вроде пустяк, а неудобство огромное.
Вошел в квартиру, остановился на пороге, вслушался почему-то. Тихо. Тикали в комнате часы. Капала вода из крана. За окном кто-то кричал: "Леха! Ле-е-е-ха-а!" Паша тщательно запер за собой дверь и только после этого прошел в комнату. Сердце отчего-то сжалось недобро – эти стены ему сейчас казались враждебными. И оставаться здесь надолго не хотелось. Как он вернется сюда? Не век же ему у Дегтярева жить. Дегтярев говорит – к жене езжай. Если бы он знал! Паша поморщился.