– Ты у нас герой, – продолжал Подбельский. – Сорвиголова. Мне бы с десяток таких хлопцев, как ты…
– Да ну! – отмахнулся Паша.
Он понимал, что Подбельский его просто провоцирует, но не мог этого сносить спокойно.
– Да-да, я забыл, – закивал Подбельский поспешно, а сам в Пашино лицо всматривался с плохо скрытым интересом.
Толкнул дверь своего номера, сделал широкий жест рукой:
– Заходи. Что мы с тобой в коридоре беседуем, словно неприкаянные.
Заскучал, видимо, совсем. Искал шута, который его развеселить мог бы. Тут Паша под руку и попался.
– Заходи, – повторил Подбельский, уже нетерпение проявляя.
Паша через порог переступил, на самого себя злясь за то, что подчиняется этому человеку.
Рабочий стол Подбельского все так же бумагами был завален. Только угол стола занимала початая бутылка коньяку. В номере пахло дорогими сигаретами.
– Вот накурили, а, – сказал Подбельский с досадой.
Потянулся было к окну и вдруг отстранился стремительно и к Паше обернулся. Снайперов опасался, наверное. И хотел, чтобы Паша окно открыл. Стояли, смотрели друг на друга безмолвно, и вдруг Подбельский рассмеялся, до окна дотянулся и распахнул его.
– Давай выпьем, – предложил.
Застоявшийся сигаретный смрад уплывал в окно, уступая вечерней свежести.
– За здоровье! – предложил тост Подбельский и первым выпил.
Паша его примеру последовал.
– А ты, наверное, решил, что я сдрейфил?
– Когда? – на всякий случай изобразил недоумение Паша.
– Только что – когда окно хотел открыть.
– Нет, не думал я ничего такого! – сказал Паша поспешно.
– А я как раз-таки сдрейфил, – легко признался Подбельский, глядя на него насмешливо. – Испугался, что пульнут в меня из-за деревьев.
И тут он Пашу переиграл. Ему бессмысленно лгать, он насквозь видит человека. А там, внутри у каждого, – ничего хорошего, если разобраться. И потому Подбельский людей презирает. Всех сразу. Скопом.
– Ты зачем лебезишь? – спросил Подбельский, вновь коньяк по стопкам разливая.
– Я не лебезю… не лебежу…
Паша окончательно смешался, поняв, как неприглядно выглядит со стороны. Подбельский к нему стопку с коньяком придвинул резким и чуть брезгливым, как Паше показалось, движением.
– Пей! – сказал.
И передразнил:
– "Не лебезю"!
Очень обидно было. Паша этой обидой умывался, и она ему лицо обжигала. Выпил коньяк залпом.
– Так коньяк не пьют, – сказал негромко Подбельский.
Под его взглядом все получалось невпопад. Он подавлял, показывал, кто ты есть на самом деле. Ничто. Ничтожество. Слизняк. Паша вдруг Дегтярева покойного вспомнил, и судорога по лицу прошла – так ему ужасно было сравнить себя с Дегтяревым. А ведь если разобраться, разницы между ними и нет никакой.
А Подбельский уже новую порцию коньяку налил.
– Медленно пей, – напомнил.
В глазах насмешка читалась. А теплоты во взгляде не было. Один холодный интерес. Паша и этот коньяк выпил залпом, посмотрел на Подбельского с вызовом.
– Да ты мне что-то сказать хочешь, по-моему, – сказал тот, слова растягивая. – А, дружок?
– Хочу! – сорвался Паша.
Ему надо было сдерживать себя, но он не мог – перед глазами Дегтярев стоял все время, лицо в слезах, слизняк, одним словом, и так страшно было оказаться на него похожим.
– Ладно, – кивнул Подбельский и опять в Пашину стопку из бутылки плеснул. – Выслушаем тебя с вниманием необыкновенным.
Сам он после первого раза уже не пил, только подливал Паше. Бутылку коньячную Подбельский в руке держал красиво очень – изящно и уверенно. Рука у него была сильная. Рука хозяина.
– Тебе не нравится, как я с тобой обхожусь, да? – спросил вдруг Подбельский.
– Да!
– Так ведь заслуживаешь.
– Не заслуживаю!
– Заслуживаешь, – повторил Подбельский твердо, разглядывая Пашу с холодным интересом.
– Нет!
Паша понял вдруг, что, если не изменит сейчас ничего, не сумеет за себя постоять, Подбельский его сломает. Навсегда слизняком сделает.
– Я не люблю, когда из меня шута делают, – сказал Паша, бешенством наполняясь.
Его злость душила, он уже и не контролировал себя.
– Я никогда и никому обид не прощаю!
– Надо же! – сказал с фальшивой почтительностью Подбельский. – Ну прямо как я!
– Я унижение ненавижу! – крикнул Паша.
Он так кричал, что даже слюной брызнул невольно на рукав Подбельского, и тот каплю смахнул быстрым осторожным движением, с Паши не спуская заинтересованного взгляда.
– Ая-яй! – сказал Подбельский. – Какой горячий! А? Огонь! Твои обидчики, наверное, очень жалеют после…
– Да!
Подбельский кивнул понимающе.
– Ты одариваешь их хорошими оплеухами, – сказал.
Паша чувствовал, как сердце колотится. Вот-вот выскочит.
– Виталий Викторович меня про жену как-то спрашивал, – сказал медленно и глухо. – Я развелся с ней, стервой. Потому что сволочью была.
– Мужской поступок, – одобрил Подбельский. – Ты ее примерно наказал.
– Она в другой город уехала, к родителям, – продолжал Паша, не обратив внимание на издевку в словах Подбельского. – А я за ней следом поехал – не сразу, конечно, а спустя полгода после развода – и убил. И ее убил, и ее родителей.
Сказал – и только теперь глаза на Подбельского поднял. В них не читалось ничего. Абсолютно.
– Это ты так крутизну свою показать хочешь, – сказал Подбельский после долгой паузы. – Но меня этим не проймешь. Я байкам не верю.
– А я никому ничего доказывать не хочу, – произнес Паша. – В этом-то вся и штука.
Сам себе налил коньяку из бутылки и выпил залпом.
– Не верите, да? – спросил.
– Тройное убийство! И чтобы ты после этого на свободе ходил?
Подбельский руками развел, давая понять, что и так все ясно – блеф, мол, о чем же здесь говорить.
– Дураком не надо быть, – сказал Паша назидательно. – Я ведь не сразу к ней поехал. Время выждал. В квартиру зашел так, что меня никто посторонний не видел. И всех троих убил.
Напряжение его уже оставляло, апатия обволакивала. Очень хотелось спать, и Паша с трудом удерживался на границе между явью и сном.
– Зачем же убил? – полюбопытствовал Подбельский.
– Я обиду не прощаю.
– Никому?
– Никому.
Подбельский на Пашу взглянул испытующе:
– А ведь я тебя в милицию сдам, дружок.
– Не сдадите, – отозвался Паша спокойно.
– Разве? – удивился Подбельский.
– Да.
Паша головой тряхнул, сон отгоняя прочь.
– Я ведь здесь кое-что тоже слышал, – произнес он с расстановкой.
Угрозы в голосе не было нисколько. Просто ставил человека в известность – и все.
– И получается, по большому счету, так, что мы с вами в чем-то похожи, Дмитрий Николаевич.
Теперь Паша имел право так говорить. И странным даже казалось, что находил совсем недавно что-то общее между собой и Дегтяревым этим нелепым. Подбельский на него смотрел хмуро, но в хмурости строгость не читалась. Скорее – задумчивость.
– Что? – спросил Паша спокойно. – Убьете? Уберете свидетеля ненужного?
– Я сразу в тебе заметил что-то, – сказал Подбельский, ничего на вопрос не отвечая. – Все-таки есть у меня нюх на людей.
А в интонации ни капли превосходства теперь не было. Двое равных разговор вели.
– Ты еще совсем пацан, Павел. Как мальчишка, который хочет взрослым подражать, и для того затягивается сигаретой. Только ты вместо сигареты хвастаешься убийством.
– Вы поверили? – спросил Паша.
Подбельский плечами пожал.
– Неважно, что там человек в прошлом сделал. Гораздо интереснее, на что он способен в будущем.
Теперь и себе коньяк налил, сделал небольшой глоток.
– Иди отдыхай, – сказал. – На первый этаж спустишься, там специальные комнаты отдыха для охраны есть.
– У меня дежурство, – напомнил Паша.
– Я скажу Виталию Викторовичу, чтобы он тебя заменил кем-то. Из тебя сейчас охранник никакой.
Это было правдой. Паша со сном боролся, как мог, но схватку явно проигрывал.
Подбельский его из номера выпроводил, вернулся к столу и, сняв телефонную трубку, Виталия Викторовича к себе вызвал. Тот пришел через минуту, свежий, будто после утреннего душа.
– Что с телевидением? – спросил Подбельский.
– В девять утра здесь будет съемочная группа. Интервью с вами выйдет в вечернем выпуске новостей.
– Этого мало, – качнул головой Подбельский. – Пусть еще пару раз его прокрутят. И непременно на утро следующего дня.
– Хорошо.
– Теперь об Ачоеве. Что о нем известно?
– В гостинице он остановился.
– В гостинице? – изумился Подбельский.
– В гостинице, – подтвердил начальник охраны.
И добавил:
– Не опасается ничего. Уверенно себя чувствует.
– Ну, мы ему крылья-то подрежем, – пообещал Подбельский.
Начальник охраны ожидал, что он расскажет наконец, когда и как Ачоеву крылья будут подрезать, но опять они этой темы не коснулись почему-то.
– И еще вот что, – Подбельский сказал, явно беседу к финишу направляя. – Одну вещь для меня узнай.
Палец поднял предостерегающе и уточнил:
– Но только осторожно! В общем, меня судьба жены Барсукова, охранника нашего, интересует.
Подумал, поправился:
– Бывшей жены. Они развелись, жена отсюда уехала. Узнай, что с ней дальше было. Это возможно?
– Да.
– Ладно, иди, – сказал Подбельский и зевнул. – День сегодня какой-то…
Хотел определение подыскать, но не смог и тогда произнес утомленно:
– Черт знает что!
67
Утром телевизионщики сделали интервью с Подбельским и уже в двенадцатичасовом выпуске новостей показали его в первый раз. Подбельский выглядел уверенным и спокойным. Удачливый бизнесмен. Настоящий хозяин.
Паша интервью смотрел в номере пансионата, где ему довелось заночевать. Он спал, как вдруг вошел кто-то из охранников, щелкнул клавишей, включая телевизор.
– А? – вскинулся Паша.
– Ты спишь, как пожарник, – сказал охранник.