— Карболка… две бочки…
— Есть карболка!
— Это хорошо!
— Йод металлический…
— Есть металлический…
— Это хорошо.
— Морфин, ампулы в коробках… Восемь штук…
— Семь. Она вскрыта… При вас, господин штабс-капитан, и вскрывали!
— А, помню… Это хорошо!
Начмед потянулся и передёрнул плечами:
— Уже, похоже, немного осталось?
— Да, скоро закончим, господин штабс-капитан!
— Таблетки опиумные — «Ускоренный марш»… Четыре коробки!
— Три коробки. Одна вскрыта… При вас, господин штабс-капитан.
— Эт-то хорошо-о… Что там осталось, Иван?
— Да только наружное… Салициловая кислота… Три ящика…
— Салициловая кислота… Три… ой! — фельдшер вдруг осёкся. — Было же… было…
— Что-о? — начмед и хирург дружно подскочили.
— А ну, давай-ка… — моргая единственным глазом, засуетился Трофим Васильевич. — Давай-ка проверим…
— Да что тут проверять-то, господин штабс-капитан, — пробормотал фельдшер упавшим голосом. — Вон они, ящики… под матрасами всегда стояли… Два на мест, а третьего — нет…
— Так, может, и не было? — недоуменно вопросил Иван Палыч. — Ну, ошиблись, когда принимали, бывает…
— Не-ет! — Глушаков погрозил пальцем. — Уж никак не могли ошибиться. Вон, и подпись, и печать… Ох, попали мы… Ох, попали…
— Да кому она нужна-то, эта чёртова кислота? — вспылил Иван Палыч. — Ладно бы — морфин или там, опиум. А то ведь ерунда на постном масле! Поду-умаешь.
— Подумаешь, да не скажешь, — Трофим Васильевич скорбно покачал головой. — Это у тебя, Ваня, в больничке, земство за все платило. Из своих денег. А тут деньги казенные!
— Так ведь невелики ж и деньги!
— Невелики? По старому мыслишь, Иван! — хмыкнув, начмед повернулся к фельдшеру. — А ну-ка, Антон, скажи-ка, сколько салициловая кислота до войны стоила?
— Да, как сейчас помню — два шестьдесят за кило, — тряхнув челкой, пожал плечами парень. — Я как раз тогда в аптеке работал. Немцы кислоту поставляли… французы ещё… потому и в килограммах расчёт.
— Значит, два рубя шестьдесят копеечек? — зачем-то уточнил Глушаков.
— В точности так, господин штабс-капитан!
Начмед саркастически ухмыльнулся:
— А сейчас сколько она стоит? Иван Палыч, ты-то знаешь?
Фельдшер и хирург недоуменно переглянулись. Ну, всякую мелочь помнить — оно надо? Кислотой дурацкой мозги забивать…
— Ну-у… подорожала, наверное…
— Подорожала, подорожала… Семьдесят рублей за кило! — во весь голос выпалил Трофим Василич.
Доктор выпал в осадок:
— Сколько-сколько?
— Семьдесят рублей! За килограмм.
— Это с двух-то шестидесяти, — очумело пробормотал фельдшер. — Одна-ако!
Каждый ящик весил двадцать пять килограмм!
— Итого получаем хищения на тысяча семьсот пятьдесят рублей! — взяв со стола счёты, подвел итог начмед. — Тысяча семьсот пятьдесят! А в Москве свою ревизию устроят. Обязательно. Ну, положено так.
Первым пришел в себя доктор. Потер переносицу, покусал губы… и вдруг улыбнулся.
— Ты чего лыбишься-то, Иван, — обиженно попенял штабс-капитан. — Тут плакать надобно! Мне — тюрьма, вам с Антоном — окопы…
— А чего плакать-то, Трофим Василич? — весело подмигнул хирург. — Подумаешь кислота… Мало ли, спекулянты цены вздули… Так что же нам, теперь за них отвечать?
— И что ты предлагаешь? Вижу, вижу, придумал чего…
— Вот именно — придумал! — Иван хлопнул в ладоши. — Я, как-то в студенческие ещё времена подрабатывал грузчиком на складах. Так вот, как-то пришла к нам фура с вином…
— Что-что пришло? — недоуменно переспросил Глушаков.
— Фура. С вином. Стеклянные бутылки в ящиках. Ну, как кислота — в банках… Впрочем, я сейчас не об этом. Я про усушку, утряску и бой! Спросите, какой бой? А сейчас увидите! А ну-ка, притащим ящики… Антон, найдется ещё один, похожий?
— Найдём…
Было два ящика — стало три. И все — с банками, с кислотой. Ну и стеклышки — «бой». И специальный — на «бой» — ведомость. Всё честь по чести.
Даже начмед восхитился:
— Ну ты, Ваня этот… аферист! А с другой-то стороны, чего нам за других-то отхватывать?
Уже потом поговорили серьёзно. Все трое — уж раз в одно дело вляпались. Антон, хоть и нелюдим, а парнем оказался понятливым. И молчаливым — это тоже было теперь важно.
— У нас с вами теперь две задачи, — взяв слово, разъяснил хирург. — Одну мы выполнили, угрозу от себя отвели. Осталась вторая — найти, кто украл. Потому как возможны рецидивы! Я так думаю, эти воры — не уровня Бублика или Сверчка люди. Не-ет, публика тут иная, солидная…
Найти, кто украл кислоту. Ага, найдёшь тут! Были бы профессионалы, сыщики типа того же Гробовского — живо бы нашли, а так… С кулоном-то — и то случайно вышло! Не выпал бы, в жизни бы не нашли.
И всё же… им всё же — нужно что-то думать. Что-что вспомнить… Что-то, связанное с перевязочным вагоном. Ведь было же! И совсем недавно.
Доктор вытянулся на койке… Вспоминай, Иван Палыч! Думай. В твоё же дежурство…
— Иван… Палыч… Вы спите уже?
Нежный девичий голосок. Женечка… Опять она. Ну, неудобно ж просто прогнать!
— Ну, так… дремлю скорее…
— А я вам хотела воротничок постирать. Ну, мы там собрались… Воду согрели. Мне же нетрудно, вот…
— Ах, Евгения, воротничок я и сам уже постирал. В умывальнике, — доктор улыбнулся. — Но, за предложение спасибо.
— Ну, в следующий раз… А мы скоро в Москве будем!
— Да я знаю, Женечка.
— Можно было бы куда-нибудь сходить… — сестренка прикрыла глаза… ой, хитруша!
— Иван Палыч… я один кинотеатр знаю. Недорогой. Как раз недалеко от Виндавского вокзала. Там кино с Иваном Мозжухиным. Вы «Крейцерову сонату» смотрели?
— Нет.
— А я смотрела! Такая чудесная фильмА… А Вера Холодная вам нравится? Мне — так да, очень! Как она в «Анне Каренине»…
— Женечка… Только что Мария Кирилловна проходила…
Ну, вот, пришлось ведь и соврать! Но, ради доброй цели — не следовало влюблять в себя девчонку! Юна слишком. Юна, мила, наивна… и мечтательна. Кино, вот, любит… Мелодрамы.
— Мария Кирилловна? Ой, Иван Палыч, я, пожалуй, пойду. Завтра увидимся!
— Обязательно, Женя!
Ушла… Ах, Боже ж ты мой… Главное, знает, что невеста есть. И всё равно…
Колёса стучали на стыках рельс, из окна в окно прыгал желто-оранжевый месяц… Вот застыл! Остановились. Снова полустанок? Разъезд? Нет… какая-то большая станция. Фонари, платформы… Поезда…
Итак, перевязочный вагон… То самое дежурство! Грузовик… Откуда он взялся? Нет, не так… Почему он, дежурный доктор Петров, не сразу заметил машину? Да потому что заглянул на вокзал. Проверил какого-то моряка — не из наших ли раненых? Зря только дергался… А о морячке-то сообщил Иваньков, дежурный фельдшер! Типа, кто-то из наших… Что же, сам не мог узнать? Или… Или тут просто нужно был убрать лишние глаза. И, пока доктор разбирался с моряком, грузовик подкатил к перевязочному вагону. Да, именно туда. И шофёр вовсе не ошибся, подъехал, куда надо — за ящиком с кислотой! Тут как раз и Иваньков оказался…
Иваньков… Так ведь про него что-то хотел сказать Мишка Бублик! Хотел, но… Интересно, спит сейчас Бублик? Вряд ли… Скорее, треплется за жизнь, в карты ведь ему играть запретили.
Так, сходить, что ли, к санитарам, послушать? Они рядом, в конце вагона… Пять полок — их.
Усевшись на полке, Иван Палыч натянул сапоги — хорошие, яловые — и, набросив на плечи шинель (в вагоне было холодновато) направился к санитарам…
Странно, но ни приглушённого смеха, ни шуток что-то было не слыхать. А ведь обычно тут было весело — еще и фельдшеры приходили, свободные от дежурств. Да, весело бывало… нынче же…
По самым потоком горела тусклая лампочка. Один из санитаров, Гриша Харалампиев, недавний гимназист из Херсона, читал какую-то потрёпанную книжку… Ага, Майн Рид! Вот ведь, приключений человеку мало… Койка Булика была пуста.
— Гриш, Бублика не видел?
— Дежурит, — не отрываясь от книжки, односложно отозвался санитар. — А, может и на платформе — курит.
Ну да, поезд-то стоял… Выйдя в тамбур, доктор спрыгнул на платформу. Действительно, не такая уж и маленькая станция. Фонари, перрон, дощатый вокзальчик… Кто-то из знакомых раненых — курят…
— О, господин доктор! Не спится? Папироску?
— Спасибо, ребята, не курю. Вы Бублика не видали? Санитара нашего…
— Мишку, что ли? — раненые переглянулись.
Один из них, рябой, подошел к доктору ближе и понизил голос:
— А что, срочно нужен?
— Уж да.
— Вон, где поворотный круг, обходчика будка… Там он. С мамзелью! — рябой ухмыльнулся во весь свой редкозубый рот. — Шикарная такая мамзелечка. Сказал, ежели срочно — звать. Или, как отправление. А так — из начальства никому… Но, вас-то, доктор мы знаем. Вы ж с Мишкой друзья. Идите, идите… Поторопитесь, так и вам мамзелька достанется!
Иван Палыч уже не слушал — спрыгнув с края платформы, побежал к будке… Мамзельку ушлый Бублик мог и притащить в вагон, как и бывало раньше, а не любовничать с ней в будке путевого обходчика, рискуя опоздать… Или… тут не в мамзельке дело? В картишки решил сыграть? Обвести заезжего лоха! В поезде-то ему — строго-настрого… Ну, Бублик, ну, хитрован… Однако, всё ж подозрительно как-то…
Подойдя к будке, доктор стукнул в оконце:
— Эй, Миша… Это я, Иван Палыч… Состав отправляется!
Никакого эффекта!
Доктор приник к окну…
Стол, керосиновая лампа… Разбросанные игральные карты… Какой-то человек в углу… Спит?
Рванул на себя дверь, Иван Палыч вбежал внутрь…
Санитар Мишка Бублик, картёжник и тот ещё хитрован, лежал на полу с перерезанным горлом! На окровавленной груди его лежала карта — дама треф…
Чёрт!
Невдалеке, у платформы, что-то зашипело. Послышался протяжный гудок паровоза.
Глава 7
Приехали…
От шока Иван некоторое стоял неподвижно. Не вид самого тела нагнал на него оцепенение — сколько их видел в годы обучения, — а непонимание того, что же делать дальше. Вот он, у ног лежит, Мишка Бублик, который еще совсем недавно был живой. А теперь с перерезанным горлом. И карта еще эта странная… Дама треф…